Непроработанная травма: почему пора отпустить страх “красного террора”

Игорь Гарькавый, директор Мемориального научно-просветительского центра "Бутово"

Отношение к сталинским репрессиям сильно разнится на уровне общественно-политической и научной дискуссий, и на то есть вполне естественная причина: ученые, делая выводы о том или ином событии, опираются на источники и факты, подтвержденные документами. Так, у нас на “Бутовском полигоне” , где в период 30-50-х годов прошлого века были казнены более 20 тыс. советских граждан, изучение тех происшествий еще с 1992 года велось при поддержке сотрудников ФСК-ФСБ на основе архивных документов, в том числе следственных дел тех лет.

В целом, начиная с 1991 года в профессиональный оборот историков постоянно вносятся новые рассекреченные документы из архивов — прежде всего НКВД и КГБ СССР. Работа ученых с этими источниками с тех пор не прекращается ни на минуту: в России и за рубежом (особенно в постсоветских странах) постоянно выходят новые публикации, пишутся диссертации. И даже учитывая то, что историки лишены предубеждений участников общественной дискуссии и в своих исследованиях следуют правилам научной методологии, оценка тех событий у всех одна и та же — специальный указ №00447, подписанный главой НКВД Ежовым в конце июля 1937 года положил начало самому настоящему государственному террору в отношении собственного населения.

Общество же, не обладая колоссальными массивами архивных данных, зачастую формулирует свои выводы исходя из эмоциональной рефлексии. Для этого период «Большого террора» подходит как нельзя лучше — в сознании наших граждан осталось слишком много не проработанных травм, любое касание которых вводит людей в состояние оцепеняющего ужаса. И это становится причиной множества домыслов, усиливающих атомизацию нашего общества, недоверие к политической системе и лишает нас способности к сплочению в моменты, действительно требующие гражданской общности. Попробуем разобраться, почему в современной России это работает именно так.

Тут важно начать с основ: государственный террор не ставит перед собой только задачу убийства конкретных людей — его главная цель в том, чтобы подчинить и запугать общество, заставить его покорно замолчать. Именно поэтому в годы сталинских расправ над населением такая государственная политика была направлена против самой многочисленной и недовольной властью части общества — крестьян. Показательна история одного из сотен тысяч подобных — Гавриила Ивановича Минаева, он жил в селе Пирочи Московской области. Был арестован 2 марта 1938 г. Приговор вынесен тройкой при УНКВД СССР по Московской обл. 13 марта 1938 г. Был расстрелян 22 марта 1938 г. на Бутовском полигоне НКВД под Москвой. Его казнили за то, что он публично высказывался о том, как у крестьян в их селе при царе было по лошади, несколько коров и в целом все жили хорошо, в отличие от “социалистического рая”.

С точки зрения обычного человека расстрелять кого-то за такую фразу — абсурдная жестокость. Абсурдная она хотя бы потому, что этот человек – налогоплательщик, который много трудился, приносил пользу государству и обществу, а в годы войны (которая в действительности и началась спустя пять лет) мог бы защищать рубежи Родины в качестве солдата Красной Армии. Но при этом мы понимаем, что советская власть решала очень важную для нее политическую задачу — ей было необходимо заставить огромную массу крестьянского населения работать в тяжелейших условиях, сложившихся после окончания колхозной реформы, используя при этом методы скажем так “внеэкономического принуждения”.

Все это обрело настолько страшный и системный характер, что жернова этой жестокой машины начали перемалывать людей и вовсе непричастных к какой-либо “контрреволюционности”. Так, у нас на “Бутовском полигоне” были расстреляны около 1,5 тыс. инвалидов, которые ну никак не могли представлять угрозу для власти. Как так получилось? Вот еще один яркий пример — судьба Ивана Семеновича Разинова. Пенсионер (в прошлом минер Кронштадтского порта) в 20-летие Октябрьской революции переходил улицу Горького в неположенном месте. Задержан за “препирательства с милиционером”. Разинов получил сначала предписание: «выселение из Москвы и Московской области». Затем тройкой УНКВД за то же самое он был осужден на 10 лет лагерей, а поскольку в лагеря инвалидов не брали, после признания нетрудоспособным был приговорен тройкой при УНКВД СССР по Московской обл. к высшей мере наказания и расстрелян в Бутове 21 февраля 1938 г. за “озорные и хулиганские действия” против советской власти.

