Одна из главнейших принципов, на которых держится всякая авторитарная власть – это расчеловечивание граждан, игра на самых низменных их чувствах. Именно это лишает людей способности к критическому мышлению и позволяет власти объединить их в некое подобие стада. Популярность Жириновского в народе во многом держалась на этом принципе. Существует множество свидетельств (в том числе, и видео) того, как он на своих встречах с избирателями, бросал в толпу деньги, наслаждаясь потом зрелищем, как люди во мгновение ока становятся животными. Писатель Евгения Коробкова с безупречной точностью описала один из таких случаев:
«Умер Жириновский. В голодные девяностые он приезжал в наш город. О приезде политика сообщила газета "Карталинская новь". Дело было в мае. Жириновского тогда любили и еще была популярна песня "Эх Владимир Вольфович, настежь кацавейка, Эх Владимир Вольфович, что нас дальше ждет". В этой песне были и такие слова:
«На проспекты шумные опустился вечер.
Поредел на улицах разноцветный люд.
В этот час кому-то вновь отбивают печень,
А кому-то, как всегда, стерлядь подают».
Мы тогда жили совсем плохо. Зарплат не платили, классная руководительница в школе ругалась и писала в дневниках, что мы не сдаем по две тысячи рублей на уборщицу. Жили за счет пенсий деда и бабки. Но, кажется, тогда еще многие не понимали истинного положения вещей.
Мы нарядились в лучшую одежду и пошли на перрон. Народу было видимо-невидимо, все толкались. Был и военный оркестр. К прибытию поезда исполнили "Прощание славянки". Жириновский и правда приехал на зеленом поезде. Он стоял в дверях вагона, где обычно стоит проводница, и что-то эмоционально кричал. Издалека его лицо было похоже на скворечник. В это время его помощники развернули кипучую деятельность. Поставили пластиковый стол, стул. Организовали живую очередь и тут же занялись приемом карталинцев в ряды ЛДПР. Вступившим в партию дарили бейсболку, ручку и кассету с песнями Жириновского.
Гвоздем программы стал денежный дождь из кармана политика. В какой-то момент пламенного спича Владимир Вольфович опустил руку в широкую штанину, вытащил пачку купюр мелкого достоинства и бросил в толпу.
Мы сначала не поверили глазам. Живые деньги видели редко. Жириновский улыбался, очевидно, косплея Воланда на сцене варьете. И снова достал откуда-то пачку купюр.
У Пименова есть картина "Футбол", где на переднем плане жопы футболистов, прыгающих за мячом.
Перед глазами стоит примерно такая же картина.
Карталинцы прыгали и ловили. Толкались, прыгали и ловили. Мужчины, женщины, старики. Больше всего поразил наш учитель музыки... Наверное, отсутствие баяна на шее прибавляло прыгучести и аэродинамических качеств. Он подскакивал, как баскетболист. А Жириновский наслаждался. Произведенный эффект, видимо, сильно ему понравился. Несколько дней спустя он повторил тот же трюк в эфире передачи "Моя семья" (помните такую?).
В общей сложности лидер ЛДПР протусил на вокзале Карталов около часа и за это время рассеял порядка миллиона рублей старыми деньгами.
Мы тогда долго судачили о его приезде. Кто-то хвастался, что пожал руку Жириновскому. Кто-то говорил, что собрал денег на килограмм мяса. Наша классная плакала и говорила: "Умерла бы, а ни копейки не взяла".
В результате вояжа по Уралу Владимир Вольфович сделал не очень лестный вывод о ментальных способностях уральцев.
«Там дебилы живут. От Перми до Екатеринбурга — это страшное. Это население дебильное. Оно, может быть, здоровое, но если взять по интеллекту, то тупое до упора», — говорил Жириновский.
Тогда же он озвучил собственное наблюдение о том, что на скромные ментальные особенности уральцев влияют полезные ископаемые: металлы и руды. Однако недостаток ума нашим людям компенсирует фантастическое упорство.
Не знаю, куда попадет этот человек после смерти. Не я занимаюсь распределением. Но та картина с прыгающими людьми и улыбающимся барином, засунувшим руку в карман белых парусиновых брюк - до сих пор стоит перед глазами.
До его приезда думалось, что все происходящее - какая-то ошибка. И все еще наладится, и будет нам небо в алмазах, и каждый получит свое.
На этом перроне стало понятно, что ничего не изменится. И что мы - люди третьего сорта. Навсегда теперь.»