Сплетались правда с вымыслом.... Об одесских воспоминаниях Алены Жуковой

Анна Берсенева

Действие книги Алены Жуковой «Всё, что помню» (М.: RUGRAM / Флобериум. 2022) происходит в одесском дворе в последнее двадцатилетие ушедшего ХХ века. Любой двор был в те годы совершенно иным понятием, чем сегодня - если сегодня такое понятие вообще существует. А уж двор работников кино и театра на знаменитом Французском бульваре! Конечно, там шла особенная жизнь, и девочка Алена (ее мама работала на Одесской киностудии), которая провела в том дворе свое детство и юность, не забыла об этом в своей взрослой жизни, вышедшей далеко за его пределы. Не забыла в Ленинграде, где училась музыке и окунулась в «славный питерский андеграунд», в Канаде, куда уехала вскоре после того, как развалился Советский Союз, а вслед за ним и киностудия…

В книге о своем одесском детстве и юности Алена Жукова, по ее словам, «попыталась соединить реальность и вымысел. Реальность — это то, что помню, а вымысел — книги, которые писала».

Читатель, которому важны только интересные воспоминания, найдет их здесь в большом количестве. Это, например, история о том, как Валерка, сын кинематографистов Миры и Петра Тодоровских и сам будущий кинорежиссер, чуть не угодил шестилетней Алене камнем в глаз. И о том, как ее бабушка сдавала комнату приезжим актерам и, следя за их нравственностью, ночью прогоняла молодого Василия Шукшина от совсем юной актрисы Тамары Семиной. И о том, как Алена преодолела мамино сопротивление и сама стала работать музыкальным редактором на Одесской киностудии: «Работа все теснее переплеталась с личной жизнью, а двери моей квартиры на Французском бульваре уже не закрывались. Близость киностудии делала из квартиры творческий филиал. Продолжилась семейная традиция».

По каждому из воспоминаний можно представить себе эпоху, с которой оно связано.

«Начинались девяностые. Дивное время для кино. Хотя еще долго не уходили в небытие редколлегии и худсоветы. Помню, как один из них закончился инфарктом у режиссера Александра Павловского. Шло обсуждение сценария «И черт с нами» Игоря Шевцова, в котором оживал Сталин и люди, хоть и глотнувшие воздух свободы, быстро от этой свободы отказывались. Члены худсовета настаивали, что сценарий уже не актуальный: «Какой Сталин? Помилуйте! На дворе перестройка вовсю!» Режиссер доказывал обратное — все может измениться в одну секунду. И он был прав. Случился путч. На следующий день мы пришли на киностудию, а материал фильма не выдают, все опечатано. Работа остановлена. Зловещий дух «конторы» навис над картиной и нами. Хорошо, что ненадолго. Демократия победила, картина была закончена. Во время премьеры зал хлопал стоя, а реплика из фильма «Не умеете, не беритесь...» о старой гвардии сталинистов, мечтающих о реванше, вызвала взрыв хохота. Что сказать, возможно, рано смеялись…».

Но есть немало читателей, которых увлекают не сами по себе реальные события и люди, а их преображение в художественной прозе, происходящее в каждой из глав - «Детство», «Двор», «Бабушка», «Школа», «Музыка»… В этом преображении рождается такая пронзительность чувств, какую люди не могут ощутить в действительности. Как не могут соседи по коммунальной квартире почувствовать острую жалость к старухе Дубирштейн. Старуха раздражает их своей неспособностью о себе позаботиться и неизбежным физическим упадком, которым сопровождается ее одинокая старость. Она же говорит о них: «Хамы. Несчастные люди. Мне их действительно жаль. Они так мало видели и знают и, самое печальное, так мало хотят...». Старуха Дубирштейн видела и знает очень многое - фашистскую оккупацию, во время которой ее спасла от гибели подруга, смерть этой подруги у нее на руках, когда «Эстер увидела такое, что абсолютно и навсегда примирило ее со смертью. На Шурином лице застыло блаженство. Это было похоже на то, что произошло с Мишиным лицом после их первой брачной ночи. Поразительное совпадение она истолковала по-своему. Лучше всего подходило слово «облегчение», но она ошибалась. Это была Любовь». И все это делает образ старухи Дубирштейн не мемуарной зарисовкой, а художественным явлением.

В рассказы вплетается и мистика. Так, в главе «Холера и магия» автор вспоминает, как в руки ей, подростку, попали гадальные карты мадам Ленорман, точно такие, с помощью которых была предсказана гибель Наполеона. Любопытная Алена по примеру знаменитой французской гадалки решила «запустить руки» в сны подружки, чтобы в ту влюбился соседский парень. Но вместо символа страстной любви выпала бессмысленная, на взгляд девчонок, карта с изображением гроба.

«После сеанса «запускания рук» в сны подруги никакой магии не произошло — парень в ее сторону не глядел. Мне это надоело, и я с радостью признала себя никудышней ведьмой, вступив в комсомол и завязав со всякими глупостями. Но, видимо, карты и руки что-то где-то нарушили».

Нарушили или нет, но через несколько лет объект гадания застрелил ту выросшую подружку из-за того, что она отказалась выйти за него замуж…

«Неизбежно в жизни человека случаются моменты, когда кажется, что за видимым существует невидимый мир — он-то и есть главный, который управляет судьбой, вторгается в повседневность, пугает, насылает морок... Детские страхи оттуда, да и взрослые тоже», - заключает Алена Жукова. И пишет мистический рассказ «Числа», героиня которого обладает даром предсказывать даты смерти людей.

Это мастерски осуществленное сплетение событийной правды со свободным вымыслом не просто образует повествовательную структуру, но составляет главную и яркую примету книги «Всё, что помню».