АННА БЕРСЕНЕВА, писатель
Чтобы его проделать, почетный профессор Калифорнийского университета рассмотрел все публичные акты насилия конца ХХ и первых десятилетий XXI века, чье идейное обоснование и организация определялись религией, посетив при этом множество тревожных мест мира. Его собеседниками были руководители палестинской интифады и иудеи-зелоты, сикхские активисты в Индии и буддийские - в Мьянме и Японии, джихадисты на Ближнем Востоке и радикальные христиане в США и Европе.
«Как человек, выросший в набожном окружении среднезападного протестантизма, - пишет Юргенсмейер, - я знал, сколь мощно религия способна преображать человеческий потенциал. Для меня эта ее преображающая способность всегда была чем-то хорошим (и в основном ненасильственным) — как связанная с мотивами личной целостности и социального искупления. Поэтому я ощущаю определенное сродство с нынешними религиозными активистами, для которых религия—это всерьез. Мне захотелось понять: что еще движет теми, кто за это достойное дело не просто сражается, а идет на религиозные теракты? Я задался вопросом, почему их взгляды на религию и участие в общественной жизни приняли такой летальный оборот и почему они нисколько не сомневаются, что вправе сеять разруху и смерть, — и сеют их так жестоко и напоказ».
Необходимо подчеркнуть: руководствуясь безусловной научной добросовестностью, автор не исходит при этом из каких бы то ни было предварительных личных установок, а именно и только делает выводы из полученных сведений.
И первый неутешительный вывод заключается в том, что религиозное насилие не просто проявляется в общественной жизни повсеместно, но и присуще абсолютно всем религиям. Ни одна из них не может считаться совершенно свободной от того, что Юргенсмейер называет кровавым активизмом.
И именно поэтому он не рассматривает свои беседы с представителями такового как самодостаточные, а стремится понять, почему все их чудовищные перфомансы так часто имеют религиозную мотивацию и почему в нынешнем историческом времени их стало так много - достаточно сказать, что в 1980 году в реестре Госдепартамента США среди международных террористических групп практически не было религиозных, а уже к концу XX века с религией были связаны более половины из них.
Безусловная причина этого - в произошедшей вследствие глобализации эрозии прежних общественных авторитетов:
«Поскольку государственные режимы слабеют от постоянных нападок на национальную идентичность и социальный контроль, их легитимность сегодня оспаривают движения, основанные на авторитете религии. <…> Для религии со всеми ее образами и идеями нынешний исторический момент глобальной трансформации оказался благоприятным для возвращения в качестве публичной силы. В тени же религиозных нестроений и возможностей для возрождения религии в политической сфере скрываются, как я полагаю, едва ли не повсеместное обесценивание светских источников авторитета и потребность в альтернативных идеологиях общественного порядка. В этом, возможно, и состоит исторический парадокс, наглядно представленный в нынешних терактах: ответы на вопросы о том, почему современный мир по-прежнему нуждается в религии и почему он содрогается от публичных актов насилия, — это один и тот же ответ».
Однако Юргенсмейер не ограничивается тем, чтобы объяснить религиозный терроризм одним лишь постмодернистским разочарованием в ценностях секулярного общества, в котором «вместо богословия и церкви критериями истины и социальной идентичности стали научное мышление и нравственные посылки светского общественного договора».
В центре его размышлений - вопрос о том, является ли религиозный терроризм лишь следствием определенного сплетения социально-политических предпосылок и человеческих амбиций, или же в самой религии, как исторической, так и современной, есть нечто такое, что «проистекает из самого ее сердца» и либо с неизбежностью ведет к насилию, либо, как минимум, «делает ее столь привлекательной завесой для корыстных чаяний властолюбцев».
Юргейнсмейер обозначает свою позицию в этом вопросе как срединную. Религия, согласно его выводам, не причина насилия, однако между ними есть некий зловещий магнетизм и странное взаимное притяжение. Отнюдь не случайно, по его мнению, религия играет столь важную роль в терактах вроде атаки 11 сентября 2001 года на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке. Она «дает убийству моральное обоснование и облекает его в образы космической войны, которые позволяют активистам мыслить себя проводниками «высшего замысла». Это не означает, что религия порождает насилие, — в этом обыкновенно виноваты социальные и политические проблемы, — однако в ней действительно есть символы и традиции, связанные с пролитием крови и даже катастрофическими актами терроризма. <…>
Начиная с библейских войн и заканчивая авантюрами Крестовых походов и великими жертвами мучеников, насилие сопутствовало религии как ее тень, расцвечивая самые мрачные и таинственные религиозные символы. Та власть над воображением, какой обладает религия, всегда оттенялась образами смерти.
