Сергей Митрошин
Смерть последнего председателя последнего в истории России Верховного Совета Руслана Имрановича Хасбулатова не вызвала в общественном пространстве большой волны
Из положительного мы услышали только, что это был человек со «стальными яйцами», но в остальном общество либо продемонстрировало равнодушие, либо вдогонку послало множество критик.
Телеспикер Андрей Никулин в полемике вызвал на себя громы и молнии тем, что написал, что «История рассудит Ельцина и Хасбулатова».
Как «рассудит»? Почему «рассудит»? Разве еще не «рассудила»? Да что может знать этот Никулин, ему было всего 13 лет в 1993 году, - как заявил ему один из его оппонентов.
Но на самом деле, Никулин парадоксально прав. Хасбулатов – фигура множества пересмотров, как и события 1993 года, которые, боюсь, будут не раз еще пересматриваться. В основном по проблеме: тогда погубили демократию в России или позже и без Хасбулатова?
Политолог Дмитрий Травин считает, что «Хасбулатов себя погубил, страну расколол, демократию дискредитировал и затормозил те реформы, к которым вместе с Ельциным вел Россию в самом начале девяностых». Либеральный же социолог и политический философ Игорь Клямкин частично снял персональную вину Хасбулатова.
«Губление» страны, по словам Клямкина, якобы входит в политическую традицию Российской империи, - что несомненная правда, и Хасбулатов оказался лишь рабом этой традиции. Не Хасбулатов бы это сделал, так другие бы сделали.
Сам же Хасбулатов, оправдывая себя, написал по этому поводу целый двухтомный труд «Великая Российская трагедия», в котором, как сказал бы Амброаз Бирс, скрыл все, что знал.
Сам я, пытаясь вспомнить Хасбулатова, зациклился на двух фактах. Один иллюстрировал те самые слова упёртого государственника Бориса Межуева о «стальных яйцах»: я помню Хасбулатова с автоматом и в бронежилете, в котором тот (как последний пассионарий) приходил прямо на заседания Верховного Совета.
Кстати, пролистывая гугл, я фотографий Хасбулатова в этой ипостаси так и не нашел – он галерее остался лишь в костюме, что для потомков наверняка исказит его образ. Хасбулатов предстанет на этих фотографиях обычным «чуть в чем-то неправым» бюрократом.
И второй факт, касающийся публикации его речей, обладающих удивительной особенностью: на слух они зажигали и убеждали, наверное, как и ленинские, а в аутентичной скандальной расшифровке, например, в журнале «Столица», оказывались полнейшей абракадаброй.
В 2013 мы, фактически инициативная группа исследователей, провели международную конференцию «Политико-конституционный кризис осени 1993 г.: источники, интерпретации и перспективы изучения». На ней ждали и Хасбулатова, чтобы он нам все объяснил, но Хасбулатов так и не пришел. За Верховный Совет отдувались Илья Константинов и Виктор Аксючич.
Действительно, говоря о личности Хасбулатова, невозможно обойти проблему октября 1993 года и поляризацию общества относительно этих событий. Я сам, увы, несколько раз менял позицию.
В 1993 году я работал в либеральной газете «Сегодня», а отдел, которым я руководил, как бы представлял из себя газету в газете. Наоборот, на другом конце коридора располагалось руководство газетой, в которое входили Миша Леонтьев и нынешний иностранный агент Сергей Пархоменко. Мой отдел они не любили за фронду, а я не любил их и с Пархоменко у меня отношения были, скорее, холодными.
Да и мы у себя не скрывали мстительного злорадства по поводу погрома, который устроили сторонники Верховного Совета в стеклянном вестибюле здания СЭВ. Типа «вот щас они этим жуликам-то дадут по мозгам». Такая позиция отчасти подпитывалась моей ближайшей сотрудницей Марией Дементьевой, которая на тот момент была ангажирована в десантных кругах (они ее брали с собой чуть ли ни в поход на Приштину). Причем последние оказывались «по патриотизму» ближе к Верховному Совету, нежели к «либералам на службе олигархии».
