Много лет в общественном пространстве популярно убеждение в том, что немцы, развязавшие самую жестокую и кровопролитную войну в истории человечества - Вторую мировую, сразу после поражения в ней ужаснулись содеянному и деятельно раскаялись. Из 2022 года оно, наверное, так и выглядит, но на самом деле немцы раскаялись отнюдь не сразу, это был болезненный и трудный процесс, который занял десятилетия.
О том, насколько мучительным и долгим был путь к осознанию, и – главное! - почему он, наконец, завершился, пишет в своем блоге публицист Владимир Гуриев, живущий в Берлине:
«Рискуя выплеснуть детали собственным сокращенным пересказом, скажу все же, что немцы, на мой взгляд, по-настоящему раскаялись примерно в тот момент, когда непосредственные участники второй мировой начали умирать. Другими словами, деятельное раскаяние досталось даже не их детям, а их внукам — все остальные были слишком близко к происходящим событиям, им было трудно и, видимо, часто невозможно взять на себя полный груз ответственности и вины.
Кроме того, мешали практические соображения. когда у тебя чуть ли не все управленцы были (по меньшей мере, формально) нацистами, и других людей у тебя просто нет, тебе особо некуда деваться — ты сажаешь в тюрьмы совсем уж плохих нацистов, на которых пробу негде ставить, а на все остальное немножко закрываешь глаза.
Вот наглядный пример того, насколько все было сложно.
В январе 1942 года немцы провели так называемую конференцию в Ванзее. Она стала символом начала Холокоста, однако само решение о необходимости Холокоста было принято раньше и на более высоком уровне. А на этой конференции собрались, грубо говоря, проджекты, которые должны были договориться, как именно это будет сделано — что, в каком-то смысле, еще более жутко, чем абстрактное, не обложенное тасками в джире, решение.
Они обо всем договорились за полтора часа.
Ванзее, если кто не знает, это один из районов Берлина. Структурно это не совсем уже город, это такая милая деревенечка для верхнего среднего класса. Много зелени, озера, яхты, вот это вот все.
В вилле, в которой проходила конференция, сегодня музей. Однако так было не всегда.
Когда в 1965 году германский историк Йозеф Вульф, бывший узник Освенцима, потерявший в Холокосте всю свою семью, кроме жены и сына (отца, мать, брата, тещу, племянницу), предложил Западному Берлину превратить здание в мемориал и исследовательский центр, ему отказали.
Во-первых, на это не было денег. Во-вторых, в здании сейчас школа, куда мы денем учеников. А в-третьих, добавил тогдашний мэр Берлина Клаус Шульц, не нужно делать из смерти культ.
На самом деле, Клаус Шульц имел в виду, что такой мемориал будет провоцировать неонацистов и, наверное, он был в каком-то смысле прав — Вульфу после того, как его предложение стало публичным, начали поступать угрозы и какое-то время его охраняло государство — но звучит все равно не очень.
В письме сыну Вульф говорит, что написал 18 книг про Третий Рейх, и все без толку. Все известно, все задокументировано, но люди, на руках у которых кровь тысяч невинных, по-прежнему живут в своих милых домиках и выращивают цветы.
Как жили эти люди, хорошо видно на другом простом примере. Главный организатор Ванзейской конференции Рейнхард Гейдрих до запуска своего детища, по большому счету, не дожил, его в машине взорвали чешские партизаны в мае 1942 года.
Гитлер, говорят, был в ярости и хотел за эту смерть отомстить чехам так, чтобы мало не показалось, однако его как-то уговорили на более адекватную реакцию.
Ну, то есть как более адекватную.
В день похорон Рейнхарда Гейдриха полиция окружила поселок Лидице. все мужчины, старше 15 лет, были немедленно убиты. Все женщины были отправлены в концлагерь. Из 100 детей 13 годовалых младенцев были оставлены для последующего арийского усыновления, остальные были убиты в газовых камерах.
Через неделю выяснилось, что это была ошибка, и жители Лидице, судя по всему, не помогали участникам Сопротивления, а помогали им жители деревни Лежаки.
Все взрослые были немедленно убиты. Из 13 детей две девочки были отданы на удочерение, а остальные были убиты в газовых камерах.
Параллельно полиция и СС продолжали расследование. В общем, всего было убито больше 1300 человек.
Но я отвлекся.
Если не обращать внимание на цену, карма эффективного менеджера все-таки настигла, но у него еще была жена, которой Гитлер в утешенье подарил поместье, в котором, в свою очередь, вплоть до 1945 года работали десятки рабов — в общем, не сказать, что она была совсем уж невинная жертва нацизма.
Ну, то есть как работали. там был нюанс. Сначала там работали евреи, но евреи ее раздражали и в 1944 году их заменили, судя по всему, на славян, а раздражавших евреев отправили сами понимаете куда.
Чехи были на нее довольно-таки злы и после войны приговорили ее заочно к пожизненному заключению, раз уж мужа уже было не достать.
Возможно, на них повлияло то, что по их данным она была причастна к казни 90 чешских заключенных после гибели ее мужа. В общем, чехов можно понять.
В Германии же ей — после очень долгих и очень скандальных судебных тяжб, но все же — присудили генеральскую пенсию, поскольку муж был генерал и погиб, в общем-то, на войне.
