Posted 23 января 2022, 19:41
Published 23 января 2022, 19:41
Modified 7 марта, 12:54
Updated 7 марта, 12:54
АННА БЕРСЕНЕВА, писатель
Если бы дочь Бориса Немцова просто написала воспоминания об отце, они, скорее всего, раздражали бы своей неполнотой. Потому что как бы ни были близки отец и дочь (а судя по книге, это было именно так), наиболее важные события жизни отца именно как политика и государственного деятеля не могут быть известны дочери в необходимой полноте. Из-за этого повествование о Борисе Немцове могло бы превратиться в случайную смесь из впечатлений детских - со всей их наивностью и взрослых - со всей их эпизодичностью.
Рассказ же Жанны Немцовой не об отцовской, а о собственной жизни парадоксальным образом обеспечивает читательскому взгляду неожиданную зоркость. Дело, видимо, в том, что, даже когда она говорит как будто бы исключительно о себе - а самостоятельностью ее характера довольно рано определилась и самостоятельность существования, - образ отца проглядывает в ней постоянно. Не во внешних обстоятельствах, а именно в ней самой - в ее взглядах, в ее способе принимать решения, в ее отношениях с людьми, в выборе профессии, в умении приобретать необходимые для профессии навыки.
В детстве влияние отца было наиболее очевидным:
«Я почти не смотрела телевизор – бабушка запрещала (потому что это излучение и вредно). Родители редко читали мне детские книги (на отца эти стихи и сказки наводили тоску). Но при этом отец рассказывал мне очень много историй из своего детства. Он укладывал меня спать, произносил волшебную фразу: «Когда я был маленький, я жил в Сочи», – и дальше начиналась история. Я огромное количество времени проводила за взрослыми разговорами о политике. Мне казалось (и кажется до сих пор), я для детского возраста неплохо разбиралась в политической повестке рубежа 1980–1990-х годов».
Детских воспоминаний в книге, конечно, немало. Но присутствие отца ощутимо и позже, причем в таких событиях дочкиной жизни, в которых он уже не принимал непосредственного участия. Жанна, к примеру, сама решила (абсолютно иррационально, как она замечает) бросить американский университет, вернуться в Москву и пойти учиться в МГИМО. И вот характер «дочери своего отца» очень заметен в вердикте, который она после этого выносит: «Никому бы не порекомендовала учиться в этом вузе. За пять лет учебы студентов не обучали критическому мышлению. Хотя считается, что в МГИМО сильная языковая школа, но за четыре года учебы я стала говорить по-английски хуже, чем на момент поступления. Главное, что ценилось в МГИМО, отсутствие своего мнения».
Описаны в книге и такие ситуации, в которых отцовская сущность проявлялась в дочери, кажется, вопреки ее собственной. Во время работы журналисткой на телевидении РБК взгляд Жанны Немцовой на крымские события пришел в резкое противоречие с мнением многих ее коллег и не только коллег. Причем вышло это вовсе не потому, что она любит вступать с кем-то в противоречия, а именно и только по сущностной причине.
«Я почувствовала, насколько это сложно: быть в меньшинстве. Я с детства была склонна к тому, чтобы зажигаться идеями, которые пропагандирует ближайшее окружение, – достаточно вспомнить, как я чуть не стала адвентисткой, прожив пару недель в семье американских адвентистов. Здесь же мне пришлось идти против своего окружения. Причем против людей, которых я знала и с которыми была в хороших отношениях».
Есть и совпадения, и несовпадения более сложные. Так, Борис Немцов отчасти узнается в признании его дочери: «Больше всего на свете я боюсь несвободы. Страх смерти тоже присутствует, но страх лишиться свободы сильнее». А отчасти - не узнается, потому что после того, как поворот к несвободе стал в российской жизни очевидным, он с горечью сказал: «Я наивно думал, что пассионарных людей в стране много. Это абсолютная ерунда. Людей, которые готовы рисковать своей свободой и благополучием, ничтожно мало, мы все в Красной книге», - и рискнул - последовательно - благополучием, свободой и жизнью.
После его гибели дочь поняла: «Хотя бы один член семьи отца должен бороться за то, чтобы расследование куда-то двигалось, и, по крайней мере, публично комментировать происходящее. Кто будет тем членом семьи, который станет бороться? Я понимала: кроме меня некому. У меня был выбор. Но у меня не было выбора. Оставить все как есть казалось абсолютно аморальным, это предательство отца. Я должна была сделать все, чтобы убийство отца как минимум не забылось». В этом состоял ее риск, и очень серьезный: если сразу после смерти Бориса Немцова на нее посыпались письма на тему «у меня ребенок от вашего отца», то после нескольких интервью, в которых она высказала свои соображения о его убийстве в контексте политической ситуации в стране, ей начали поступать прямые угрозы.
Это помешало Жанне Немцовой продолжать жить и работать в России и не помешало ей создать Фонд Бориса Немцова. Она стала его единственным юридическим учредителем, чтобы иметь возможность действовать в соответствии с собственными взглядами. Но круг людей, благодаря которым Фонд Немцова развернул международную деятельность, направленную на утверждение ценности свободы в сознании человеческом, - этот круг широк. Так, уже через несколько лет гостем ежегодного Форума Немцова стал один из крупнейших современных философов Фрэнсис Фукуяма, и во время его выступления, а потом его дискуссии с Алексеем Навальным в зале яблоку негде было упасть, люди стояли в проходах.
«Очень многими моими действиями руководила безусловная любовь к отцу, - пишет Жанна Немцова. - Если раньше фразы «любовь спасет мир» или «любовь сильнее страха» звучали для меня как некие абстракции, то сейчас они наполнились смыслом. Получается у людей, которые любят, потому что они заражают своими идеями других».
О том, как эту в высшей мере присущую Борису Немцову способность открыла и продолжает открывать в себе дочь своего отца, и рассказывает ее книга.