Кризис величия: почему государства перестали справляться с глобальными проблемами

Тотальным ослаблением государственной власти объясняют некоторые аналитики катастрофические последствия разного рода напастей в современном мире, будь то военные конфликты, эпидемии, землетрясения или наводнения. Экономист и популярный блогер Василий Тополев, к примеру, уверен, удивительная беспомощность государства стала главным сюрпризом последних трёх лет.

Даже самые могущественные государства не знают, что делать

Вот взять РФ, которая долгие годы пыталась косплеить Российскую империю и Советский Союз одновременно с «только двумя союзниками - армией и флотом», а на деле получилось... ну, то, что получилось.

Но вот Турция, тоже долгие годы изображавшая одновременно чуть ли не новую Османскую империю, призванную объединить земли, некогда находившиеся под властью Блистательной Порты, и одновременно - центр всего тюркского мира, протянувшегося до самого Алтая. Но происходит землетрясение - и дома, строившиеся друзьями Эрдогана, рушатся сотнями, завалы сутками никто не разбирает, а в порту Искендеруна так же сутками бушует пожар, который толком некому тушить.

Хорошо, но вот вам Соединённые Штаты. Начинается эпидемия. Казалось бы, борьба с эпидемиями - одна из базовых, самых древних функций государства, наряду с ведением войн и наказанием убийц, грабителей и воров. И как реагирует на эпидемию государство? Разные штаты готовы друг другу чуть ли не войну объявить из-за масок. Губернатор главного штата - Нью-Йорка - принимает гениальное решение селить заболевших в дома престарелых рядом со стариками, которые от нового вируса мрут как мухи. Президент тем временем всерьёз обсуждает в твиттере, не стоит ли заболевшим кушать таблетки для выведения глистов у лошадей. Главный врач-вирусолог страны в каждом выступлении противоречит сам себе. Сплошной бардак, хаос, экономика рушится, начинается инфляция, люди при этом умирают сотнями тысяч.

Но вот Китай. Здесь в ответ на эпидемию на три года вводятся безумно жестокие карантины. А когда становится ясно, что бесконечно с карантинами жить нельзя, их просто... тихо отменяют, ничего не сделав для подготовки к отмене. Китайцы, которым три года дурили мозги про чудовищно смертоносный вирус, из-за которого рабочие должны спать на фабриках, а заболевшим надо заваривать двери в квартиры, при первом чихе в панике бегут в больницы. Нестарые люди без ожирения, диабета, болезней лёгких и сердца, то есть люди, для которых вероятность умереть от нынешнего штамма короны стремится к нулю, вместо того чтобы посидеть дома и попить горячего чаю, набиваются в приёмные отделения, как сельди в бочку, и сидят там сутками (!). У врачей не остаётся времени на тех, кому действительно нужна помощь, а сами отделения превращаются в биолаборатории, где чихающие люди успевают заразить друг друга вообще всем на свете.

Или Англия. В Англию пришёл экономический кризис. Цены на энергоносители резко выросли - это раз. Деньги от российских олигархов и катарских шейхов перестали течь в страну широкой рекой - это два. Инфляция заставила центробанки по всему миру повышать ставки, из-за этого цены на финансовые активы упали, и Лондон, делящий с Нью-Йорком первое место в списке мировых финансовых центров, лихорадит - это три. Разрыв торговых связей с Европой после выхода из Евросоюза - четыре.

Ничего уникального в кризисе нет. Первый классический экономический кризис случился именно в Англии два столетия назад, и с тех пор страна пережила этих кризисов с дюжину (см. книгу Киндлбергера). Что делать для борьбы с кризисом - в общем, известно. И тут приходит новая премьер Лиз Трасс и предлагает гениальный план: а давайте мы сохраним расходы, но резко снизим налоги, из-за к нам в страну сразу потянется бизнес и скоро мы станем Сингапуром Европы! В ответ на гениальный план цены на казначейские облигации уходят в пике, падая темпами, ещё недавно казавшимися невозможными для британских государственных бумаг.

