Некрасов пишет по этому поводу:
«Хотел поглумиться и в очередной раз повторить мысль, что направленная деформация гуманитарного знания в 21 веке аналогична запрету паровых двигателей в 19-ом. Однако задумался и неожиданно для себя пришел к выводу, что чем больше жести тем лучше. Пущай «подмораживают» дальше!»
Почему? Аналитик подробно объяснил это в своем эссе о том, как на самом деле создаются исторические мифы, так упорно насаждаемые сегодня в России:
«Большинство религий, среди прочего, объясняли верующим устройство мироздания. Когда-то религиозные верования и представления о мире, не связанные с верой в сверхъестественное (то, что потом назовут естественными науками) в целом совпадали в головах населения. В архаичных обществах знания о том за сколько дней бог сотворил Землю, и кто кого родил воспринимались большинством не только как то, во что социально одобряемо верить, но и как вполне себе достоверное знание о том, как физически устроен мир.
Затем пути этих двух систем объяснения реальности разошлись. Естественные науки выяснили, что миру точно больше 7000 лет, Земля крутится вокруг Солнца и далее по списку. Религии с разным успехом и рвением противодействовали распространению подобных знаний, но потом были вынуждены как-то приспособиться к ним.
Мне кажется, данный сюжет во многом повторяется во взаимодействии т.н. «светских религий» (коммунизм, фашизм, патриотизм и т.д.) с гуманитарными науками.
Этот сюжет можно было бы описать на примере разного рода левых доктрин, которые изначально выросли из развития социологии и экономики, а потом, превратившись в «светские религии», вступили с ними в противоречие.
Но я сфокусируюсь на другом примере. Его изложение будет построено по принципу: (1) описание ситуации; (2) почему это проблема; (3) почему она решиться сама.
Плюс-минус в 17-19 веках в разных странах Европы возник запрос на то, как объяснить населению почему они составляют единую страну/нацию, ибо ответ «потому, что вы все подданные государя Х» многих перестал удовлетворять.
Этот запрос совпал по времени бурным развитием исторической науки. Расширение грамотности и развитие печати сделали выводы историков того времени известными для широких слоев населения. А еще случился бум написания исторических романов, которые вплетали выводы историков того времени в культурную ткань общеизвестных художественных сюжетов.
В результате комбинации этих факторов, возникла ситуация, когда выводы исторической науки того времени совпали и с социально одобряемыми национальными мифами (которые в тот момент активно ковались) и с общеизвестными художественными вымыслами. Как когда-то социально одобряемый религиозный миф совпадал с представлениями об устройстве мироздания.
После этого историческая наука продолжила развиваться, а национальная мифология и набор художественных образов забронзовели, сформировав нечто похожее на рассказ о сотворении мира в традиционных религиях.
Расхождение между этими двумя системами представлений постоянно нарастало даже не в следствие действий политических пропагандистов и недобросовестных историков, а просто в силу развития новых технических методов типа радиоуглеродного анализа и палеогенетики, новых археологических находок, доступности большего количества источников из других стран для сравнения, развития лингвистики и текстологии, анализа актовых записей, и много-много другого. Благодаря всему этому добросовестным современным историкам открылась несколько иная картина событий нежели добросовестным историкам 19 века.
Сокращению данного разрыва сегодня препятствуют как минимум 2 фактора:
А). Актуальная политика
Вряд ли в современной Армении или Азербайджане будет востребован объективный взгляд на историю Карабаха. Обе стороны сознательно выберут миф. Искажение истории второй мировой в России, или поиск «древних укров» в Украине проистекают из вполне конкретных политических задачи и процессов. И это не проблема только постсовеского пространства. В любой стране найдутся люди, которые будут кричать историкам «руки прочь от наших героев» или даже обвинять искателей истины в отсутствии патриотизма и работе на исторических недругов.
Б). Инертность и ресурсные ограничения системы образования
Посмотрим с позиций системы школьного образования, на мой излюбленный пример Александра Невского.
Сейчас школьникам рассказывают, что Александр Невский защищал родную землю от захватчиков и выиграл две великие битвы и хитро заманил тяжелых рыцарей на лед, где те потонули. Четко, понятно, байка про лед легко запоминается детьми.
