Глазами мертвого мальчика. Вышла в свет самая странная книга о Москве

Анна Берсенева, писатель

Роман «Мбобо» Хамида Исмайлова (М.; СПб.: «Т8 Издательские Технологии» / «Пальмира». 2022) - одна из самых странных книг, написанных о Москве.

Вероятно, необычность взгляда на этот город является составляющей общей необычности, которая присуща и писательской манере, и писательской биографии автора. Поэт, прозаик и переводчик Хамид Исмайлов родился, вырос и получил образование в Узбекистане, работал в Москве, в начале 90-х эмигрировал в Великобританию, где стал главой Центральноазиатской службы Би-Би-Си и первым почетным писателем (Writer in Residence) Всемирной Службы Би-би-си - организации, в которой работали Оруэлл, Найпол, Уолкотт. Его романы, написанные на узбекском, русском и английском языках переводятся во всем мире, в России же почти не издавались. Между тем в каждом из них представлена такая яркая картина восточной мифологии, мировой политики и европейской социальной жизни, что это могло бы существенно расширить представление российского читателя о современной действительности.

Роман «Мбобо» выделяется своей необычностью даже в этой причудливой мозаике. Можно было бы отнести ее за счет необычности главного героя - чернокожего мальчика, рожденного в Москве полурусской-полухакасской женщиной от африканского мужчины. Пушкинский эпиграф, предпосланный роману: «Он чувствовал, что он для них род какого-то редкого зверя, творенья особенного, чужого, случайно перенесенного в мир, не имеющий с ним ничего общего», - может показаться связанным именно с экзотическим происхождением героя. Но с первых же страниц до читателя доводится необычность такого рода, по сравнению с которой необычность цвета кожи не представляется существенной.

Настоящий герой романа - сознание мертвого человека. Потому что Мбобо умер в двенадцать лет, и тело его способно теперь только ощущать, как «пройдет по земле гуд, расстелется дрожь проходящего неподалеку поезда, и кости невольно начинают биться друг о друга, зубы начинают стучать в такт, и мураши, устроившие здесь свое жилище, начинают бежать врассыпную по той темноте, где когда-то была кожа».

Рефлексия же сознания, которое невозможно назвать ни детским, ни взрослым, происходит иным, сложным образом: «До конца света и светопреставления у меня целая темная вечность подумать о своих двенадцати годах жизни. Мне всегда было странно, что во Вселенной значительно больше темноты, а человек цепляется за маленькие точечки звездочек, приравнивает малюсенький день к огромной, необъятной ночи, заставляет свет побеждать тьму. Откуда это? Зачем?! Оглянись вокруг, ну нету этой гармонической бинарной симметрии, нету! Одна только равновеликая буква «М» светится своим рубиновым зигзагом в московской темноте надо мной, и та от удушья неоном то погаснет, то коротко мигнет, то опять, потрескавшись, разгорится...»

Да, сознание мертвого пытается удержаться на земле. И единственными точками, за которые оно цепляется, становятся станции московского метро. Мать Мбобо (это она его так называла, в обычной же своей московской жизни он был Кириллом, что, впрочем, не помогало чернокожему мальчику слиться с московской действительностью), бывшая лимитчица, была совершенно бесприютна в Москве 90-х годов ХХ века, поэтому ее сыну приходилось вместе с ней и ее мужчинами скитаться по городу. И с каждой станцией метро связан был какой-нибудь важный эпизод его жизни. Собственно, Москва - это настоящее имя его матери. В обыденном смысле: таково было ее имя по паспорту. И в смысле экзистенциальном: мальчик этот порожден был российским мегаполисом, им убит и его охватывает теперь своим бессмертным сознанием. И точно так же автор охватывает сюжетом все станции московского метро, рисуя странный и выразительный портрет Москвы того краткого времени, когда «жили мы этими мелочами жизни, не зная, что то был наш звездный русский час, что звезда эта теперь сорвалась и летела по ночному небу, чтобы накоротко чиркнуть по атмосфере и сгореть навсегда. А тогда, тогда все пытались стать русскими».

В каждой из глав предстает новая станция, а вместе с ней новая черта Москвы и человека в Москве.

«Станция метро «Арбатская».

Изо всех времен года мне более всего тоскливей в декабре, и особенно же декабрьскими сумерками. Наверное, это мое исконное время, время моей жизни: холодное, короткое и темное. Стоит мне остановиться и взглянуть на московские черные деревья, голо торчащие в сине-смурное, болезненное небо, как вся жизнь кажется напрасной, и так всех жалко, даже тех, кто и тебя, и себя не пожалеет».

Сознание Мбобо поверяет Москвой всё, что вместилось в его земную жизнь, и всех, с кем эта жизнь его свела. Вот Глеб, один из материнских любовников: «Дядя Глеб был полым изнутри человеком и всю жизнь пытался преодолеть эту полость то своими запоями, то избиениями мамы, то занятостью мной. Но я-то видел, что все это ему глубоко безразлично. Может быть, именно поэтому свои самые счастливые (а может быть, и самые несчастные) часы семейной жизни я провел вместе с мамой в его компании. Потому что из этого безразличия рождалось его бескорыстие. То был как декабрьский снег: идет потому, что идет, потому что не может не идти. Казалось бы, уже все белым-бело, сугробы с меня ростом, а снег все идет и идет. Дядя Глеб был полым человеком, и если следовало его сравнивать с чем-либо на этой земле, то я бы сравнил его со свищущими пустотами темного метро, изредка вспыхивающего необыкновенной красотой или обыденной серостью своих станций».

Детское ли это осмысление? Конечно, нет. Это носится дух - только не над бездной, а в самой бездне, где «черное тело мешается с черным телом круглой, как мяч, земли», и слабо мерцают лишь огни метро.

Вписать московский метрополитен в метафизический контекст с такой же естественностью, с какой он вписан в контекст сюжетный, - дело более чем необычное. Хамиду Исмайлову это удалось.