Еще в первой половине XX века всё было ровно наоборот

Тогда сюрпризом стал гигантский потенциал государства. Перед Первой мировой считалось, что война может продолжаться не дольше года - потом у воюющих стран окончательно закончатся деньги. Даже в 1916 году сам Кейнс писал панические доклады о том, что у Британии осталось ресурсов всего на несколько месяцев ведения военных действий. Французские генералы перед войной полагали, что основные боевые действия будет вести регулярная армия мирного времени (600 тысяч), а мобилизованные будут использоваться для второстепенных задач. В итоге война шла четыре года три месяца, а Франция и Германия мобилизовали чуть ли не пятую часть своего населения - почти семь и больше тринадцати миллионов, соответственно.

Во Второй мировой СССР и Германия смогли бешеными темпами нарастить выпуск военной продукции - при том, что Союз за первые же месяцы войны потерял львиную часть промышленного потенциала, а Германию, отрезанную от внешних рынков, нещадно бомбили. Наконец, последовавшая после войны ядерная и космическая гонки окончательно убедили всех в почти неограниченных возможностях государств.

А сейчас впечатление от чтения новостей такое, что государства вообще перестали справляться хоть с какими-то неожиданными задачами и вызовами. Конечно, каждый конкретный случай можно объяснить, можно рассказать, почему нельзя всё смешивать в одну кучу и всё такое. Но я именно про впечатление: беспомощность, неспособность выстраивать планы и следовать им, хаос и бардак.

Раньше боролись просто за величие, а теперь за его возврат

Предложили сразу два объяснения.

Первое вот какое. Все перечисленные в посте выше лидеры действуют внутри нарратива, для них декорации важнее содержания пьесы. Эрдоган возрождает Османскую империю заодно с империей сельджуков. Путин, кажется, мечтает выстроить своеобразный новый Советский Союз, только со сверхпривилегиями для элиты. Лиз Трасс не только в риторике, но даже в одежде и жестикуляции пыталась копировать Тэтчер. Трамп играет на чувствах американских стариков, мечтающих о возвращении в старую добрую Америку, в идеале в полумифические времена раннего Эйзенхауэра, когда могущество США казалось безграничным, будущее безоблачным, а процветанию американской семьи завидовали даже европейцы, и никакие китайцы не отбирали нашу работу. Чего хочет Си Цзиньпин - сказать сложнее, но, кажется, хочет он страну идеальной бюрократии, как из древних трактатов - такого себе гигантского Сингапура, в котором ещё больше государства и ещё меньше свободы.

А вот кайзер Вильгельм, Гитлер, Сталин, Рузвельт, Хирохито и прочие ничего такого не хотели. Они ничего не собирались делать грэйт эгейн (англ: снова великой) . Они боролись за доминирование - в мире или, по крайней мере, в значительной её части. Декорации были важны в той степени, в которой они могли повысить реальную эффективность системы.

За деревьями не видно леса

Второе объяснение прямо противоположно первому, и исходит оно от - да-да, не кривите лица - от Насима Талеба. Он придумал закрученный термин «транспарентная оруэллизация».

Обилие данных, информационных сигналов и всякие там бигдаты делают прозрачными многие недостатки систем, заставляя не видеть сами системы и то, как они работают.

Это то, что называется «не видеть за деревьями леса». Данные собираются везде и отовсюду, место нескольких общенациональных газет занимают тысячи и тысячи блогеров, а уж экономистов, социологов, политологов, историков - как собак нерезанных, и они же, собаки эти, публикуют исследования и выстраивают теории, которые все противоречат одна другой.

Впрочем, две вроде бы противоречащие гипотезы можно объединить. Когда информации становится так много, что за её обилием общая картина перестаёт быть видна, пытаться повышать общую эффективность системы становится просто невозможно. И тогда на место эффективности приходит простой и понятный нарратив - вернуть всё взад. «Нужная» инфа отбирается и загоняется в этот нарратив, «ненужная» - отсеивается.