Ничего святого: как Чубайс и Смирнова уничтожили пейзаж, воспетый Пастернаком

Сергей Баймухаметов

В последние недели в прессе более или менее активно обсуждался отъезд Чубайса за границу.

Чубайс – знаковая фигура в 30-летней истории новой России. «Отец приватизации», вице-премьер, глава ельцинской президентской администрации, до 20 марта нынешнего года - спецпредставитель президента РФ по связям с международными организациями. И вдруг – тихий отъезд за пределы страны, вместе с женой, сценаристкой и режиссером Авдотьей Смирновой.

В средствах массовой информации среди самых разных материалов внимание многих привлекли заметки о их подмосковной усадьбе, фотографии, подробное описание. Участок – 1,6 гектара. За 246 миллионов рублей. Коттедж площадью 2,5 тысячи квадратных метров, гостевой дом в 600 квадратных метров и почти такой же - для охраны и прочей обслуги. По одним оценкам, нынешняя стоимость усадьбы - 30 миллионов долларов, по другим- 36 миллионов.

Вернемся к Чубайсу. Ну купил и купил участок в 1,6 гектара, ну построил и построил усадьбу, ну 30 миллионов долларов или 36…. Нам не привыкать к таким расходам некоторых наших очень дорогих соотечественников. Для рядовых граждан и 300 тысяч рублей – огромная сумма, а для кого-то и 30 миллионов долларов – «карманные деньги».

Я - про другое. Я - про Бориса Пастернака.

В 1953 году он написал стихотворение «Август».

Как обещало, не обманывая,

Проникло солнце утром рано

Косою полосой шафрановою

От занавеси до дивана.

Оно покрыло жаркой охрою

Соседний лес, дома поселка,

Мою постель, подушку мокрую,

И край стены за книжной полкой.

Я вспомнил, по какому поводу

Слегка увлажнена подушка.

Мне снилось, что ко мне на проводы

Шли по лесу вы друг за дружкой.

Вы шли толпою, врозь и парами,

Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня

Шестое августа по-старому,

Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени

Исходит в этот день с Фавора,

И осень, ясная, как знаменье,

К себе приковывает взоры.

И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,

Нагой, трепещущий ольшаник

В имбирно-красный лес кладбищенский,

Горевший, как печатный пряник.

С притихшими его вершинами

Соседствовало небо важно,

И голосами петушиными

Перекликалась даль протяжно.

В лесу казенной землемершею

Стояла смерть среди погоста,

Смотря в лицо мое умершее,

Чтоб вырыть яму мне по росту.

Был всеми ощутим физически

Спокойный голос чей-то рядом.

То прежний голос мой провидческий

Звучал, не тронутый распадом:

«Прощай, лазурь преображенская

И золото второго Спаса

Смягчи последней лаской женскою

Мне горечь рокового часа.

Прощайте, годы безвременщины,

Простимся, бездне унижений

Бросающая вызов женщина!

Я — поле твоего сражения.

Прощай, размах крыла расправленный,

Полета вольное упорство,

И образ мира, в слове явленный,

И творчество, и чудотворство».

Это стихотворение, полагаю, возникло в его душе, когда он смотрел из окна второго этажа своей дачи в Переделкино на большое поле перед домом. Если идти по полю или по дороге вдоль поля, вскоре придешь на переделкинское кладбище. Там через 7 лет и упокоился поэт.

Давно не езжу в Переделкино, а десятилетиями назад, каждый раз проходя от железнодорожной станции к главному корпусу литфондовского дома творчества, проходя мимо дачи Пастернака или возвращаясь по этому полю от его могилы, я бессознательно вспоминал, повторял про себя строчки «Августа».

Это поле, называемое в переделкинском фольклоре Неясной поляной, пустовало многие и многие десятилетия. С одной стороны, оно входило, по некоторым документам, в состав заповедной территории. С другой, со временем отошло местному совхозу. Но оно оставалось полем, пространством. В моем сознании оно было памятником стихотворению «Август», природным памятником Борису Пастернаку.

К чему я?

К тому, что усадьба Анатолия Чубайса и Авдотьи Смирновой - как и другие так называемые коттеджи, «трубой пониже и дымом пожиже» - построена как раз на этом поле, через дорогу от дома Пастернака, в котором он жил с 1936 года.

Наверно, будь это усадьба любого другого чиновника или олигарха, осталась бы только горечь. Что с них взять?

Но ведь Анатолий Чубайс, сценарист и режиссер Авдотья Смирнова числились у нас по разряду интеллигенции. Значит, только числились? А на самом деле не знали, не понимали, не чувствовали элементарного?

Впрочем, судя по прессе, по новым материалам и старым интервью, этот момент не затрагивался, не замечался не только обитателями усадьбы, но и авторами статей, интервьюерами. Значит и наверно, это лишь мои рефлексии.

И не только мои. С печалью читаю строчки Натальи Ивановой:

«Пастернаковский пейзаж уничтожен коттеджным поселком, который занял все поле - Неясную поляну между пастернаковской дачей и кладбищем. Где теперь «лес кладбищенский, горевший, как печатный пряник»? Из окон кабинета Пастернака не увидишь. Его даже Дуня Смирнова из окон их с Анатолием Чубайсом коттеджа в центре Неясной поляны не увидит! Не понимаю, как она, внучка Сергея Сергеевича Смирнова… который вел печально знаменитое собрание СП Москвы против Пастернака, выбрала это место для жизни, место, зачеркнувшее пейзаж поэта».

На фото: Вид на поле из дома Пастернака. Фото Станислава Нейгауза, 1940-е годы. Из архива Елены Леонидовны Пастернак