Саратовские пытки на фоне российской сексуальности и Нобелевской премии

В этом исчезнувшем пространстве становится понятно, почему кого-то буквально «затягивает» в тюрьму. Когда на шахматном поле не остается места для движения — сесть в тюрьму — это сделать ход конем. Но ход этот чисто символический. Он так же как и другие не решает ничего, потому что шахматная доска уже давно разбита и перевернута.

Почему российское гражданское общество проигрывает? Потому (в том числе), что ему не свойственна дисциплина и слаженность действий. Зато «томатной гебне» эти качества присущи в полной мере. Поэтому так быстро, синхронно и массово распространяются не только соловьиные трели, но и прочая ангажированная деза, выдаваемая за аналитику. Такой дезой нашпигованы не только относительные форматные медиа, но и вполне себе оппозиционные.

Многие бесконечно рефлексируют по поводу своей сексуальности. Но ваши ли это подлинные желания? Авторитарное в своей основе общество продолжает принуждать людей к спариванию и демонстрации своей сексуальности в том числе потому, что оно нуждается в новых биологических единицах. При этом многие продолжают принимать матричные сигналы за собственные порывы.

На фоне поражающей истории из саратовской колонии идут обсуждения ни много ни мало — интервью Анжелики Варум. Тема сексуального позиционирования по-прежнему остается актуальной для россиян и особенно россиянок. На самом деле в значительной степени сексуальность есть способ выстраивания иерархии в отсталых, традиционалистских сообществах. И далеко не всегда сексуальность тождественна эстетичности, свободе и приятному времяпрепровождению.

Чем авторитарней общество, тем более опасные формы приобретает сексуальность как редкая, а то и единственная форма дозволенных свобод. В своем апофеозе тоталитарная сексуальность находит себя в гомосексуальном насилии в армии, тюрьме и прочих официальных силовых институтах общества. Поэтому ужас истории о пытках в саратовской колонии, ставшей достоянием общественности, является отвратительной нормой российского бытия.

Впрочем, всякий тоталитаризм эксплуатирует гомосексуальные практики. В более продуманных, но не менее чудовищных случаях, как, например, в случае немецкого национал-социализма, гомосексуализм был практически поставлен на службу государственной машине, прежде всего в своем эстетическом и военном аспектах.

Ну и собственно, сама война, как занятие для мужчин, неизбежно поглощало любое количество гомолибидо. Россия сегодня ведет ограниченное количество войн, поэтому она не может выплеснуть туда весь свой гомосексуально-гренадерский задор, ограничиваясь уже ставшей традиционной армейской дедовщиной и тюремным опускаловом. Также общеизвестно, что карьера, особенно в силовых ведомствах, часто лежит через постель.

Рациональным и элегантным решением данной проблемы было бы, например, узаконивание гомосексуальных отношений. Но поскольку это не только одна из основных государствообразующих скреп, но и база для компромата на огромное количество чиновников, то есть, реальный способ управления, легализация однополых отношений в России — малореальная затея.

Гротескность происходящего в нашей уникальной стране не была бы полной без присуждения Нобелевской премии главному редактору «Новой газеты» Дмитрию Муратову, которое вызвало неоднозначную реакцию в российской либеральной среде. Разумеется, в свете нынешних представлений о политике, данное решение Нобелевского комитета было сугубо прагматическим, но притом открывающим определенные перспективы.

Фактически всем прогрессивным гражданам России дали не только официальное пространство для маневра в удушающей атмосфере наступившей диктатуры, но и возможность иметь официальную трибуну и своего представителя в статусе человека, уже имеющего международное влияние. Что касается отдельных возмущений по поводу того, что премию не дали Алексею Навальному. Как фигура, борющаяся за мир, он не вполне соответствует критериям премии. Фактически он латентно поддерживал экспансивные планы Кремля («Крым не бутерброд»). По определенным причинам Запад отозвал свою ставку на Навального и те фатальные консенсусы, завязанные на фигуру Алексея внутри страны, оказались не у дел.

Всякий раз, когда речь заходит о судьбе Алексея Навального, я повторяю следующее — Алексей Навальный является политическим заключенным и должен быть немедленно освобожден. Однако русское политическое поле требует новых фигур. Одно очевидно — Запад не будет вкладываться в высокорисковые авантюры. Но, впрочем, это было очевидно и так. То есть, сейчас мы получили весьма конкретный дипломатический мессидж. Конкретней некуда.