«С ней ушла целая эпоха…» На смерть Наталии Рязанцевой

Список потерь российской культуры в новом году, увы, пополняется. На 85-м году жизни скончалась легендарная Наталия Рязанцева, сценарист, соавтор важнейших фильмов советской эпохи, снятых выдающимися режиссерами: «Крылья» (режиссер Лариса Шепитько), «Долгие проводы» (режиссер Кира Муратова), «Чужие письма» (режиссер Илья Авербах) и других... Она была женою знаменитого поэта, сценариста и режиссера Геннадия Шпаликова, и не менее знаменитого режиссера Ильи Авербаха. Смерть Рязанцевой осталась почти незамеченной со стороны отечественной культурной общественности, и только ее коллеги отозвались в своих блогах.   

Всего в нескольких историях она сполна выразила себя и эпоху

Киновед Андрей Апостолов пишет на свой странице: «В ее кинематографической жизни поражало редкое соотношение количества с качеством.

Она прожила в кино долгую жизнь.

Первые фильмы по ее сценариям - середина 60-х.

Последний (на сегодня) - начало десятых.

При этом в фильмографии чуть больше десятка картин.

Количественно скромно.

Но качество…

Всего в нескольких историях она сполна выразила себя и эпоху.

В этом они похожи со Шпаликовым, только он отразил (а ещё вернее - сочинил) «оттепель», а Рязанцева - ее угасание.

Ее сценарная практика удивительно ровно распределилась между фильмами лучших наших женщин-режиссеров (Шепитько, Муратова, Поволоцкая, Проскурина) и «Ленинградской школой», с которой ее прочно связали Илья Авербах и пресловутое моральное беспокойство…»

Апостолов предлагает своим читателям обязательно посмотреть малоизвестный фильм снятый по сценарию юной Рязанцевой двумя студентами-кинематографистами Ильей Авербахом и Игорем Масленниковым - «Личная жизнь Кузяева Валентина»: «Я доверился и настроился смотреть «пробу пера» будущих больших режиссеров (Авербаха и Масленникова) по «раннему и неровному» сценарию Рязанцевой. А в итоге увидел абсолютный шедевр с изумительно тонким юмором, где нет никаких ярлыков и оценок, где, как и всегда у Рязанцевой, все правы в каждом отдельном эпизоде и никто не прав раз и навсегда…»

«Я не слишком люблю американское кино…»

Киновед Андрей Плахов уверен, что Наталия Рязанцев была драматургом, чье значение для кинематографа, не только российского еще будет оценено по достоинству:

«Она – из тех, кто, уходя, оставляют неопровержимый след. (…)

Поскольку она сама была культовой фигурой шестидесятнической фронды, могла себе позволить не бежать за модой. Но и не ниспровергать ее - не царское это дело. Когда радикально менялись время, культура и стиль, Рязанцева хранила благородный консерватизм. Мы оказались с ней на Венецианском фестивале 1988 года. Она была членом официального жюри, которое наградило за сценарий «Женщин на грани нервного срыва» Альмодовара. Он еще не был классиком, и Рязанцева назвала его «Бунюэлем для бедных». И еще сказала: в этом фильме есть один гениальный эпизод, но у нас же нет такого приза, пришлось отдать за весь сценарий…» (…)

Однако мнений своих никому не навязывала. У нее были очень определенные представления о прекрасном, и то, что она сделала в лучшие годы в кино, было прекрасно. «Крылья», «Долгие проводы», «Чужие письма»…

Она могла многое оценить, но полюбить – это совсем другое дело. «У зарубежных я, во-первых, путаю имена. Не могу запомнить такое количество новых имен, хотя, конечно, основное я все смотрела: и Джармуша много, и сериалы – “Твин Пикс”, “Доктора Хауса” немножко посмотрела. Говорят, что там замечательные сериалы делают. Но поскольку я не слишком люблю американское кино… То есть его никогда не хочется пересматривать, оно очень хорошо сделано, но поскольку сразу все знаешь… Но они замечательно превратили это в индустрию. У нас такого, конечно, не будет, но, может, и слава богу».

