«Русская душа» как результат бесчеловечного эксперимента

Постсоветский человек состоит из компромиссов и приспособлений, которые неизбежно ведут к неврозам и глубокой личностной деформации. Я часто писала про «плохой» и «хороший» инфантилизм. Некоторая «подростковость» — все же способ не поддаваться этому. Также и в политике бывают моменты, когда стоит следовать детскому принципу «по-моему или никак» и переть по прямой, вместо того, чтобы делать бесконечные истерические зигзаги, стремясь «спастись» или всем понравиться. Я не настолько люблю предлагаемую здесь (sic!) жизнь, чтобы унижаться. Я не настолько люблю предлагаемую здесь (sic!) жизнь, насколько люблю себя и свои идеи и цели.

Ряд политологов, пытаясь сохранять оптимизм, рисует картины политической реальности в мягких, светлых тонах. От полного фиаско на линии силового соприкосновения до экономического замешательства, в перспективе выгодного всем. Но на самом деле в период общей турбулентности мы входим в серую зону. Буквально. В ней нет ни белых, ни черных сценариев. Ни даже посадочной площадки для «черных лебедей». Система пытается изыскать возможности хоть как-то вырулить, чтобы стабилизировать свое внутреннее состояние. Ибо на внешней арене она уже внесла максимум деструкции. Также система полностью истощила свой смысловой и идеологический потенциал. Принимать решения в серой зоне чрезвычайно сложно. Слишком сильно оттянутая тетива, сорвавшись, рискует ударить самого стрелка.

Однако кроме тетивы системного лука, натянутыми оказались и нервы публики. Основным способом взаимодействия с реальностью для большинства людей (но не для всех!) являются чувства. Но чувства, особенно современного человека, притуплены. Что скорее хорошо, чем плохо. С этой точки зрения удивительны потуги псевдогуманистических психологов с начала XX века и по сию пору, требовать от нас избытка чувств, параллельно превращая их в манипулируемые неврозы. Таким образом, люди с трудом различают, что они чувствуют на самом деле, а что является срежиссированной извне рефлексией. Я наблюдаю целые общественные прослойки с абсолютно запрограммированными, детерминированными реакциями.

Сейчас, когда повторятся глобальная трагедия ХХ века, нам вновь хотят навязать любовь как универсальное средство, а избыток чувств как касторку. Я уверена, что такого рода предложения — есть возвращение в социализм. Но современный человек ориентирован на материальную успешность, социальные статусы, интеллектуальное развитие и прогресс, а не на бесконечную рефлексию.

Исторические трагедии случаются не только по экономическим причинам, но и в качестве некоего бессознательного жертвоприношения. Как раз для того, чтобы подпитывать бытийную матрицу капиталом бессмысленных чувств. Единственным лекарством от этой жуткой сансарной практики является рациональность. Там, где избыток чувств — всегда деструкция, нищета, смерть. Именно так, а не наоборот, как внушают псевдогуманисты.

Все эти психологические и психоаналитические ритуальные игры вокруг любви как «сакральной» ценности чудовищно примитивны, одномерны и тоталитарны. Тоталитарно само априорное утверждение о необходимости каждого (!) человека в любви. Если мы будем честны, мы согласимся, что даже ребенок нуждается не в любви, а в уходе. То есть, в тех бонусах, которые дает любовь. В ее вторичных выгодах. Говорить же о том, что современный взрослый человек скорее желает быть выгодным (!), чем любимым, и вовсе считается моветоном. Потому псевдогуманизм и оказался нежизнеспособен, что основан на абсолютно ложных посылах.

Вполне уместно поставить в ряд такие профанические понятия как «любовь» — с одной стороны и «фашизм» — с другой. Это две переоцененные фикции. Одна эмоциональная, другая политическая. Впрочем, по большому счету — обе эмоциональные, и обе политические. Два ложных управленческих конструкта. Один, чтобы мотивировать. Другой, чтоб стращать. Но проблема в том, что в постинформационале (в том, что после постмодерна) эти управленческие схемы больше не работают. Массы дезориентированы и живут в абсолютно искаженном, ложном, надиктованном мире. Поэтому внутри социального делирия образуются только серые зоны.

Архаика и наивность видеть стремление к власти как просто желание доминировать. Власть — это изначальный (онтологический) посыл, помноженный на возможность владения ресурсом (для материалистов), а в принципе и в перспективе — самим бытием. Жажда власти не проистекает из комплексов, как хочется полагать социально униженному большинству. Она не имеет никакого отношения к полу, гендеру, которые скоро потеряют идентичность, растворятся совсем. Кстати, современный феминизм, если копать глубоко — это не «отстаивание прав», а в первую очередь — вопль исчезающего пола. Ну и устаревшее «метафизическая жадность» можно заменить на страсть к ресурсу. Буквально, желание быть впаянным в ресурс.

В перспективе желатели власти (метафизической жадности, как называла это я), адаптируясь к ситуации, станут обходиться и вовсе без человека. Здесь всякая диктатура, конечно, тормознется, обратившись к массам. Я уже писала, что тирании комплиментарны к человеку, они человекоцентричны, хоть и в чудовищной форме. Модернистские диктатуры ставят человека в центр, поэтому имеют латентную притягательность для жертв.

Здесь надо мыслить не как интеллектуалы, гуманитарии, а как механизмы. Ресурс — и есть единственная цель власти. Ресурс не ради достижения неких целей (это же опять идеализм и модерн!), а ресурс ради ресурса. Плюс абсолютная функциональность и продление жизни. Все. Простые вещи. Поэтому, анализируя нынешний системный реванш, я прихожу к выводу, что он мог осуществиться и без всякой идеологии. Но так совпало, что бюрократы и идеологи встретились и решили использовать друг друга. Ибо все, что не может контролировать система здесь и сейчас, она откладывает на потом. Буквально как ворона, которая не может съесть крупный кусок сыра и потому прячет его в укромное место.

Сейчас рассматривая тот же Южинский кружок в контексте новейшей истории, я понимаю, что этот резервуар безумия был опекаем тоталитарным государством с целью генерации низших энергий, буквально того, что на дне. Поэтому выражение «Со дна постучали» следует рассматривать как политический мем. Это нисколько не умаляет талантов людей, вовлеченных в этот круг, прежде всего Мамлеева и Дудинского, но демонстрирует насколько циничным может быть тоталитаризм в своем стремлении контролировать любые формы проявления сознания даже с отрицательной величиной (а именно — безумия). Проще говоря, в тайной лаборатории Южинского была препарирована т.н. русская душа (тоже по сути придуманный управленческий конструкт, но об этом отдельно) и полученные результаты эксперимента были применены ко всей стране. И сейчас мы видим последствия.