Маша Дементьева умерла, ультра-либерал Миша Леонтьев превратился в ярого пса «нового тоталитаризма», а с иностранным агентом Пархоменко мои отношения потеплели. Пересмотру подверглось и фундаментальное отношение к «1993 году», с которого начался мой закат в журналистике в качестве достаточно влиятельного медиа-организатора. Из либеральных СМИ мне тогда пришлось уйти, что превратило меня в «сбитого летчика». Но теперь это отношение стали формироваться по линии: а что было делать Ельцину?
К концу десятилетия я оставался даже большим сторонником Ельцина, чем вначале, участвуя в политических комбинациях на его стороне.
В 2021 году произошел еще один пересмотр, вызванный (вы не поверите) походом трампистов на американский Белый дом. Если можно в Америке с такой легкостью чуть ли ни опрокинуть демократическую власть, так чего было нам ждать в 1993 году в России? И хотя в 1993 году меня, скорее смешило «демократическое сопротивление» «красно-коричневым», то потом, через два десятилетия даже и эти события, случившиеся буквально на моих глазах, стали восприниматься по-иному.
«Демократов» тогда собирали около здания мэрии, где никаких волнений не намечалось, там же построили и баррикаду, а основные кровавые события разворачивались около телецентра Останкино. Тогда я думал, что все это полнейший бред, фейк, а захват телецентра казался провальным планом: они бы все равно не смогли управлять аппаратными и наладить трансляцию. Но после трампистской попытки, я понял, что демократия везде находится в состоянии неустойчивого равновесия. Просто пропади останкинский телесигнал в 1993 году и неизвестно еще как бы повели себя «патриотические десантники». В России принято массам присоединяться к доминирующей силе. «А я всегда за тех, кто побеждает», как пел по телевизору Труффальдино из Бергамо. Пропади сигнал – это стало бы сигналом.
Кончина Хасбулатова, реплики в его адрес, заставили еще раз взглянуть и переоценить события 1993 года. Сам-то Хасбулатов пытался потом представить себя защитником парламентаризма, а свое крушение «великой российской трагедией», что было, мягко сказать преувеличением – и насчет парламентаризма, и насчет трагедии. Теперь 1993 год представляется мне столкновением двух реакционных трендов – постепенного укрепления авторитаризма и фактически… да… фашизма.
Верховный Совет 1993 года не был парламентом, а Ельцин не был гарантом демократии, хотя и старался им быть. ВС РФ собирался не столько писать законы, сколько и всем управлять. В нем были оружейная комната и подчиненные руководству отряды боевиков, формально имеющие в том числе и иностранные гражданства. Там были люди из Приднестровья, Абхазии, украинского Донбасса. Как бы все из СССР, но формально уже не СССР. На это в частности обратил внимание главный государственный архивист России Рудольф Пихоя - на конференции 2013 года.
Ельцин же и его клака продвигали в Россию условия, на основание которых позже сложится неототалитаризм. Увы, это было запрограммировано, - не знаю, традицией ли или чисто в этом случае. Не приходится удивляться, что крах Верховного Совета закончился так же и крахом всей системы «советской власти». Саму «советскую власть» при этом не жалко, но буквально на следующий день после ликвидации ВС были ликвидированы и Советы в районах, их заменили муниципалитетами, входящими в вертикаль авторитарной власти. Вместе с Советами ликвидировались и ысячи демократических комитетов, в которых школу демократии проходили сотни тысяч демократических активистов. (Вспомните, а куда шли пострадавшие от дедовщины солдатики? Правильно, в комитеты при районных Советах.) Вот это было страшно и невосполнимая для демократии. Но кто слушал кассандр?
Запрограммированность России на авторитаризм, танки в Москве, - все это давало право Хасбулатову изображать из себя последнего парламентариста, но это не так. Если бы Хасбулатов защищал институт парламентаризма и его суть, он был бы достоин вечной славы. Но Верховный Совет при Хасбулатове тоже творил невообразимые вещи, например, пытался отменить роспуск СССР. Если бы у Хасбулатова это получилось, ему бы удалось угробить тлеющие демократические процессы на тридцать лет раньше, чем это произошло де-факто и уже тогда, в девяностых, погрузить пост-СССР в кровавые конфликты буквально по всему периметру. Хасбулатову, по счастью, это не удалось, - не хватило политических качеств, за что ему большое человеческое спасибо. Именно поэтому вопрос того, с чем в итоге останется Россия – с каким режимом, окончательно еще не решен.
А пока есть вопрос, остается и место для надежды.