"Рождение современного искусства: выбор Сергея Щукина": как создавали выставку

Пётр Сейбиль

Дом Щукина в Эрмитаже

В истории русского искусства собрание Сергея Щукина сыграло особую роль. Сложно найти коллекцию, которая оказала бы большее влияние сразу на несколько поколений художников. Увлёкшись собирательством позже своих братьев, Сергей Щукин создавал не интерьер дома, а антологию развития современного французского искусства. И это тем удивительнее, что картины он заказывал живым мастерам, часто не понятым даже на родине, таким образом, вместе с другим собирателем Иваном Морозовым формируя попутно рынок во Франции. «После приезда этих русских у меня уже не было возможности покупать картины», - сетовала позже знаменитая писательница и звезда богемного Парижа Гертруда Стайн. Выходец из старообрядческой купеческой семьи, сын фабриканта Ивана Васильевича Щукина, Сергей Иванович Щукин был не только успешным коммерсантом. Вместе с руководством крупными предприятиями он успевал по несколько раз в неделю самостоятельно водить экскурсии, где с увлечением рассказывал о коллекции. Знакомиться с современной живописью в его домашнюю галерею приходили практически все студенты художественных училищ Москвы. Именно это во многом дало толчок развитию и русского импрессионизма, и авангарда. Выставка «Рождение современного искусства: выбор Сергея Щукина» - не просто собрание картин. Впервые в Эрмитаже можно увидеть подлинную развеску в доме мецената в Знаменском переулке в Москве. И здесь посетителей ждёт ещё один сюрприз, а точнее обстоятельство, ускользающее от взгляда за обилием шедевров. Одним из со-кураторов экспозиции можно смело назвать самого Анри Матисса. Как это произошло «Новым известиям» рассказала Ольга Леонтьева, куратор выставки.

Дом-галерея

- Идея повторить развеску Щукинского дома, как ни странно, появилась не сразу. Изначально мы хотели воссоздать Гогеновский «иконостас» и, возможно, комнату Пикассо. Создать два таких контрапункта. Но в процессе работы над статьёй для каталога, в очередной раз просматривая фотографии Щукинской галереи, внезапно - эврика! - пришло осознание: мы можем собрать все и воссоздать интерьер особняка... Но пришлось немного переделать весь выставочный проект под эту идею.

Так что запрос в Пушкинский музей мы делали исходя из новой концепции, которую до последнего держали в тайне.

- Вам повезло, что сохранилось довольно много материалов и воспоминаний, описывающих дом.

- Да, в отличие от собрания другого коллекционера, Морозова, собрание Щукина было открыто для всех желающих. Сергей Иванович сам регулярно проводил там экскурсии, несмотря на свой дефект речи – он заикался – обожал рассказывать о современном искусстве и заражал своим увлечением собеседников. Многие оставили воспоминания, но главное – дом был хорошо и подробно снят на фото. У нас есть снимки 1914 года и 1918-1919 годов. Но все же вопросы оставались. Скажем, мы знали как висели две картины в аванзале, а насчет третьей были большие сомнения. То ли «Арабская кофейня» Матисса, то ли его же «Красная комната». Мы снова и снова перечитывали воспоминания и однажды нашли – «Красная комната». Такой вот ансамбль: «Красная комната», «Семейный портрет», «Мастерская художника».

- И тут мы переходим к, может быть, главной и оставшейся практически за кадром истории выставки – автором развески был в значительной степени сам Анри Матисс. Фактически, через сто с лишним лет вы могли бы перечислить его среди со-кураторов.