Теперь представим, что детям сначала рассказывают общепринятую версию, а потом добавляют, что согласно современным данным Невского при жизни, скорее всего никто Невским не звал. Что, с кем была Невская битва, не совсем понятно, а ее масштаб характеризуется тем, что новгородцев в ней погибло аж 20 человек, частью известных поименно. И что на Чудском озере Александр Ярославович оказался не потому, что родину от ордена защищал, а совсем наоборот потому, что пошел чудь грабить. И Чудская битва далеко не самая значительная по масштабу из серии подобных, и что собственно немецких рыцарей на Чудском озере убили тоже целых 20 человек да 6 в плен взяли, чуди правда посекли «без числа», но кто тех чухонцев считает, им в мифе вообще места нет. И никакие псы-рыцари под лед тогда скорее всего не тонули (они, возможно, тонули в более масштабной Раковорской битвы, но кто ж про нее помнит, на фоне успешно мифологизированной Чудской). Да и в целом есть очень большие сомнения, что вес конного рыцаря столь существенно превышал вес конного воина из дружины Александра, что это влияло на их шансы утонуть. И так далее.
А потом, во избежание развития у учеников шизофрении, пришлось бы объяснять, как образовалась разница между двумя версиями. Про летописцев смешивающих разные события, про политику православной церкви, которая вложила в жизнеописание Невского вымышленный пафос борьбы с «латинянами», про Ивана Грозного с Петром I которым его образ был удобен для обоснования претензий на Прибалтику, про историков 19 века некритично подошедших к анализу источников, про удобство образа Невского для пропаганды и художественных произведений вокруг двух мировых войн с немцами. И т.д.
Я даже промолчу про патриотическое мракобесие и политический заказ. Объяснять все вышеизложенное ученикам сложнее технически и в голове полная каша останется. Да и нет столько учебных часов у учителя для таких подробностей. В школе гораздо проще рассказать про героя, битвы с многими тысячами, и хитрый план утопить рыцарей.
(Еще раз подчеркну, что подобная проблема характерна не только для России. И во Франции современные исторические знания допустим о последствиях и некоторых аспектах Великой Французской революции сильно отличаются от представлений о ней большинства французов. И даже отдельные древнеримские деятели до сих пор воспринимаются образованной публикой и изображаются в фильмах и книгах согласно канону, сложившемуся пару тысяч лет назад. Хотя современным историкам очевидно, что, допустим, некоторые «плохие» императоры просто с коррупцией боролись, а потому про них плохо писали представители знати, а некоторым «хорошим» просто повезло с пиаром на фоне неочевидных успехов в управлении государством).
Какая польза от того, что средний француз узнает, что усвоенный им с детства факт «А» про Жанну Д’Арк и факт «Б» про, допустим, Тиберия являются прямо ложными согласно представлениям современных историков?
Пускай кое-где откровенные вымыслы о прошлом лежат в основе вполне реальных современных конфликтов или неадекватных действий отдельных радикалов. Однако мире существует исламский терроризм, а еще ислам лежит в основе идеологии ряда диковатых режимов. Но мы не пытаемся повсеместно запретить ислам на этом основании.
Ну и пусть себе кто-то верит, что его деды всех победили, а кто-то, что его народ прямо от шумеров происходят. Миллионы реально верят, что вода в церкви в вино превращается и это же не мешает человечеству пользоваться достижениями естественных наук.
А мешала ли массовая вера в плоскую землю 7000 лет развитию естественных наук? Даже не церковь как организация, а именно массовая вера обывателей в религиозные мифы? Очевидно мешала. Хотя бы тем что многие ученые вместо занятий собственно наукой тратили свою жизнь и энергию на борьбу с клерикалами, тем что новые концепции медленно пробивались в школы даже не из-за политики церкви, а из-за позиции большинства родителей, некоторые из которых и вовсе запрещали своим детям читать «бесовские книги».
А развитие гуманитарных наук сегодня для будущего благосостояния общества имеет примерно такое же значение как естественных 200 лет назад. Периоды, когда обладание физическими технологиями (железо, паровые двигатели, компьютеры) было важнее обладания социальными технологиями (воинская дисциплина, налоги, выборы) в истории человечества встречаются гораздо реже, нежели обратные периоды. В современном мире социальная организация в гораздо большей степени предопределяет технологический уровень общества, нежели наоборот.
По мере научного прогресса и вызванного им неизбежного сокращения числа людей, стоящих за станками и роста числа людей, чья работа - взаимодействовать с другими людьми, роль социальных технологий в обеспечении благополучия общества будет только нарастать. (Этот тезис я ранее неоднократно здесь обосновывал более подробно).