Вторую половину своей жизни она провела на острове Фемарн, в летнем домике своего погибшего мужа. В домике она устроила ресторан для туристов. Там же она написала мемуары, из которых, в общем, выходило, даже не то, что не мы такие, жизнь такая, а то, что Гейдрих тут вообще ни при чем, его оболгали (и понятно кто), и вообще эксцессы, конечно, были, какая яичница без яиц, но вообще — и это цитата — «европейских евреев отправляли за Урал».
Она умерла в августе 1985 года, немного обиженная на то, что мир заполонили лицемеры в белых пальто, а у нее был ресторан, она знает, что люди говорят, когда думают, что их никто не слышит.
В этом же году в Германии появилась первая версия закона, запрещающая отрицание Холокоста.
В 1986 году новый мэр Берлина сказал, что Мемориал - это, наверное, неплохая идея. надо бы что-нибудь такое замутить. Мемориал будет открыт через шесть лет, в год пятидесятилетия Ванзейской конференции.
В январе 1987 года умер последний участник конференции в Ванзее. его звали Герхард Клопфер, он был представителем Бормана. В 1949 году его за недостатком доказательств приговорили к денежному штрафу и трехлетнему испытательному сроку. До конца жизни работал адвокатом. В семейном некрологе сказано, что он прожил «наполненную жизнь, обогащая жизнь всех, кто попадал в сферу его влияния».
Что касается историка холокоста Йозефа Вульфа, то он, разуверившись в осмысленности и эффективности своей деятельности, выбросился из окна в 1974 году.
В своем последнем открытом письме в газету Die Zeit он написал, что отказывается быть похороненным в Германии.
Библиотека в музее Ванзейской конференции названа его именем.
Так что справедливость в форме библиотеки в итоге все-таки победила, но это было трудно и не сразу.
Жить нужно долго, где бы вы ни находились.
Не поддавайтесь отчаянию. Время все лечит.
А что не лечит, то убивает.
Обычно это грустно, но иногда нет…»
Эти размышления немецкого публициста вызвали множество откликов, в том числе и в российских социальных сетях. Разумеется, ситуацию в Германии сравнили с российской. Ведь не секрет, что не только подавляющее большинство граждан России не чувствует ни вины, ни ответственности за жуткие преступления сталинского режима как в мирное, так и в военное время, но не чувствует его и само государство, до сих пор не взявшее на себя ответственности за эти преступления, хотя считает себя правопреемником СССР. Вероятно, для этого должно уйти не только поколение родившихся в Советском Союзе, но и поколение их детей. С этим полностью согласен известный российский социолог Константин Сонин:
«Владимир Гуриев совершенно правильно пишет про то, что в Германии настоящая память о нацистских преступлениях - о преступлениях, в основном, против жителей оккупированных территорий - евреев, поляков, украинцев, русских, французов, датчан, цыган и многих других - эта настоящая, современная память создалась и окрепла, когда умерли современники преступников. И не только современники, а многие соучастники преступлений, оставшиеся безнаказанными. Жёны гитлеровских генералов, получавших свои генеральские пенсии...
Вот что грустно - мне, определенно - что моё поколение (40-50) этого не застанет, потому что это МЫ должны вымереть…»
Другой социолог, Дмитрий Закотянский идет еще дальше:
«Пишет Константин Сонин про то, что я повторяю уже годами: нынешние поколения должны вымереть, чтобы стало "нормально". Заместиться поколениями детей, а то и внуков. Без этого полноценных общественных изменений не будет.
Должны замениться "травмированные" 1990-и и 2000-и на нетравмированных, замениться легко подверженные пропаганде на устойчивых перед ней, замениться ТВ-смотрители на "цифровых аборигенов" и вообще цифро-грамотных, замениться выросшие в нищете на выросших в относительном благополучии, замениться выросшие в насилии и битье на "не битых" и выросших в более-менее безопасном окружении, замениться выросшие в одних границах на выросших в других границах. И всё будет.
Будет покаяние и национальное раскаяние перед содеянным. Будет память, будут мемориалы жертвам и музеи преступлений режима, будет всё то же, что было с Германией. Когда отрицать преступления станет моветоном, а то и будет под ответственностью. Но также через десятилетия.
Как уже сейчас мы видим колоссальные разрывы в восприятии и отношении между 30-летними и 60-летними, и даже огромный отрыв уже 20-летних от 30-летних. Когда-то моё поколение начала 1990-х среди родительских поколений было модно в обыденном массовом сознании считать "потерянным". Мол, выросли в непонятном и рухнувшем мире, не то, что раньше люди жили, которым "повезло". Потом оказалось, что поколения 1990-х идут значительно политически либеральнее и критичнее предыдущих. Теперь смотришь на данные и понимаешь, что даже поколения 1990-х "консервативны" на фоне уже новой "молодёжи" 2000-х, которая внушает реально большие надежды. Дойдут эти люди до власти - и Россия ещё станет частью Европы и будет совсем, совсем другой страной, неузнаваемой из сегодняшнего дня…»
На фото: Так начиналось настоящее осознание немцами своей вины: 7 декабря 1970 года, канцлер ФРГ Вилли Брандт опустился в Варшаве на колени перед памятником жертвам подавленного нацистами восстания в Варшавском гетто. Немудрено, что его поступок многие соотечественники не поняли и даже осудили. Но процесс пошел.