Точная дозировка слов: переводчик преподал урок писательского мастерства

Анна Берсенева

Каждому, кто хочет научиться писать прозу (в той мере, в которой этому можно научиться), необходимо прочитать книгу Владимира Бабкова «Игра слов. Практика и идеология художественного перевода» (М.: Издательство АСТ: CORPUS. 2022).

При этом автор, один из лучших современных переводчиков, благодаря которому мы читаем на блестящем русском языке тексты Иэна Макьюэна, Питера Акройда, Джулиана Барнса, Дж. М. Кутзее и многих, многих, без кого наше представление о литературе вообще, не только английской и американской, было бы не полным, - вовсе не считает свою книгу учебником не только по креативному письму, но и по переводу прозы, которому она посвящена.

«Это попытка описать процесс художественного перевода изнутри, рассказать о том, с какими трудностями встречаются переводчики и как они их преодолевают. Литература — огромная и свободная страна, и как не найти в толпе двух одинаковых лиц, так не найти на свете двух переводчиков, во всем согласных друг с другом. Для меня теория (и даже “идеология”) — это мысли и обобщения, порожденные практикой», - пишет он в предисловии.

Если же говорить об идеологии в привычном смысле этого слова, то она представлена в книге словами коллеги автора, великого - без преувеличения - переводчика Виктора Голышева, сказавшего, «что соблюдает в своей работе примерно такую расстановку приоритетов: «Первое — уважение к автору. Второе — к русскому языку. Третье — к себе. Четвертое — к читателю». Объяснив, как он эти приоритеты понимает, Бабков переходит к тому, как их реализовать на практике. И картина разворачивается такая, что даже человек, никогда не намеревавшийся переводить прозу, захочет этим заняться, прочитав одно лишь оглавление.

Вот раздел «Работа с фразой». В нем - подробнейший разбор всего, в чем должен разбираться переводчик: «Лексика (синонимы, эпитеты, английский след)», «Синтаксис (сочетаемость, простые предложения, сложные предложения), «Тройка однородных», «Несущая конструкция», «Синтаксические кальки», «Пунктуация» (в этом разделе - о каждом знаке препинания в английском и русском тексте); ни один элемент художественного произведения не остается без внимания. А раздел «Элементы стиля» - «Разговорность», «Культурный уровень рассказчика», «Поэтизация», «Наглядность», «Экспрессия», «Архаизация»… Пространство, в котором происходит работа переводчика с каждой фразой, в этой книге так же обширно, как и отлично структурировано.

И еще дается характеристика словарей, с которыми нужно работать.

И еще раскатывается о том, что «все-таки очень полезно хотя бы время от времени листать книги, с которыми отлично знаком каждый культурный англичанин или американец, — и если одолеть большие фрагменты английской Библии и даже самые ходовые пьесы Шекспира в оригинале способны немногие, то раздобыть сборник детских стихов и от случая к случаю читать их на сон грядущий по силам почти любому. Такое сочетание приятного с полезным обязательно принесет свои плоды, и при чтении “взрослых” книг вы будете сразу замечать не только явные цитаты из детской классики, но и намеки на них. Что же касается Библии и Шекспира, из них неплохо полистать на досуге хотя бы то, что цитируется чаще всего (далее следует точный и экономный перечень. - Т.С.)».

Книга Владимира Бабкова вообще отличается точной дозировкой конкретного (например, как переводить ту или иную грамматическую конструкцию) и того, что некоторые ошибочно считают отвлеченным, но что в действительности относится в переводческой работе к явлениям первого порядка. Автор объясняет, например, что для него как переводчика означает такое очевидное вроде бы понятие как русский язык: «Скажу еще раз, чтó я понимаю под этим базовым русским, под этой языковой основой всех переводов. Это литературный язык, освобожденный от признаков какого бы то ни было конкретного стиля — чистый, ясный, внятный, в меру экономный, изящный, но без рисовки, лексически богатый, но лишенный как явных архаизмов, так и откровенных неологизмов, тот язык, который мы можем брать с собой из перевода в перевод, не опасаясь, что он помешает нам воспроизводить авторскую манеру. Этот язык практически очищен от нашей собственной индивидуальности и все же в какой-то степени индивидуален — позвольте мне отказаться здесь от бинарной логики. Он более или менее нейтрален, но совсем выхолостить его нельзя; он чист, как чистый воздух или чистая вода, но если довести воду до состояния дистиллята, она станет безвкусной».