Религиозно-мифологическое отношение к знаниям о социальной реальности объективно препятствует совершенствованию социальных технологий. Ну примерно в той же мере, как уверенность в том, что миру 7000 лет препятствовала бы эффективному поиску геологами некоторых полезных ископаемых.
Стратегия, что «мы будем физику и химию в школе современную преподавать, а историю или экономику вымышленную», могла иметь относительный успех в обществе, где большинство стоит у станка, но чем далее, тем более вредна в обществе, где все больший объем рабочего времени населения занимают социальные взаимодействия. В подобном обществе пластичное отношение к социальной реальности само по себе снижает издержки.
Поэтому не однозначное и не линейное восприятие гуманитарных знаний само по себе полезно. Исторические знания – лишь частный пример, использованный мной здесь для иллюстрации.
Пару веков назад в противостоянии религиозного и естественно-научного мировоззрений ситуация выглядела гораздо хуже для науки.
Религия была крайне важна для обоснования легитимности многих политических режимов. Аргументы о необходимости ее защиты для стабильности государства были гораздо более обширны и состоятельны, нежели аргументы, например, в пользу необходимости сохранения культа победы для успешного развития современной России.
Более того, на религиозное мировоззрение было завязано огромное количество механизмов обеспечения социального порядка. Недопустимость убийства или воровства внушалась в церкви через запятую с полезностью веры в бога. И наоборот «если бога нет, все позволено» - такая логическая цепочка вполне могла сработать в чьей-то голове. «Идея что миру больше 7000 лет, подвергает сомнению веру в божественное писание, а значит равноценно пропаганде асоциального поведения» - гораздо более логически обоснованная конструкция, чем «если подорвать веру детей в подвиг панфиловцев, то они вырастут плохими гражданами».
200 лет назад в школах тоже преподавали Закон божий, который много где прямо противоречил естественно-научным знаниям того времени. И любой предложивший отменить его преподавание подвергся бы жестким нападкам консерваторов, а в странах более диких мог и вовсе на костер угодить. Преподавать Закон божий было технически проще. Подобные знания дублировались на проповедях, на которые многие ходили, и священных текстах, которые тогда многие читали. У учеников каши в голове не возникало.
Т.е. процесс перехода от церковного к естественно-научному образованию был сопряжен с объективно большими сложностями, нежели те, что может вызвать, например демонтаж господствующих исторических мифов.
Тем не менее, за последние двести лет большинству стран удалось существенно реформировать систему образования и уменьшить роль религии в иных вопросах. Они были просто вынуждены это сделать, ибо сохранение избыточного влияния религии плохо сочеталось с успешностью стран в экономической и политической конкуренции.
При этом за отдельными исключениями никто не уничтожал церковь, а кое-где и сегодня в школе «закона божий» преподают. Трансформация произошла в первую очередь вследствие разделения в сознании большинства населения вопросов религии и объяснительных конструкций применяемых для решения практических задач.
Т.е. если человек верит, что некий Бог создал мир и ходит в церковь, но в своей повседневной профессиональной деятельности руководствуется современными знаниями геологии или астрономии, то проблема исчезает. В его голове на одной полочке лежат знания химии, а на другой вера, что вода превращается в вино.
Такое разделение сегодня кажется очевидным и простым, однако общественному сознанию потребовались едва ли не столетия, чтобы с ним свыкнуться. Очень долго и сложно преодолевалась инерция логики «если миру не 7000 лет, то разрушится социальный порядок».
В отношении социальной мифологии (а исторические мифы – лишь одна из ее составляющих) по всей видимости происходит примерно аналогичный процесс. Для прогресса важно не то, чтобы героические панфиловцы и древние укры исчезли из массового сознания, а то, чтобы они оказались на одной полке со змеем Горынычем и знаниями о том, в какой день Бог что сотворил.
Т.е. решение проблемы не столько в развенчании конкретных мифов, сколько в демонтаже серьезного отношения к национальным мифологиям как таковым. И чем сильнее разрыв, тем быстрее происходит этот демонтаж.
Геологу сложно верить в 7000 лет творения, а сотруднику Госплана в эффективность социализма. И чем яростнее фанатики отстаивают незыблемость своих мифологических картин, тем быстрее мифологическое и научное знание раскладываются в головах населения по разным полочкам. Даже если мифологическая картина мира остается социально одобряемой (сотрудник Госплана знал, что верить в марксизм хорошо), по мере раскладывания знаний по полочкам практика остается за наукой…»