«Нужен, наверное, не образ врага. Конструктивисты говорят: нужен Другой, с большой буквы «Д».
Нужен кто-то, с кем себя надо сравнивать, можно сравнивать.
Для любого народа и, вообще, для любой социальной группы важен ответ на вопрос «кто мы такие?», как-то себя надо объяснить и для себя же сформулировать. Что мы? Для чего мы?
Обычно ест две опоры, два варианта ответа на вопрос «кто мы такие?».
Один – это надо пытаться себя изнутри объяснить, если это про народ, то это обычно про историю, иногда про идеалы, если есть.
Вот у американцев есть ещё вариант поговорить о том, что мы те, кто строит либеральное демократическое государство. В России такое было, наверное, в советское время, когда мы коммунизм строили.
Но всё-таки чаще у нас – прошлое. Мы это те, кто объединён какой-то трагической великой историей.
А второй вариант ответа – это с кем-то себя сравнить. Мы это не кто-то другой, мы это не соседи наши.
Как-то я в Канаде спрашивал, что значит, быть канадцем. Самый популярный ответ был: мы не американцы. То есть определение себя через соседей.
На постсоветском пространстве тоже есть такие варианты ответа: мы не русские. Я не знаю, но, наверное, это популярно в Белоруссии, в Украине всегда была попытка отделиться от кого-то…
Если мы живём в стране, которая сея ощущает великой, как США или Россия, то сравнивать себя с соседями… Американцы, например, не ответят, что «мы не канадцы», потому что это странно будет звучать.
Зато две большие страны, Россия и Америка, они друг через друга могут себя определять.
Поскольку это развивалось, прежде всего, в разговоре о политике, и то, Россия оказалась очень таким удобным Другим для американцев. Американцы строили идеальную политическую систему и при этом отталкивались от Европы, у них первым-то Другим, понятно, была Англия, бывшая метрополия. Но очень быстро они перешли к тому, что мы строим вообще другую систему политическую, не такую, как в европейских странах в целом.
Что отличает американскую систему от европейских, ну, в XIX веке? В Европе почти везде монархия – у них республика, в Европе свобод мало – у них много. И если посмотреть на Европу, то Россия - это самая восточно-европейская страна, и в наибольшей степени противоположная американским идеалам.
Для того, чтобы им сказать, что мы свободны, им нужно это выразить в такой форме: мы же не Россия, которая не свободна. В чикагской газете может быть заголовок: «Русская политика в Чикаго».
Там ничего нет про Россию, но там будет о том, что мэр Чикаго слишком авторитарным способом управляет городом, не советуется с местным советом, вот про это.
В России немножко по-другому происходит, но похожим образом. Россия иногда отталкивается от американцев, но гораздо чаще Америка это вот такой образец, за которым тоже надо гнаться…
Особенно, когда Россия сама проходит через реформы, Америка оказывается удобным способом сравнить себя, и сказать, что мы хотим такими быть.
В России, я бы сказал, выработалось три отношения к Америке: революционеры, вроде декабристов, которые просто хотели здесь, в России, устроить американскую Конституцию, прям копировали, переводили на русский язык Конституцию США; с другой стороны – консерваторы, особенно государство, которое глядя на Америку, пыталось вот это вот запретить.
В Америке выделяют больше денег на изучение России, когда отношения между нашими странами ухудшаются – врага надо знать в лицо, когда отношения улучшаются – деньги забирают, сайентологи и русисты влачат жалкое существование, потому что нет вот этих правительственных программ и грантов на изучение.
А в России логика прямо противоположная: здесь легче изучать США, когда у нас отношения хорошие.
У нас все институты и центры по изучению США создавались в период разрядки, или в период 1990-ых, то есть тогда, когда отношения улучшались. Когда отношения ухудшаются, то на изучение Америки в России смотрят как на нечто непатриотичное, чего это ты Америку изучаешь.
У меня есть объяснение. В России на Америку смотрят, прежде всего, как на вызов, не столько военный – несмотря на все разговоры о военной американской мощи, никто, наверное, не думает, что Америка нападёт на Россию, а вот то, что американский премьер может здесь оказаться популярным, это очевидная опасность.
Так было ещё со времён Екатерины II, она про это первая высказывалась. Есть знаменитая её фраза: «Радищев – бунтовщик, хуже Пугачёва». Там же какое продолжение фразы? «Хвалит Франклина и себя мнит таким же». Это первая история о том, как не надо в России американских порядков.
В этом случае изучение Америки в глазах властей становится опасным, потому что вы сюда притащите американские модели.
Это второй вариант, когда государство видит угрозу. А третий вариант - это тоже государство, но реформистское. Каждый раз, когда у нас реформаторы у власти, когда они хотят, прежде всего, экономику России как-то двинуть вперёд, то США становятся моделью, но не политическая система, а то, что в США эффективная экономика. Изобретатели, инженеры, экономисты, вот это всё становится очень востребованным в России.
Даже, когда Медведев был президентом, помните, он написал статью, в которой использовал слово «модернизация». Потом он поехал в Кремниевую долину, встретился с деятелями IT-индустрии, привёз айфон, то есть, фактически, повторил то, что делали все реформаторы до него.
Вот три типа нашего отношения к Америке: революционеры, реформаторы и консервативное правительство, которое пытается всё это «заморозить».
Целиком интервью с Иваном Куриллой можно посмотреть здесь.