И такого рода «отвлеченности» содержатся в каждой главе, в каждой конкретной рекомендации. Так, подробно, с примерами разбирая возможности перевода эпитетов, Владимир Бабков замечает: «У вас может сложиться впечатление, что те писатели, которые проявляют склонность к более примитивной или более замысловатой лексике, всегда совершают ошибку. Это не так. Писатель может прикидываться прямым и непосредственным, а может быть им; может изображать из себя умника и эрудита, а может быть им. Если вы чувствуете, что необычная лексика писателя представляет собой органичный элемент его индивидуальности, все в порядке — воспроизводите эту необычность, и читатель вашего перевода тоже сочтет ее уместной».

Что важно, эти размышления введены в книгу не для «оживляжа», а именно потому, что в художественном переводе условно конкретное соединяется с еще более условно отвлеченным так же тонко, как в художественной прозе вообще. Именно об этом Владимир Бабков пишет, анализируя английский взгляд на мир через грамматические конструкции: «Описывая свои или чужие действия, англичанин часто пользуется конструкцией глагол + существительное; он имеет ужин, а потом делает любовь. Русский обходится глаголами, и это принципиальная разница: там, где мы видим только действие, англичане видят действие плюс “вещь” (в широком смысле). Взгляд англичанина на мир вообще гораздо конкретнее, а его отношение к миру — активнее нашего; к примеру, в тех случаях, когда русским бывает достаточно безличных и неопределенно-личных фраз, в соответствующих английских фразах почти всегда есть подлежащее. Что тут первично, а что вторично — язык или сознание, — сказать трудно, однако они идут рука об руку с самого нашего детства».

Возвращаясь к идеологии - очень интересно, как Владимир Бабков мотивирует необходимость такой важной для переводчика стадии работы над свежепереведенным текстом, как избавление от словесного мусора - а это все, «что угодило в русскую фразу и осталось там по недосмотру, — все, что может попасться на глаза читателю и сбить его с нужного настроя». Чтобы это объяснить, автор напоминает о том, что у Сергея Довлатова было правило: все слова в предложении должны начинаться с разных букв. И заключает: «Пример Довлатова заставляет нас сделать чрезвычайно важный вывод. Едва ли стоит сомневаться в том, что очень немногие из его читателей знают о странном ограничении, которое он на себя наложил, и почти никто из тех, кто о нем знает (а я думаю, что и вовсе никто), не обнаружил его самостоятельно, без чужой подсказки. Однако чистота, выверенность, какая-то особенная прозрачность довлатовской прозы прямо-таки бросается в глаза, и теперь мы знаем один из ее маленьких секретов. А вывод из этого такой: читатели почти (или вовсе) не замечают того, по каким правилам скроен и сшит художественный текст, но писательские приемы — или хитрости, или даже уловки — все равно на них действуют».

Владимир Бабков не оставляет это наблюдение висеть в воздухе - из него следуют профессиональные рекомендации: «Первое: мы обязаны вычищать свои переводы до последней соринки, и мысль “а, ладно, все равно никто не заметит” никогда не может служить нам оправданием. Даже если не заметят, то обязательно почувствуют. Второе: нужно самым внимательным образом присматриваться к малозаметным техническим особенностям письма автора и изо всех сил стараться разгадать рецепты его кухни. Это непременно окупится».

Есть у книги «Игра слов» одна особенность, которая делает ее не только событием в мире профессиональных переводчиков англоязычной литературы. И даже не только в мире людей, пишущих или намеревающихся писать прозу на русском языке.

Эта книга помогает прозу в первую очередь понимать - изнутри, тонко, глубоко - и за счет этого получать от чтения неизмеримо большее удовольствие, чем мы готовы получать с налета. Переводческое ремесло дает для такого особенного чтения уникальный, никаким иным образом не доступный способ. Собственно, об этом автор написал в самом начале: «Переводчики получаются из читателей, что очень логично, поскольку, как мы убедимся позже, переводчик в одной из его ипостасей — это самый неравнодушный, самый вдумчивый и в то же время самый доброжелательный читатель на свете».

И поэтому нет ни одного читателя - настоящего читателя или желающего стать таковым, - которому не стоило бы прочитать книгу Владимира Бабкова «Игра слов».