Архетип новой оперы: вышла книга о знаменитой актрисе и певице Лотте Ленье

Анна Берсенева

Двадцатые годы ХХ века притягивают внимание читателей со все возрастающей силой. И книга немецкой писательницы Евы Найс «Лотта Ленья. В окружении гениев». (Перевод с немецкого Альбины Бояркиной. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха. 2022) - яркая часть мозаики, из которой складывается представление о них.

Лотта Ленья - актриса и певица, в те феерические 20-е сыгравшая пиратку Дженни в «Трехгрошовой опере» Бертольда Брехта, музыку к которой написал ее муж Курт Вайль.

«Все, что пела эта женщина с ее раскатистым «р», звучало легко и светло, но одновременно на грани. Она пела с интенсивностью, которая позволяла каждому слову проникнуть прямо под кожу. Брутальная красота ее исполнения «Баллады об утонувшей девушке» оставила неизгладимое впечатление. Долгое время из моей головы не выходил образ молодой женщины, которая медленно уходит под воду и истлевает, забытая богом», - написала Ева Найс о своей героине.

Но выбор именно этой героини - не только дань памяти великого времени и незаурядных людей. Это еще и точный выбор линзы, сквозь которую то время укрупняется. Лотта Ленья прожила свою жизнь в эпицентре экспрессионизма и декаданса, самозабвенно отдаваясь сцене и богемной жизни, будучи при этом человеком, полным здравого смысла. В круг ее общения входили Хемингуэй и Кокто, ее любовником был Макс Эрнст, ее супружеская жизнь с Куртом Вайлем бывала призрачной, но именно она сделала необыкновенно много для сохранения его творческого наследия.

Книга и начинается с первого дня их знакомства - когда юная Лотта приехала из Вены, где прошло ее тяжелое детство, в Берлин, который собиралась покорить, - и с объяснения того, что их сблизило:

«Другие мужчины предлагали ей больше. На украшения Лотта не надеется. Кроме аккордов, он пока может предложить только слова. Но их он тоже, кажется, использует, чтобы создать игру из мелодии и ритма. Часто вещи, которые он шепчет ей, звучат так невыносимо восторженно, что она смеется над ним. Курт называет ее своей возлюбленной, своим рассветом, своим закатом. Он на два года моложе и не имеет особенных возможностей изучить все грани жизни. Но и слепым к темным сторонам существования его не назовешь. Однажды он ее сильно напугал, обещав убрать все ужасное с ее пути. Эти слова застали ее врасплох, и она заплакала. Лотта чувствовала себя совершенно беззащитной, тем более что с ним она никогда не говорила о призраках, которые время от времени ее навещали. Она давно знала, как с ними бороться. Особенно действенными оказались театр и желание мужчин. И то и другое заставляло ее чувствовать себя живой и самодостаточной. Внимание зрителей согревает, даже если оно направлено на существо, которым она только что решила стать. Этого достаточно, больше им знать не надо. И еще ее тревожит, что Вайль, похоже, с самого начала распознал этих призраков. <…> Дух его продолжает витать где-то между до-диез-мажором и фа-минором. Совсем другое дело, когда он просит ее спеть какой-нибудь пассаж. Только Лотта берет первую ноту, он весь с ней. И если они музицируют вместе, то узнают друг друга в более тесном слиянии, чем слияние их тел.

— Никто меня не понимает так, как ты, — вырывается у Курта в такие моменты».

Это был творческий союз столь же прочный, как творческий союз с Брехтом, в постоянный состав театра которого они оба вскоре вошли. И столь же непрочный, как непрочно всё в жизни богемы. И столь же незыблемый, как всё, из чего состоит настоящее искусство.

Вайль и Брехт считали, что рамки традиционной оперы не выдерживают сближения с современностью, а потому хотели создать архетип новой оперы. И голос, и вся актерская фактура Лотты укладывались в этот архетип идеально.

Только, в отличие от своего мужа, к началу 30-х Лотта Ленья питала меньше иллюзий относительно будущего. Курт Вайль даже в 1933 году еще полагал, что нацисты слишком глупы, чтобы понять его новую оперу «Серебряное озеро», и пока не могут ее запретить. Однако спектакль был отменен, а композитор исключен из Академии искусств. Это закрывало для него все возможности работать. Впрочем, поскольку он был евреем, таковых возможностей для него все равно не могло быть. К тому времени, когда Вайлю чудом удалось бежать из Германии, и у него, и у Лотты уже были другие спутники жизни. Что не помешало ей тщательно собрать и вывезти из Германии имущество бывшего мужа, передав его Вайлю уже во Франции.

В Париже немецкие эмигранты, разумеется, пытались решить для себя извечный вопрос: правильно ли они поступили, покинув родину?

«— Но ведь хуже уже некуда, если люди СА избивают нашего короля бельканто.

— Ты имеешь в виду Рихарда Таубера? — Это для Лотты новость. — Неужели? Что они хотели от него? Даже представить не могла, что они возьмутся за такую звезду, известную во всем мире.

Ауфрихт сжимает кулаки.

— Им, похоже, нечего бояться. Пока он лежал на земле, говорят, даже прохожие орали во все горло, что еврейскому выродку в Германии делать нечего.

— Несмотря на это, он все равно остался, — добавляет Марго. — Не мог бросить на произвол судьбы свою новую оперетту. Ты же знаешь, как артисты стоят друг за друга. Главное у них — искусство, иногда оно даже важнее жизни».

Лотта Ленья оказалась одной из немногих, для кого размышления о родине были малозначимы. Возможно, дело было в том, что это понятие связывалось у нее с горестным детством, и она уже знала, как следует поступать с безысходностью. Отплывая вместе с Вайлем в США, Лотта говорит режиссеру Максу Рейнхардту:

«— Я покидаю не родину, я убегаю из Шербура. А до этого жила в Париже, Лондоне, Берлине и Цюрихе. А родилась в Вене. Моя родина, наверное, стоит впереди. — Она показывает на Курта, который уже отвел свой взгляд от берега и задумчиво смотрит на море. — Может быть, вы передумаете, когда будете там, господин Рейнхардт. Вы обязательно почувствуете вкус этой страны. Подумайте только о Бродвее. Какие возможности там откроются!».

Как сочетались в этой женщине охлажденный ум, способность скатиться в пропасть под давлением страстей (и такое бывало), способность любить, нежелание подчинять свою жизнь любви, безоглядность, расчет и стремление к новому, - неизвестно. Но все это уживалось очень гармонично, не зря критики когда-то писали, что в ее актерской манере соединяются грубость и нежность, ранимость и злобность, и воспевали ее способность к перевоплощению. И, возможно, в том, что Курт Вайль, с которым жизнь ее развела, стал очень успешным композитором бродвейских мюзиклов, есть и ее заслуга. А уж в том, что сама она сделала карьеру в Голливуде, где была и номинация на «Оскар», и совместная работа с Луи Армстронгом, и роль злодейки в фильме о Джеймсе Бонде, - ее заслуга несомненна.

Лотта Ленья выбрала для надгробия своего мужа стихи Максвелла Андерсона. Это были строки из последнего мюзикла Курта Вайля «Затерянный в звездах» (перевод с английского Г. Кружкова):

Ночная птица сквозь окно

Нежданною порой

Влетает в освещенный дом

Из темени ночной.

И, пролетев его насквозь,

Упархивает прочь.

Вот наша жизнь: из тьмы на свет,

И снова — в ту же ночь.