- Матисс приехал в Москву в 1911 году по приглашению Сергея Ивановича, жил у него дома, по его просьбе развешивал картины, которые до этого располагались в разных местах. Кстати, стараниями Щукина его уже хорошо знали и встречали как кумира, буквально носили на руках. Так вот для большей части своих работ он выбрал розовую гостиную - самое парадное помещение, с богатой лепниной, зеленоватыми стенами, вишневым ковром и розовым плафоном. И вот тут нас ждало открытие – оказывается, многое он писал конкретно для этого интерьера. Причем как это происходило: Щукин оговаривал с Матиссом только цену и размер полотна. Потом Матисс присылал ему фотографию интерьера, где пером намечал работу, и Щукин полностью доверял вкусу художника. Но самое интересное другое: мы хорошо знали переписку Щукина с Матиссом, а в 2016 году, куратор Парижской выставки Щукина Анн Бальдассари опубликовала письмо Матисса жене, где он рассказывает про этот заказ. Тогда это осталось незамеченным, а я стала раскручивать ниточку и смогла восстановить какие именно это были работы. Среди них знаменитые «Красные рыбки», «Портрет жены художника», многие вещи мароканского периода. Казалось бы: Щукин, Матисс, все давно сказано, что может быть нового? Оказывается, кое что всегда можно уточнить и обнаружить. Особенно, если исследователи подходят каждый со своей стороны. Так что перед нами не только уникальный пример Матиссовской развески, но и коллекции, созданной специально для определенного интерьера.

То же самое, но в платьях

- Для Щукинского интерьера были созданы, возможно, самые известные его произведения – панно «Танец» и «Музыка», откуда взялся этот заказ?

- Да, они располагались на лестнице. В 1909 году Щукин приехал в Париж, увидел первую версию «Танца», которая сейчас хранится в Нью-Йорке, и заказал Матиссу такую же. Тогда Матисс замыслил масштабный проект. Первая картина - «Танец» - должна была по задумке Матисса как бы дать человеку чувство легкости перед подъемом по лестнице, вторая - «Музыка» сообщает «дух и молчание дома», а третья - сцена отдыха, на ней планировалось изобразить людей, лежащих на траве, «беседующих или мечтающих». Но тут случился казус: Щукин изначально рассказал Матиссу, что в его доме два этажа. Но для француза два этажа – это русских три. Там ведь первый считается нулевым. Так что от третьего панно пришлось отказаться.

- Но и с первыми двумя все оказалось не просто?

- Да, Щукин загорелся идеей, договорился о заказе и уже по пути в Россию вдруг представил реакцию публики на огромную картину с крупными фигурами нагих танцующих девушек. «Я же в Москве живу, как такое повесить на всеобщее обозрение?!». Его брат Петр покупал импрессионистов, но держал «Обнаженную» Ренуара, «Причесывающуюся женщину» Дега и даже «Священную рощу» Мориса Дени исключительно у себя в личных покоях, недоступными для публики. И вот Щукин начал писать письма Матиссу, в которых отмечал, что эти картины безусловно прекрасны, но Россия – немного Азия и тут совсем другое отношение к наготе. Нельзя ли, мол, изобразить все то же самое, но в платьях. Матисс наотрез отказал. Тогда Щукин попросил уменьшить формат, чтобы картины можно было повесить в личных покоях. Матисс ответил, что в этом случае пропадет ритм и снова отказал. Щукин как в сказке думал три дня и три ночи и решил пренебречь общественным вкусом и согласился на первоначальный вариант. Тем не менее, кое что пришлось подретушировать уже в Москве, так что фигуры панно «Музыка» стали неопределенного пола. И надо сказать, если «Танец» шел легко, то «Музыка» давалась Матиссу с огромным трудом. Здесь он очень долго искал расположения фигур. Эти фигуры немножко напоминают нотный стан и нотки. Ему нужно было перевести язык музыкальный в живописный. И сейчас даже невооруженным глазом видны авторские переделки. Местами из зеленого проступает красный – там располагались фигуры.

- Как правило, куратор выставки, определяя развеску, рассматривает обзор с каждой точки экспозиции, художественные пересечения, акценты. Здесь иная история, вам удалось проникнуть в замысел Щукина и Матисса?