С Натальей Рязанцевой ушла аура «ленинградской школы» и того кино, которое было советским и антисоветским одновременно, может, потому, оно и живет, и даже сейчас, когда все, кажется, потеряло ценность, хватает за душу…»

Его единственная настоящая любовь

Киносценарист Даниил Дубшин считает Рязанцеву одним из своим учителей:

«Наталия Борисовна Рязанцева была человеком сдержанным, к пустым похвалам вовсе не склонным. Тем радостней было получить от неё однажды такую записочку с добрыми словами в адрес одного моего совершенно ещё детского сценария короткометражки. Семнадцать лет бережно храню этот листочек.

Помню жаркое лето, я поступил на ВКСР (Высший курсы сценаристов и режиссеров) и через несколько дней пришёл в квартиру на Тверской в гости к Василию Ливанову, с которым тогда работал и дружил. Обрушил на него шквал восторгов от вновь обретённого статуса киностудента и, как мне представлялось, знаковых переплетений судеб — в шестидесятые Василий Борисович сам был в первом потоке студентов Высших курсов, учился ещё у Ромма.

Ливанов поднялся из-за стола, подошёл к телефону на длинном проводе, набрал номер своего соседа и приятеля Евгения Стеблова: "Женя! Тут Даня появился, взбудораженный такой...  рассказывает, что поступил на Высшие курсы... Да, взбудораженный... Что ему сказать? Хорошо, так и скажу!" Положил трубку: "Евгений Юрьевич считает, что это не самая большая беда, какая может случиться". 

— Кто у тебя будет мастером?" - спросил Ливанов, затянувшись тонкой коричневой сигаретой "More".

— Пётр Ефимович Тодоровский.

— А, Петя Тодоровский, ну ничего, это неплохо. Мы с Петей работали, я играл Дон Кихота в его постановке.

— Василь Борисыч, а второй мой мастер — Наталия Рязанцева, первая жена вашего друга Гены Шпаликова!

Ливанов как-то переменился в лице, вытянул из-под усов сигарету, сбил в пепельницу столбик пепла, и, глядя поверх меня, произнёс:

— Наташа Рязанцева это никакая не "первая жена Шпаликова", а его единственная настоящая любовь! Всё, что было потом, после неё, его и сгубило...

На моем фотоснимке, сделанном 27 октября прошлого года, Наталия Борисовна Рязанцева в свой последний день рождения…»

Между тем, Шпаликов посвятил Рязанцевой такие строки:

Любимая, все мостовые,

Все улицы тебе принадлежат,

Все милиционеры постовые

У ног твоих, любимая, лежат.

Они лежат цветами голубыми,

На городском, на тающем снегу.

Любимая, я никакой любимой

Сказать об этом больше не смогу.

«А дальше уж совсем идиотские слова…»

Сама же Рязанцева в своем интервью журналистка Елене Михайлиной в 2015 году рассказывает забавную историю про своего первого мужа:

«Вы просите рассказать об «оттепели» и, как выразились, символе 60-х – моем первом муже Геннадии Шпаликове. Меж тем большой ошибкой было бы считать Гену типичным представителем поколения. Он штучный. А штучных людей нельзя подверстывать ко времени!

Он должен был написать песню для фильма Георгия Данелии. Была рыба: «Москва, Москва, люблю тебя как сын». Андрей Петров уже написал музыку, и оркестр собрали... Встретились мы в Лаврушинском переулке у кассы ВУОАПа (Всесоюзное управление по охране авторских прав, где выплачивали авторские и потиражные). Он сказал, что с песней опаздывает – не дописал. И, наверное, Данелия его убьет, потому что сейчас нужно уже ехать на «Мосфильм»… Он сильно опаздывал, но почему-то не спешил, и мы гуляли по набережной. Дул пыльный ветер. Гена, морщась и конфузясь, пропел про «нормальный летний дождь». А дальше уж совсем идиотские слова: «Над морем белый парус распущу… под снегом я фиалку отыщу». «Не смейся, – говорит. – Может, и так сойдет». Я не могла одобрить ни паруса, ни фиалку, но подбадривала, что напишется, обязательно напишется. Что делать, если надо сдавать, а нечего? «В такси допишу!» – решил Гена и умчался. Сошло и так. Пошло в народ. Полюбилось. Хит должен быть глуповат.

У него же много гораздо более талантливого, чем «А я иду, шагаю по Москве»! «Рио-рита, рио-рита, вертится фокстрот, /На площадке танцевальной 41-й год», – каждый раз слышишь, и плакать хочется... А за сценарий к «Я шагаю по Москве» получил хорошо. Впрочем, пропил. Пить ему было вообще нельзя. А столько, сколько пил Гена, тем более…»