Виктория Павлова
15 февраля вице-премьер Дмитрий Чернышенко на заседании Совфеда озвучил расходы по госпрограмме «Научно-технологическое развитие Российской Федерации», объединяющей 34 ранее разрозненные программы. Общая сумма финансирования составит 1,2 трлн рублей. Из них 559 млрд направят непосредственно на научные исследования и разработки. Ровно столько же, 1,2 трлн рублей, на науку правительство выделяло в 2020 году. Но теперь это уже совсем другие деньги! С января 2020 года по февраль 2022 года официальная инфляция «съела» 27,8%. Наша наука в этом году получит от государства менее 1% ВВП. Израиль, по оценке ООН, на исследования тратит 5,1% ВВП, Швеция, Бельгия и США – по 3,5% ВВП. В абсолютных значениях разница ещё больше. США в 2020 году потратили на эти цели 657,5 млрд долларов (почти 49 трлн рублей), а Китай – 525,7 млрд долларов (39 трлн рублей). Расходы России на этом фоне – капля в море.
Когда денег недостаточно, а при этом надо ещё умудряться не падать в грязь лицом, в ход идёт финансовая бюрократия. Недавно на заседании Совета при президенте по науке и образованию министр финансов Антон Силуанов заявил о необходимости усиления контроля за расходованием бюджетных средств, «чтоб были результаты, а не отчеты о публикациях». То есть требований к учёным выполнять некий план по научным открытиям (что уже звучит абсурдно, учитывая, что все значимые открытия в этом мире происходили буквально случайно – да, этому предшествовали годы исследований, но едва ли кто-то решился бы «запланировать» пенициллин или динамит), оказалось недостаточно. Теперь госбухгалтерия требует гарантий того, что научные достижения найдут практическое применение. Неужели до этого все наши ученые просто экспериментировали с теоретическими выкладками?
С достижениями в сфере науки сейчас у России действительно есть большие проблемы. По итогам 2018–2021 годов наша страна оказалась на 10 месте в мире по числу научных публикаций, индексируемых в «Scopus». Особенно много публикаций в сфере естественных наук: мы на 6 месте в мире. Но востребованность этих публикаций в глобальном исследовательском сообществе оказалась на 25% ниже среднемирового уровня. Зачастую дальше публикации в научном издании дело не идёт. В Глобальном инновационном индексе 2022 года от Всемирной организации интеллектуальной собственности Россия заняла лишь 47 место, расположившись между Словакией и Вьетнамом. Даже в своей группе стран с доходами выше среднего Россия расположилась на 10 месте, а в лидерах – Китай, Болгария и Малайзия
Виртуозное умение чиновников сделать красивый отчет и что-то лишь «для галочки», похоже, оказалось заразным. Интересно, как так вышло, и виноваты ли в этом сами ученые, но что-то подсказывает, что без давления этих самых чиновников не обошлось.
Заведующая лабораторией высшей нервной деятельности человека Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии РАН Ольга Мартынова, что без свободного творчества учёным успеха не добиться:
- Я не думаю, что ученые – как сумасшедшие дети, которые готовы все потратить и потом не отчитаться. Но вы не можете запланировать открытие, вы давно открыли бы уже то, что хотели бы запланировать. Смысл научной работы – это поиск, это поисковые исследования, что-то можно запланировать точно, а что-то в принципе нельзя даже прогнозировать. Поэтому планировать научные исследования, а особенно их контролировать – очень тяжело. Конечно, власти пытаются контролировать бюджеты и расходы по научным проектам. Это ограничивает работу, потому что, например, вы хотите проверить какие-то три вида антибиотиков, и вы понимаете, что третий вид совершенно не действует. Однако чиновник требует все равно его проверить - заменить его нельзя, потому что вы его уже написали в своих планах. Это неправильно, свобода редактирования своего плана должна быть всегда.