- Здесь воплощена очень стройная идея. Первое впечатление, то, что создавало настроение – панно «Танец» и «Музыка». Гости приходили и видели лучшего Матисса – они задавали камертон всей коллекции, ее настроение. От лестницы гости проходили через две небольшие комнаты опять же с картинами Матисса. В одной - Арабская кофейня, вершина марокканского периода. В соседней - триада - Красная комната, Семейный портрет и Мастерская художника. Потом «Музыкальный салон» и начало эволюции французского искусства. Слово «Эволюция» было для Щукина ключевым. Он подчеркивал это и в письмах Матиссу, мол, Морозов не понимает вашей эволюции, а я вижу ее и понимаю. И для него очень важно было показать ход развития искусства. Щукин был одним из немногих людей того времени, который смог ощутить нерв и вектор времени. Это было очень сложно: искусства было очень много и сориентироваться в этом океане совсем непросто. Кстати, Матисс, знакомясь с коллекцией Щукина удивлялся, что делают в этом первоклассном собрании с картинами Моне, Дега, Ван Гога, Гогена, Сезанна, картины Мориса Лобра, художника далёкого от радикализма этих мастеров. Щукин отвечал: "Моя коллекция - это история коллекционера". Действительно, начинал он с таких вещей, и не собирался отказываться от этой ступени постижения модернизма. Кстати, в экспозиции есть картина, которая как будто указывает на доверительные отношения Щукина и Матисса. Это «Разговор». На ней изображен сам Матисс в полосатой пижаме рядом и его сидящей на стуле женой Амели. Картина практически полностью повторяет композицию стелы Хамурапи, где царь стоит перед восседающем богом, диктующим ему законы для людей.

«Когда я не понимаю Пикассо, я говорю, что прав он, а не я»

- Кто были наставники Сергея Щукина, ведь сразу погрузиться в коллекционерство и определить лучшие работы практически невозможно?

- В первую очередь, это его младший брат Иван, который жил в Париже и прекрасно ориентировался в искусстве. Он мог направлять и подсказывать. Потом Щукин обращался к главным Парижским галеристам -Дюран-Рюэлю и Воллару. И все же в первую очередь ориентировался на свой вкус. Он ведь и сформировал себя во многом сам. С детства был заикой, не смог обучаться в гимназии и потому получил домашнее образование. Только после лечения в Германии смог окончить академию. Щукин все время себя переламывал и преодолевал. Кстати, это сказалось и на коллекции. Он буквально заставлял себя вникать в современное искусство, которое зачастую оставалось не совсем понятным. Скажем, Пикассо он покупал в большом количестве, но отмечал, что «Когда я не понимаю Пикассо, я говорю, что прав он, а не я».

И все же их знакомство оказалось не самым безоблачным. Более того, их первая встреча закончилась полным фиаско. Щукин пришёл в мастерскую к Пикассо по рекомендации Матисса. Пикассо делал большую ставку на это знакомство. Он знал, что Щукин человек, который прекрасно понимает искусство, делает большие заказы и, конечно, потирал руки. И вот он показал «Авиньонских девиц», картину, которая опередила время и которую он демонстрировал, кстати, только самым близким. Сергей Иванович был обескуражен, он не был готов к этой встрече, ничего не купил и ушёл в полной растерянности. Пикассо был раздосадован и нарисовал на него довольно злую карикатуру: Щукин со свиными ушами и пятачком. И подписал «Monsieur Stschukine Moscou». Сама надпись такая прыгающая, как бы передающая заикающуюся речь Щукина. Даже позже картины Пикассо попадали к Щукину уже через посредников.

Безумное собрание

- Какой эффект производила коллекция на современников?

- Конечно, Щукин был фигурой скандальной. Такое привозить! Ладно у Морозова это висит в частном собрании за закрытыми дверями. А у Щукина было открыто для всех. И когда он начал покупать Пикассо, Александр Бенуа, один из лучших критиков того времени, писал, что в Москве возобновились слухи о безумстве Щукина. Его называли маньяком, швыряющим деньги на ветер. Само слово «возобновились» - характерно. Конечно, это все было новым, непривычным и пугающим. Разумеется и история семьи Щукиных теперь тоже для многих находила объяснение. Конечно, если вешаешь дома такое, то понятно, что один суицид, второй суицид. Люди, мол, просто не выдерживают. Нечего такое вешать. Хотя русские живописцы были в восторге, практически все знаменитые в будущем живописцы изучали современную живопись по его собранию. Среди них Петров-Водкин, Малевич, Кандинский, Ларионов, Гончарова и многие другие.