Знакомые нам религиозные образы противостояния и преображения — то есть понятия космической войны—прилагаются к посюсторонним социальным конфликтам. Следствием же того, что эти космические битвы переносятся в мир людей, становятся реальные акты насилия. Меня озадачивает не то, почему зло творят люди скверные, а почему его творят те, кого в иных обстоятельствах мы бы назвали «хорошими»,—в случае с религиозным терроризмом это благочестивые верующие, искренне преданные моральному видению мира».
И вот здесь в исследовании Юргенсмейера появляется важный поворот: оно принципиально отличается от исследования природы зла в человеке, которым занимались великие авторы мировой литературы. (Имя Достоевского приходит на ум в первую очередь, и, вероятно, не только русскому читателю). Юргенсмейер же сосредоточивается лишь на культурных контекстах, порожденных актами религиозного насилия, на связанных с ними идеях и на сообществах, которые поддерживают террористов. Причем он делает это принципиально - чтобы не позволить себе подчиниться логике, согласно которой «терроризм существует потому, что есть террористы, и стоит нам только от них избавиться, как мир сразу вздохнет с облечением». Однако есть изъян и в полном освобождении от этой логики - во всяком случае, от первой ее составляющей, касающейся природы зла в человеке. Без фокусирования на этом любое исследование выглядит не только не полным, но и не сущностным.
Естественно, что, рассматривая в конце своей книги несколько возможных сценариев избавления от терроризма, Юргенсмейер крайне скептически относится к возможности его силового сдерживания. Попытки такового, предпринятые США в Ираке и Афганистане, в самом деле трудно считать вполне успешными. Однако и возможность преодолеть терроризм за счет его десакрализации - когда религиозная составляющая изымается из политики и возвращается лишь в сферу нравственности и метафизики, - исследователь считает маловероятной:
«Едва ли многие религиозные активисты захотят вернуться в то время, когда на публичной арене господствовали светские власти, а религии запирались в четырех стенах церквей, мечетей, храмов и синагог. Для большинства активистов социальные проявления космического противостояния обретаются в самом сердце веры, так что они мечтают вернуть религии ее «законное место» в центре общественного сознания».
Но что же, в таком случае, делать? Юргенсмейер считает, что эффективный способ борьбы с религиозным терроризмом таков:
«Религия одухотворяет жизнь общества и служит ему нравственным ориентиром. В то же время ей необходима толика рациональности и «честной игры», привитых ценностями Просвещения гражданскому обществу. Исходя из этого, конец религиозному насилию можно положить, лишь примирив между собою две вещи—некую умеренность в плане религиозного пыла и признание религии в качестве силы, возвышающей в жизни общества духовные и нравственные ценности. Еще один парадокс: исцелить религиозное насилие в конечном счете можно, только вернув самой религии подобающее ей уважение».
Юргенсмейер, проделавший фундаментальную - не говоря уже о том, что сопряженную с огромным риском для его жизни, - работу, имеет право на собственные выводы. Однако кто взвесит вожделенную «толику» и где баланс между уважением общества к религии и ее усилением, подавляющим все столь нелегко приобретенные в ходе многовекового социального развития общественные институты, а потому для современного общества неприемлемым? Страны, в которых таковой баланс соблюдается, немногочисленны и, как правило, не являются источниками терроризма. Те же сообщества, из которых религиозный терроризм обычно исходит, совершенно не готовы к умеренности религиозного пыла и вряд ли удовлетворятся тем, чтобы, вместо доминирующей и всеобъемлющей, роль религии свелась «всего лишь» к духовно и нравственно возвышающей.
Вероятно, единственное, что можно считать бесспорным по отношению к книге Марка Юргенсмейера: она ценна не рецептами, а честностью и безупречностью исследования.