Кажется, что информация о пытках в саратовских тюрьмах, колониях и тюремных больницах, дала желаемый эффект: власти зашевелились, поняв, что замолчать эти ужасы на сей раз не удастся. Вот и известная общественная деятельница, член Совета при Президенте по развитию гражданского общества и правам человека, журналистка Ева Меркачева посетила с комиссией одну из пыточных территорий - Саратовскую областную туберкулезную больницу №1 (ОТБ-1), и по ее признанию, испытала там примерно то же, что чувствуют люди на пепелище:
«Адский огонь (осужденные называли больницу чистилищем, где даже дьяволы учатся молиться) погас, но сам воздух пропитан воспоминаниями о нем. Перед нами руины того, что считали тюремным концлагерем…»
Своими впечатлениями от увиденного Меркачева поделилась на страницах «МК», где в том числе сообщила:
«Из того, что мы обнаружили и о чем, вероятно, не знает УФСИН: ряд активистов, которые участвовали в вымогательствах и издевательствах, остались в больнице. И они… пытаются снова вымогать, даже сейчас, когда идут проверки! И их покрывают, по словам осуждённых, те же оперативники, что ещё не уволены. Если это правда, это безумие надо остановить, иначе оно вырастет до размеров чудовище. Новый начальник больницы (он в день нашей проверки вступил в должность) нам показался порядочным человеком. Отец троих детей, военный хирург. Вряд ли он будет спать спокойно спать, зная, что там может творится беспредел. Так что уверена, больше ужас не повторится. А вообще эта история точно будет доведена до конца, арест начальника больницы и его зама - не последние…»
Но вот выводы, которые сделала общественница, мягко говоря, удивляют:
«Из проверки Саратовской ОТБ вынесла многое, в том числе о новых формах пыток, о которых никогда раньше не слышала. Одна из них - человека засовывали в сумку (большую, дорожную), и так оставляли на какое-то время (сутки-трое). Другая – выливали медленно на лицо три ведра воды, он захлёбывался, прощался с жизнью несколько раз за время экзекуции. Но это в прошлом. Надеюсь. И после всего я все же верю и буду верить в людей. Все садисты – это просто больные, отошедшие от Бога люди. Наша с вами задача помочь им вернутся к Нему…»
Наказать нужно всех, от пытавших до следователей и прокуроров
Эта надежда вызвала изумление в социальных сетях. Адвокат Алексей Федяров написал Меркачевой ответ:
«Нет, дорогая Ева, они не больные.
Проблема в том, что они здоровые.
Они ходят в церковь, стоят со свечами, они пьют в барах, они любят своих детей, они считают копейки для платежей по ипотеке.
Это же и есть тот самый обыкновенный фашизм.
Меня, к сожалению, не удивляют ни описанные сущности, ни обстоятельства пыток. Просто потому, что сложно удивить.
Но есть в статье то, что зацепило по-настоящему, это, думаю и сама Ева не оценила так, как оцениваем мы, сопротивляющиеся злу юридически.
Даже, скорее, легалистически, потому что поле у нас не правовое, оно именно легалистическое - процедуры перед костром еще есть, но уже выраженно ритуальные, их смысл в самих себе.
Соблюдены, да и ладно.
Как сказал мне один судья о ходатайствах защиты: «Удовлетворил, отказал - похрен. Главное - рассмотрел».
Ну так вот, Ева рассказывает о человеке, которого долго пытали и убили. Человек писал о пытках, систематизировал имена палачей, факты, свидетельства. Передавал в органы. Ему всегда отказывали в возбуждении уголовных дел. А потом убили.
«— Ахмедова поместили в психиатрическое отделение, где он подвергся жестоким пыткам, — рассказывает потерпевший по делу осужденный Александр Мухортов (интервью с ним мы публиковали). — Сначала он был полностью изолирован. Потом попал ко мне в палату. Он первый мне рассказал, как устроен садистский конвейер. Адильбек составлял списки «активистов» и сотрудников, которые причастны к преступлению. Получалось, что это настоящая ОПГ, которая «крышуется» руководством УФСИН. Несколько раз он писал записки с именами и датами, я передавал их своему адвокату, чтобы материалы оказались на воле (мы верили, что рано или поздно этот концлагерь будет разоблачен). «Активисты» что-то почувствовали, стали проверять меня и читать все, что я выносил защитнику. Тогда мы стали шифроваться. Ахмедов тот человек, который совершил подвиг не меньше Савельева, вынесшего видеозаписи. Просто на рассказы о пытках никто не реагировал, никто нам не верил. А видео — то, что уже не опровергнешь».
И вот это триггерит меня, моих друзей в правозащите, друзей-адвокатов, да и просто понимающих.
Нет видео - дела почти не добиться. Слова заключенного стоят ноль. Даже меньше.
Система отработана.
Следователь, если вдруг проверку все же инициируют, а чаще всего даже нет, приезжает колонию, ему приводят 5-10 активистов, те дают нужные пояснения, следователь уезжает.
И вот пока не будет наказана, причем уголовно, хотя бы раз, вся цепочка: пытавшие, давшие указание, прикрывшие, следователь, начальник следственного отдела, прокурор, согласивший с отказом в возбуждении дела, судья (если рассматривал жалобу), я не поверю, что хоть кто-то во власти всерьез задумался о том, что пытки надо искоренять…»
Еще более категоричен адвокат Алхас Абгаджава:
«Следим теперь за руками. Информацию о пытках в саратовских колониях скрыть не удалось. Это хорошо. Теперь у власти задача минимизировать потери и "накормить" граждан принятием исчерпывающих мер.
Несколько уголовных дел, это понятно. Показательный приезд комиссии с Евой Меркачевой - это уже традиционный ритуал. Не, ничего не имею против, просто не восторгаюсь, уж простите.
Но самый главный фокус (новое слово в тренде) - это убедить всех, что пытки выявлены, виновные наказаны, проблема решена.
Беда только в том, что власть признает пытками только вот этот ужас, который выплыл наружу - швабры, кровь, удушения, сексуальное насилие и прочее дремучее средневековье.И разумеется, сейчас уже никто не обратит внимание на будничные и привычные пытки, которые у нас считаются нормой.
Это унижения заключенных с самого первого дня, это перевозка по этапу людей, как скот. Это лишение сна. Это несусветные правила поведения. Лишение нормальной медицинской помощи, нормальной гигиены, свиданий с близкими и много-много еще чего, признанного различными конвенциями пыточными условиями.
Это все, как вы понимаете, еще долго будет с нами и считаться нормой.
Да, сейчас еще будут предложения по изменению законодательства, как же без этого. А давайте пытки будем считать преступлением. А давайте усилим ответственность, и прочее бла-бла, которое не имеет никакого отношения к радикальному искоренению дичайшего зла.
Что нужно, спросите? Нужно сравнять с землей старый ГУЛАГ. Во всех смыслах! И построить нормальную пенитенциарную систему. Систему, предполагающую изоляцию без унижения. Перевоспитание и исправление, а не возмездие и бездушную эксплуатацию.
Бесполезно в концлагере кровати переставлять и в печах температуру уменьшать. Концлагеря должны быть разрушены. Ну, один или два можно оставить, как музеи…»