Васнецовые лица чудовищ, или за что вас не любят

«Удастся ли россиянам восстановить отношения с украинцами?». Как ответят украинские комментаторы, я примерно представляю. Тем не менее, высказывайтесь, пожалуйста. Может кто-нибудь напишет что-нибудь непохоронное.» — обращается к читателям российский автор. На предыдущий опрос вообще предлагается отвечать только россиянам.

За что вас не любят? Вот за это. Не «русская литература» такая. Вы такие. Как можно не понимать и не чувствовать неуместность подобных высказываний? Их необоснованную надменность? Их полную политическую провальность? От «Крым не бутерброд» до «Украина на культурный десерт» — вот тупой имперский путь, пройденный псевдоппозицией за последнее десятилетие.

Интересно понять, что случилось с россиянами за последние годы? Как удалось избавить их от базового инстинкта — инстинкта самосохранения? Все мы прекрасно понимаем, что обывателю по большому счету плевать на «сакральные» имперские ценности. В критической ситуации любой человек спасает свою жизнь. А тут — полное безразличие. Причем эти же люди грызлись за квадрметры, за копейки. Но теперь отринули свою витальность, сбросили как ненужный балласт. Похоже, мы имеем дело с глубокой социальной депрессией, неким общим чувством животного отчаянья, которое обнуляет все предыдущие ценности.

Пианист и дирижер Андрей Гаврилов пишет:

«Просто личное мнение. Около 35 лет назад я тоже удивлялся отсутствию у россиян инстинкта самосохранения, как и многих других жизненных инстинктов, но даже тогда понял, что человеку жизнь не нужна, когда разрушаются все исторически сложившиеся жизненные узы до кусочков. Это вовсе не антизаслуга последних десятилетий нежити РФ, а целенаправленное разрушение большевиками жизненно важных связей людей.

Когда разрушается одна связь в связи человека с жизнью, ее уже трудно восстановить. Большевики же уничтожили все связующие нити и корни, которые питают людей жизненно важными соками. Поэтому у людей негде взять желание жить, поскольку сама человеческая жизнь, как исторически сложившееся явление, давно забыта. Не может быть никакого «аппетита» для того, чего нет. Большевики знали об этом и провели эту операцию осознанно.»

Даже сверху раздается такое — «Некоторые ведь живут или не живут — непонятно. И уходят от водки или еще от чего-то. Потом жили они или не жили — незаметно. А ваш сын жил и его цель достигнута. Это значит, что он из жизни не зря ушел».

Значит в Россиюшке жить, наполняя жизнь собственным смыслом, запрещено. Смысл здесь выдают вместе с наркомовскими ста граммами в ближайшем приемнике-распределителе. Вышеприведенная реплика — это прямая отсылка к песне Высоцкого «Вершина», где также обыгрывается побег в смерть от удушающего советского быта через альпинизм. Альпинизм в Советском Союзе — это легализованная форма суицидального поведения. Высоцкий — такой же скрепный трубадур, пусть и номинально антисоветский. Здесь дихотомия «советский-антисоветский» сливается в единый шизофренический порыв. Потому что все простейшие дихотомии — это способ системного управления.

Вообще тип «невротизированный бодрячок» — типичный для нашего пространства. Такими были «высоцкие альпинисты». Любители лезть в горы, нырять в прорубь, бить кирпичи головой. Пенсионеры-ЗОЖники, накачанные, но неуклюжие, косящие под «героев с плакатов» (конечно, западных). Все бытие такого типа сводится к отчаянной попытке снять нервное напряжение подручными способами, не улучшая объективных жизненных обстоятельств. Найти комфорт в дискомфорте. Что невозможно в принципе.

«Я осталась без одного из двух мужчин» — говорит училка с гусиными, сделанными в косметологическом сельпо, губами. «Без старшего», потом гусиные губы с насекомым наслаждением выдыхают — «Но младший остался». Впечатление, что она сдирает конфетные фантики липкой рукой и заглатывает конфеты. Некроледенцы. Они говорят о других (мужчинах) как о мебели, предметах или домашних животных. Но что же они смакуют? Откуда этот хищный улиточный эротизм и наслаждение на васнецовых лицах чудовищ?

Интересно, что образ убивающей родины-матери у нас нарисовался вполне конкретный — это агрессивная советская тетка. А вот мужские образы здесь стираются до полного распыления-поглощения. Архетипического «среднего мужчины» здесь словно бы и нет. Вскоре увидим страну кошмарных женщин, всепожирающих скесс, фантастический «мир без мужчин». Это и есть воплощение идеи стабильности «по-русски». Стабильность — абсолютно женская (в плохом смысле) идея ничто, устремленного в собственную пустоту. Его символ — некая общеженщина, обслуживающая свое дожитие за счет поглощения других. Но это и абсолютно суицидальный конструкт, поскольку уничтожив других, он перестанет существовать сам.

Чем страшней ситуация, тем больше чувствительных россиян презентуют и кажется, лелеют свое душевное страдание. Упиваются им. Личное дело каждого, конечно. Но встает вопрос об уместности подобных высказываний. Я всегда видела физические и социальные (так!) страдания — важней и сильней душевных. Ну опять-таки — это личное дело каждого. Проблема в том, что большинство зачем-то вечно желает быть хорошими, выглядеть хорошими. Но миру нет сейчас дела до вашей хорошести. Тогда зачем вы это делаете? Вопрос, впрочем, риторический. Бессубъектность — это и чувствование через других. Бессубъектник питается из концепта «общечеловек». Но общечеловека не существует. Другие — другие. А ад — это вы.