Эмополитика для идеальной жертвы

С начала февральских событий многие просто исчезли из соцсетей, другие закрыли аккаунты. В современном мире это фактически равно несуществованию, небытию. Стирание, добровольная социальная аннигиляция. Быть ли социально? Вот в чем вопрос. Для меня, к слову, это единственная приемлемая форма быть. Всякое альтернативное, «духовное», «метафизическое» и прочее «бытие» — нечто растительное, ущемленное. Что уж говорить о «внутренней эмиграции» — и звучит пошло, и преференций ноль. Тектонические сдвиги, происходящие в глобальном социальном бытии, сулят не только катастрофы, но и новые возможности. Как это можно не замечать? И как этим можно пренебречь?

Лента полна очередных рефлексий. «Мы все потеряли». Удивительное отсутствие элементарного политического чутья, политической логики. Кто публично констатирует поражение, тот никогда и не выиграет. Просто же. В хаосе, на руинах, возможностей не меньше, а, пожалуй, и больше, чем в оплакиваемых вами временах. Русские бредут в собственное небытие под мантру «непротивление злу насилием». Пошлость, глупость и банальность в одном флаконе. Впрочем, как и сама смерть.

Вообще меня всегда поражало как ловко и быстро здесь хоронят, потом заливают это чувственным слезливым заливным, запивают водочкой, лакируют винцом, и вот оно, готово какое-то трезвеющее всеобщее облегчение — «Был человек, нет человека», словно именно «Не быть» — и есть основное убаюкивающее стремление. Эти неомамлеевские зомбаки с водянистыми лицами, действительно, заготовили себе кровь и почву. А теперь они очумело вращают глазами, в головах их скрежещет нечто от напряжения скрепных опилок, ибо кровь вдруг оказалась их и в землице — они.

Соотечественники (значительная их часть) погрузились в меланхолию, депрессию, истерию. Всюду транслируется надрыв, отчаянье, апокалипсический психоз. И кажется, даже если ситуация разрешится, данный паттерн поведения уже не изменится, только укрепится. Что лишний раз подтверждает, что сейчас мы скорее имеем дело больше с психическим, чем политическим явлением. И зерна были брошены, увы, на во многом благодатную почву. Носители репрессивного сознания реагируют более чем предсказуемо. Предсказуемость реакций — основа здешнего управления. Но и ваша личная политическая и частная уязвимость. Даже если сейчас вы слабы, зачем вы это демонстрируете? И не только демонстрируете, вы буквально упиваетесь этим. А моральные соглядатаи отслеживают тех, кто не плачется и не страдает и обвиняют во всех смертных грехах, дабы оттенить свою мнимую идеальность. Впечатление, что вы хотели быть поверженными. Очередной виток исторического мазохизма.

Массовики-эмовики под видом политологов и либералов предлагают нам ни много ни мало — выбрать гвоздь, на котором повеситься. Мыло и веревку. По ленинским заветам. Но наоборот. Опять по-климовски, шиворот-навыворот, как, к слову, и евразийцы. Екатерина Шульман (признана иноагентом в РФ) предлагает подумать «на каком кресте сподручнее укладываться». По сути, это латентная системность, «институт идеальной жертвы», как иронизирует поэт и психолог Лиза Непийко. Подготовка общества к закланию под меланхолическую мелодию всеобщей вины.

Удивительно, но факт. Люди демонстративно «не понимают» абстрактный поэтический текст. И также «не понимают» конкретный политический. Им так удобно. Легкий делирий псевдоневовлеченности. На самом деле здесь «понимают» и «не понимают» исключительно в контексте личной выгоды. Беда, что и личной выгоды не понимают. А зря! Ведь истина (подлинный гнозис, в нашем случае социальный) — и есть выгода. При правильном подходе.

На выходе мы имеем, что опыт советского и постсоветского человека нерепрезентативен, неполезен и даже вреден. Весь этот опыт — концентрат бытового негатива, выжимка из прочитанного, интерпретированная под запрос среды, приспособляемость вплоть до мутации. Ужиматься, копить, подсчитывать, просчитывать, скукоживаться, стираться, беднеть, нищать, стареть, умирать, складываться в гроб и захлопываться крышкой. Все это “Я-мы-от тюрьмы-до сумы”. Гробом может быть холодильник, телевизор, книжный шкаф, ку-хонь-ка, Жигуль, Лада, но и Мерс может быть гробом. Икеевская кровать, тюремный матрас, группа единомышленников. Гробом может стать Москва. Но может и Париж. Это вопрос понтов. Но и понты становятся гробом. Всюду эта псевдоиерархия профессиональных гробовщиков. В постсоветских гробах уютно и прохладно одновременно. Они утоляют тоску по Родине, некрофилическую страсть к землице, крестьянскую широту души. Весь суповой набор сословных рефлексий. Внимать такому опыту нет никакого смысла. Все что хочет его носитель — затащить и вас в подобный гроб.

Тем временем, система мечется между самопальным танатосом и вымученным эросом. «В Госдуму внесли законопроект о запрете «распространения идеологии чайлдфри» среди несовершеннолетних.

Согласно авторам нового законопроекта, «сторонники «чайлдфри» распространяют идеи, формирующие основу деструктивного социального поведения, базирующегося на добровольном отказе от рождения детей, что идёт вразрез с традиционными семейными ценностями и государственной политикой РФ». Власть озабочена убылью населения в силу глобального снижения уровня жизни. Ибо вся экономика заточена под «пушки вместо масла». Даже до простых людей доходит тот очевидный факт, что размножаться в нищете — это ставить крест не только на своей жизни, но и на жизни своих детей. Когда Госдума берется что-то запрещать, она не понимает, что фактически занимается пиаром «запретного плода». И теперь каждая простая женщина в каждой российской деревне будет знать, что не рожать не только можно, но и модно.

Псевдогуманизм и поп-психология преподносят жизнь как априорное благо. Но жизнь людей бедных, тяжело больных, находящихся на социальном дне (фактически пол-России) определенно благом не является. Поэтому для многих даже ядерный апокалипсис не является столь уж страшным сценарием. И часть их является латентными, неосознанными сторонниками самых радикальных псевдополитических идей. Этого нельзя не принимать во внимание. И главное, стоит понимать, что жизнь не является безусловным благом. Таким благом может являться только комфортная, цивилизованная, защищенная жизнь. Да и то не для всех.