Член-корреспондент РАН, директор Института космических исследований РАН Анатолий Петрукович и вовсе считает, что попытки чиновников вмешиваться в работу учёных могут привести к непоправимым последствиям:
- Знать точно, что именно сработает, конечно, невозможно и административные методы здесь неприменимы. У СССР уже был печальный опыт запрета генетики и кибернетики как совершенно ненужных и даже вредных дисциплин. Мировой опыт дает однозначный ответ на вопрос как определять приоритеты, минимизировать риски. Фундаментальные исследования ведутся по широкому перечню тем, определяемому самими учеными и на конкурсной основе. Это на самом деле – малая доля бюджета науки, и она финансируются напрямую государством.
Как в развитых странах функционирует конкурсная основа – пояснила Ольга Мартынова:
- В других странах у ученых практически везде короткие контракты – у них срочные трудовые контракты, подаются заявки на финансирование из различных фондов – финансирование может быть любое, но это краткосрочный проект – 3-5 лет с возможностью его продления. И под этот проект финансируются ставки. Получилось – можно продолжить, получить дальнейшее финансирование. Не получилось – все, проект закрывается, и это такой естественный отбор исследований, которые могут добиться результата. Но при этом всегда есть доля процента, которая дается на фундаментальные исследования, где понятно, что результата может и не быть (такого результата, который можно продать в ближайшем будущем или на нем заработать), но это всегда финансируется в определенном проценте.
Однако не все научные открытия сродни открытию радиоактивности или формулированию теории относительности, которые предсказать действительно невозможно. Наука также занимается и практическими исследованиями, планирование в которых основывается на ранее полученных данных. Так например, в 2010 году физики из Университета Манчестера Андрей Гейм и Константин Новосёлов стали лауреатами Нобелевской премии за открытие в 2004 году простого способа получения графена – материала с уникальными свойствами толщиной в один атом углерода. Хотя первые образцы графена были выращены ещё в 1970 году, а термин «графен» появился в 1986 году. Директор Центра НТИ и ИИ МГТУ им. Н.Э. Баумана, д.т.н. Владимир Нелюб считает, что без планирования научных открытий не обойтись:
- Научные прорывы можно и нужно планировать. Главная задача науки - работать не в стол, а для промышленного и коммерческого внедрения инновационных решений и разработок. Современные цифровые технологии, механизмы анализа больших данных, искусственный интеллект позволяют решить масштабные задачи автоматизации планирования. Решения в этих областях наиболее актуальны как для промышленности, так и для здравоохранения. Уже сегодня можно сформировать ограниченный перечень ключевых инновационных проектов, определить отсутствие критических технологий, спланировать НИР и ОКР, построить систему контроля рисков. Весь необходимый инструментарий у нас есть.
Планирование планированием, но в развитых странах здоровая конкуренция является основой исследований на всех уровнях. Ещё и потому, что прикладные разработки финансирует не государство, а бизнес – добавляет Анатолий Петрукович:
- На прикладные разработки тратится в десятки раз больше средств и финансировать прорывы именно «в промышленности и здравоохранении» должен не министр финансов, а заинтересованные заказчики, разного рода венчурные фонды. Именно они следят за обоснованностью затрат. И все равно, далеко не каждый проект приносит прибыль, но те прорывы, которые удаются, с лихвой окупают все затраты на науку. К сожалению, российская реальность состоит в том, что большую часть прикладных исследований финансирует напрямую государство, и госорганам действительно затруднительно работать в такой рискованной области как инновационный бизнес.
В любом случае и для спонтанных открытий, и для запланированных прорывов нужны свежие талантливые мозги. А в России образ учёного, академика – это образ умного, но сильно пожилого человека, который вспоминает о том, какие уникальные устройства изобретали, какие открытия совершали в советское время, используя совсем другое оборудование. О том, кто остался в науке, кто в неё приходит, а кто и почему покидает эту сферу, читайте в следующем материале «НИ».