Российские, но и не только, аналитики в связи с событиями последнего времени продолжают размышлять о том, что не так с Россией? Почему в очередной раз в ней провалились и демократизация, и модернизация?
Политолог Мария Снеговая, например, считает чудом, если бы случилось обратное, и объясняет это тем, что население страны во многом сохранила крестьянские установки, причем еще и с опытом крепостного права, который воспроизводился даже во времена советской власти.
Снеговая ссылается на книгу известного американского политолога Эдварда Бэнфилда «Моральные основы отсталого общества» (The Moral Basis of a Backward Society), где тот объясняет, как такие характеристики крестьянских сообществ, как 1) узкий радиус доверия, 2) аморальность (категории добра и зла применяются только к членам семьи, но не к другим членам общества) и 3) неготовность защищать интересы группы, выходящей за пределы нуклеарной семьи, препятствуют их экономическому и политическому развитию.
Снеговая считает, что хотя россияне в большинстве своем проживают в городах, советская урбанизация, видимо, не смогла запустить процессы модернизации, аналогичные урбанизации на Западе. Отсутствовал класс независимых от власти собственников, пресловутая буржуазия. В российском случае на это наложился опыт ГУЛАГА и распространение криминальной культуры по всей стране.
Как раз эти характеристики и имперское наследие, по мнению автора, не позволили здесь возникнуть в конце 1980-х массовому национально-освободительному движению по типу других стран коммунистического лагеря. Однако цепные реакции по всему коммунистическому лагерю, экономический коллапс и недовольство траекторией развития страны даже среди советского класса управленцев запустили процессы, которые привели к временному ослаблению центральной власти в РФ и распаду СССР. При этом, поскольку массового национального освободительного движения в России не было, элиты толком не сменились (никто их всерьез и не пытался заменить), советская номенклатура осталась у руля. Даже «либерал» Ельцин был квинтэссенцией советской номенклатуры.
Именно поэтому население, временно получившее сверху спущенные свободы, за них не боролось и не держалось, и оставалось вопросом времени, когда новая-старая элита реконсолидируется и перезапустит те процессы, с которыми только и была знакома в СССР. Все так и вышло, уже во второй половине 1990-х при ослабевшем Ельцине, а очевидно стало уже при Путине.
Поэтому, считает Снеговая, провал демократизации России не является загадкой:
«Скорее, удивительно, что при таком состоянии общества и элит вообще хоть какая-то модернизация и демократизация оказались возможны. Российское общество не было гражданским к началу Перестройки и только к 2010-м годам рост экономического благосостояния и соответствующие процессы модернизации стали создавать тонюсенькую прослойку независимого от власти среднего класса (не того, который работает на госкорпорации и силовые органы), ставшего требовать политических и гражданских свобод. Однако ее силы (несколько сотен тысяч человек) против элит, слившихся в тандеме с «глубинным народом», были абсолютно неравны. Этот слой к началу войны составлял максимум 20% в Москве, и гораздо меньшую долю в остальных городах-миллионниках. К тому же, с 2012 года Кремль проводит последовательную политику по уничтожению этой и без того крохотной в отношении к остальной стране группы. Большинство из них уедут или затаятся. Поэтому демократизация России очень маловероятна даже при смене руководящего лица…»
Похожую точку зрения высказывает в своем интервью изданию «Бизнес-онлайн» российский методолог и футуролог Сергей Переслегин, расширяя при этом феодальные рамки, в которых находится российское население:
«Россия — это в элитном смысле нормальное феодальное государство. Это, кстати, означает, что бессмысленно ругать российскую элиту за то, что она погрязла в коррупции. Это вовсе не коррупция, это обычное взимание феодальной ренты, какой она и должна быть. Но нужно иметь в виду, что феодализм — это система, работающая в две стороны. Да, феодалы имеют право взимать ренту со своих подданных. Но в случае войны они обязаны вместе со своими взрослыми сыновьями и в полностью боеспособном виде явиться под знамёна великого вождя. Таково требование феодализма…»
Выводы Снеговой не остались без внимания ее читателей. Отнюдь не все из них согласились с таким обобщением.
К примеру, жительница Нью-Йорка Майя Новикова считает, что демократические ценности вообще приживаются очень плохо в любой стране мира, даже в самой цивилизованной:
«С одной стороны, из общества, которое за последние 30 лет впитало в себя какие-то (любые) ценности, выжать эти впитанные ценности без остатка можно примерно за год. С другой стороны, наблюдая за тем, как меняется американское общество, созданное, рожденное даже, на принципах, записанных в Конституции страны, начинаешь подозревать, что природа человека ничем не отличается ни в России, ни в Америке, ни в любой другой точке земного шара…»
А профессор Пенсильванского университета Татьяна Михайлова уверена, что винить в этом нужно не народ России, а так называемые «элиты»:
«Важно не «менторство», что бы под этим ни подразумевалось, а институты, правила игры. Нигде в Восточной Европе народ не вытолкнул элиты. Одни элиты вытолкнули других. У нас просто не было прозападных элит, или вообще каких-либо «несоветских» элит. «Народные» революции бывают редко. В революциях лидируют подгруппы элит, как в феврале 1917-го. Без элит бывает захват власти бандой, как в октябре 1917-го. Народу в то же самое время отлично зашли всеобщие выборы в Учредительное Собрание.
Восточная Европа получила поддержку в обмен на «отказ от суверенитета» - т.е. в обмен на насажденные западные институты. Т.е. двойную поддержку. Россия не получила ни того, ни другого. Институты устраивать доверили российской элите - вот они и устроили. Народ, который вы так старательно смешиваете с дерьмом все эти месяцы, никто никогда ни о чем не спрашивал, ни о его мнении, ни о его ценностях…»
Журналист и публицист Павел Пряников, в принципе согласившийся с точкой зрения Снеговой, видит в нынешней ситуации и кое-какие позитивные сдвиги:
«Что собой представляло это общество в его основании, т.е. после Революции? Полное изгнание всей прежней управленческой вертикали – от аристократии до нарождавшейся буржуазии и высшей интеллигенции. История знает только ещё один такой пример – Революция на Гаити в начале XIX века. За два века эта страна так и не оправилась от перемен.
Россия за советское и особенно российское время всё же прошла большой путь. Значительная часть крестьян и посада (они составляли 90% к концу 1920-х) стали горожанами, получили базовое образование.
А после 90-х эти россияне, потомки угнетаемых столетиями низов, впервые в истории осознали, что такое частная собственность, свобода распоряжения своим телом, передвижения, получения информации. Детское, в зачаточном состоянии на уровне «Маугли» общество стало очень быстро цивилизоваться и взрослеть.
То, что минимум 40% российского общества всего за 30 лет впитало базовые ценности развитого мира – это очень много. За два века после реформ Петра эти ценности впитались только в 5-10% населения.
Все социологические и антропологические исследования (западные, вроде Инглхарта, и российские) показывают, что российское общество мало чем отличается от обществ своих собратьев в Восточной Европе. Особенно близка нам, если опять же вспомнить исследования Инглхарта, - Словакия. Также близка Польша.
И это при том, что Восточная Европа попала под зонтик менторов из Западной Европы, поделившись с ними суверенитетом. Если бы Россию поместили в ЕС в начале 2000-х, уверен, наше общество было бы даже выше своих соседей по Восточной Европе. России «не повезло» не с народом, а с начальством. Отдельная печальная история.»