Самое страшное во всех этих событиях то, что «Большой террор» — это абсолютно рукотворная катастрофа, превратившаяся в глубинную травму для нашего народа. И хотя после наступления гласности в 90-е годы эта тема стала публичной, она по-прежнему не проговорена и не проработана как следует. Наша общая неспособность говорить и думать об этом прямо сейчас, желание отмахнуться от нее — и есть свидетельство того, что эта зона в нашей исторической памяти попросту блокируется.

Так происходит из-за того, что эту травму получили не только непосредственные участники тех событий и их семьи — таким страшным и кровавым методом большевикам удалось запугать общество настолько, что этот страх до сих пор живет в умах и сердцах людей. Хотя дистанция до тех событий уже достаточно большая — больше, чем до Великой Отечественной войны, унесшей жизни гораздо большего числа людей, о которой мы вполне сознательно и охотно дискутируем. Причина в том, что война была вызвана агрессией извне, и вся наша страна была вынуждена отвечать на нее, проявляя героизм и самопожертвование, в которых человек, несмотря на все ужасы, обретал уважение и достоинство, хотя бы посмертно. В отличие от неё, массовые расправы тех лет — акт жесточайшей агрессии государства к собственному народу, сравнимый по форме с домашним насилием, истории которого обычно остаются за закрытыми дверьми.

Неготовность и неспособность обсуждать это насилие стало, на наш взгляд, одной из причин страшной атомизации нашего современного общества. И она может стать причиной еще более тяжелых последствий для нашей страны в переломный момент — а именно такой мы, безусловно, переживаем именно сейчас. Когда общество атомизировано, то есть между людьми разорваны человеческие связи, это не позволяет им проявить солидарность и выживать в непредсказуемой обстановке.

Много написано про то, что колоссальное недоверие к власти, унаследованное современным обществом от советской эпохи, является большой проблемой для развития нашего государства, в том числе и экономического. Даже в современных темах, обсуждаемых нами, мы скованы подсознательным страхом того, что нечто подобное может повториться вновь. И этим явно пользуются противники нашего государства. Чтобы наконец избавить все общество от этого страха и не позволить ему больше разъедать наше общественное сознание, государству необходимо проявить однозначное отношение к тем событиям. Начало этому было положено еще принятием 18 октября 1991 года Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий», и эту работу продолжил президент Владимир Путин, посетивший “Бутовский полигон” в 2007-м.

Позднее, в 2015-м году была принята Концепция государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий, но ее положения пока, к сожалению, еще не реализованы на практике. А ведь прописанные там меры, такие как мемориализация мест массовых захоронений, создание музеев и мемориальных комплексов, проведенные с поддержкой федеральных и региональных властей, вполне могли бы помочь не просто обрести покой душам и семьям пострадавших, но и стали бы зримым символом национального примирения. Кажется, это то реальное дело, которое поможет нам всем перевернуть эту страницу истории, отпустив и свой внутренний страх.

В этих вопросах работает “суверенитет памяти”. Никто извне не может там сказать, что и как нужно делать со своим прошлым. Это наша история и наша память. Наши отношения и наши чувства. И именно нашему обществу важно вновь и вновь получать сигнал, от нашей современной власти, что она прекрасно осознает: ужас сталинских репрессий никак не оправдал ни реальные, ни мнимые политические выгоды, которые большевистская партия рассчитывала от них получить. Сейчас уже всем очевидно, что такие методы не просто преступны и неэффективны, но еще и рикошетом бьют по тем, кто берется за этот меч — номенклатурный некрополь репрессированных партийных работников и чекистов, который находится в “Коммунарке”, это прекрасно иллюстрирует. У нас больше нет ни исторического времени, ни ресурсов на повторение ошибок прошлого. История должна нас чему-то учить, и «Большой террор» — как раз тот урок, который нам пора усвоить, чтобы сдать экзамен и двигаться дальше.