- И тут мы подходим к еще одной важной истории. Щукин, Морозов, Мамонтов – все они выходцы из купеческой, часто старообрядческой, более чем строгой и консервативной среды. Что произошло с купцами на рубеже веков, что именно они стали проводниками современного скандального искусства?

- Здесь стечение очень многих обстоятельств. В первую очередь, конечно, сменилось поколение. Это уже далеко не то «темное царство» купеческой среды времен Островского, это их дети. Они получили хорошее образование, говорили на многих европейских языках. Второе – полученный по наследству и приумноженный капитал, который позволял, продолжая дело, быть более свободными в тратах. Третье – общая экономическая обстановка. Российская империя в отличие от Европы в то время была на подъеме, и многие западные собиратели как раз распродавали свои коллекции, да и сам рынок был перенасыщен. Но главное, конечно, смена поколения. И если мы говорим о Щукиных, по-настоящему они стали собирать искусство только после смерти отца. Он был уважаемым человеком, дал им блестящее образование, но сам говорил только по-русски и был человеком другой эпохи.

- Не позволял разбазаривать наследство?

- К сожалению, мы не знаем как он реагировал, эти люди не писали дневники. А было бы интересно почитать. Но факт, что его дети развернулись по-настоящему как коллекционеры только после смерти отца довольно красноречив.

Возрожденный Гоген

- Пришлось ли реставрировать какие-то работы к выставке?

- Наша экспозиция в некотором смысле уникальна и отличается от прекрасной выставки в Москве тем, что там был сделан акцент на собрании, а у нас – на истории коллекции и самом Сергее Ивановиче Щукине. Поэтому обычной в таких случаях исследовательской и реставрационной работы почти не потребовалось. Но одну картину – «Сцена из жизни таитян» Гогена мы отреставрировали. На исследование и работу ушло больше года. Дело в том, что Гоген совершенно по-особенному относился к технике живописи и часто ее нарушал. У него было свое видение всего процесса. Скажем, он самостоятельно грунтовал полотна и выбирал для них вместо фабричного холста грубую мешковину, которая давала необходимую ему фактуру гобелена или фрески. А кроме того, он не покрывал холсты лаком. Считал, что блестящий лак убьет его живопись. И вот «Сцена из жизни таитян» много лет была как будто стертая или даже подсмытая, с белесыми пятнами. В очень плохом состоянии. Вроде Гоген, но какой-то не тот Гоген. Долго считалось, что она попала под воду. Стали разбираться и скоро выяснилось, что все не так. Оказалось, этот эффект дает деформировавшийся со временем воск. Невооруженным глазом это было не видно, казалось, что это утраты красочного слоя. Только в процессе длительного изучения выяснилось, что именно воск давал этот белесый слой. И вот в нашей реставрационной мастерской, ее руководитель Виктор Анатольевич Коробов этот воск по миллиметру растапливал, чтобы он встал на свое место. Сейчас эта картина стала изумительно красивой и вернулась в ряд картин Гогена.

- В 1918 году Сергей Щукин оставил собрание в России и уехал в Париж. Продолжал ли он общаться с художниками там?

- Нет, он абсолютно перестал поддерживать отношения с художественном миром. Покупать картины возможности больше не было, а представьте, если бы Матисс его начал спрашивать, как там его работы. Многие аристократы, кстати, встречая на аукционах свои бывшие вещи пробовали судиться, но Щукин не был из их числа. Вернуть он ничего не пытался, говорил, что что бы ни случилось с ним самим, коллекция должна остаться в России. Во Франции он если и покупал живопись, то небольшие картины для своей квартиры, хотя сетовал, что хотел бы собирать Рауля Дюфи. Но с коллекционерством закончил.

Выставка «Рождение современного искусства: выбор Сергея Щукина» проходит в Манеж Малого Эрмитажа с 26 июня по 30 октября 2022 года