Сергей Алиханов
Юлия Артюхович — Верба, родилась в городе Грозном. Окончила филологический факультет Чечено-Ингушского государственного университета имени Л.Н. Толстого.
Вышли поэтические сборники: «Я выбираю любовь!», «Женщина-жизнь», «Яркие заплаты», «Добрые стихи», книги прозы: «Теплый пепел», «Не в ту сторону», «Возраст осени». «Двойной абсурд».
Творчество отмечено премиями: Фестиваля «Святая Русь», имени В.Б. Смирнова «Отчий край»; Международных литературных конкурсов: «Поэзия без границ», «На благо мира», «О Русь, взмахни крылами»; почетными грамотами Волгоградской городской Думы, Союза писателей России.
Доктор философских наук, профессор. Работает в Волгоградском государственном техническом университете и в Волгоградской консерватории имени П.А. Серебрякова.
Член Союза писателей России.
Поэтика Юлии Артюхович обладает особой выразительностью. В её стихах культура и история, идеи и образы эстетически выражают текущее общественное сознание. Поэтесса активно осваивает и истолковывает актуальные жизненные процессы во всей их сложности. Звуковой состав языка чрезвычайно богат — звукопись насыщена аллитерациями, ассонансами, чередованием гласных и согласных звуков, но главное — интонации стиха, паузы — всегда классические.
Глубокое чувствование содействует истинному познанию, именно благодаря искренности поэтессы, глубокому лиризму, читатель в исчерпывающей полноте постигает людские судьбы. И каждое стихотворение проясняет, разгадывает, порой мистическим образом, ту или иную жизненную ситуацию:
Мелеет дней река. У жизни на краю
Мы смотрим на закат – на молодость свою.
Раскрыта пропасть дна, как тайна бытия.
Ты – теплая волна, а солнце – это я.
Лучами по лицу морщинки разбрелись,
И близится к концу наш день длиною в жизнь.
Еще горит закат костром на склоне лет,
Но тает в облаках его прощальный свет...
Чувство свободы, естественная народность, порождают почти говорной стих, отдаленно связанный чуть ли ни со скоморошьими прибаутками, хотя и обогащен современной устной речью. Поэтесса не стремится в идеализированный мир прошлого, однако подлинно народная мудрость — с некоторым лукавством, переплетает ассоциации и переживания лирической героини с читательским восприятием в едином потоке внутренней речи:
Нитью розовой на белую одежду
Пришивают благодарность и надежду.
Желтой нитью – злобу, зависть и разлуку.
А зеленой – одиночество и скуку.
Попрошу я белошвеек неумелых:
«Одолжите нам немного ниток белых.
Пристрочите нас друг к другу рукавами,
Чтобы больше никогда не расставались!
Особенно поражает легкость и филигранность строк, которые утрачивают авторство, словно припев популярной песни! Раз прочтешь, и сразу же помнишь наизусть — словно всегда знал. Ассоциативные скачки так непосредственны и остроумны, что невольно следом за литической героиней, повторяешь про себя:
Остыну я от страсти
И наконец пойму:
Находится Герасим
На каждую Муму.
Веревкой чувств привяжет
И приведет домой.
А нежных слов не скажет –
На то он и немой…
Как больно по живому,
Когда душа кровит.
Как страшно падать в омут
Несбывшейся любви...
Юлия Артюхович в своей поэтической работе активно использует новые носители, социальные страницы и постоянно обновляет свою видео-библиотеку:
Творчеству Вербы посвящены статьи.
Виктор Горшков – критик, доктор философских наук, написал: «Зачем нужен псевдоним человеку, уже получившему определенную известность в научных кругах? Вероятно, дело в том, что у научных трудов, написанных автором под собственным именем и фамилией, и у новых художественных произведений – разные читатели.
Для одних наиболее значимы актуальность и научная новизна, достоверность фактов и доказательность аргументов, строгая логика Ученого.
Для других важна безудержная искренность страдающей, любящей и тонко чувствующей Женщины, мысли и переживания которой облечены в простую, но глубоко индивидуальную поэтическую форму…
О чем бы ни писала Верба, ее стихотворения наполнены любовью: к жизни, людям, природе. Гармоничное сочетание «правды, горькой и простой» и авторской фантазии драгоценные качества её поэтического творчества...».
Василий Супрун, филолог, доктор наук, определил: «Серьезная поэтесса, выбравшая себе псевдонимом название грустного дерева — Верба… пишет строгие, даже несколько жесткие стихи… Верба — сложившаяся поэтесса, имеющая свой стиль...».
Особенно трогают читательские мнения под никнеймами:
— «Как вы близки к истине!!»,
— «…в стихах чувствуется сама автор и её ощущения...»,
— «Как же приятно душе слушать ваши творения…».
И нашим читателям тоже будет приятно читать стихи:
Любовь в параллельных мирах
В темном пространстве вечером поздним
Сходят с орбит влюбленные звезды.
В омут любви бесстрашно ныряют.
Падают с неба, скорость теряют.
Но до Земли они не долетают
И в атмосфере сгорают и тают.
Это любовь
в параллельных мирах.
В тесном пространстве, людьми забитом,
Мы, как планеты, сошли с орбиты.
Мы заблудились, ходим по кругу,
Как сквозь стекло, глядим друг на друга.
Но не дозваться, не докричаться,
Не дотянуться, не достучаться.
Это любовь
в параллельных мирах.
Не в ту сторону
Впереди — вокзал.
За чужим столом
Мы, глаза в глаза,
Говорим без слов.
В каждом взгляде: «да!»
Еле слышное
И любовь-беда —
Третья лишняя.
Город призрачный
Тонет в сумерках,
А дома темны —
Будто умерли.
Мы любовь-беду
Делим поровну
И скользим по льду
Не в ту сторону.
***
Я говорю на родном языке.
Слово держу, как синицу в руке.
И, отпуская в небесную высь,
Снова прошу: «Полетай и вернись!»
Этот свободный и смелый полет
Люди увидят, и кто-то поймет
Слова парящего сладость и соль,
Сердца горячего радость и боль.
Русского слова жемчужную нить
Будем веками беречь и хранить,
Чтобы дышала живая строка
Добрым теплом моего языка.
НИТИ СУДЕБ
В белой дымке олимпийская вершина.
День и ночь стрекочет швейная машина.
Разложив цветные нитки на скамейке,
Людям судьбы шьют богини-белошвейки.
Нитью розовой на белую одежду
Пришивают благодарность и надежду.
Желтой нитью – злобу, зависть и разлуку.
А зеленой – одиночество и скуку.
Не пойму, в чем перед ними виновата,
Только стала мне судьба великовата.
Наступаю на подол большого платья,
Спотыкаюсь о потери и проклятья.
Ты навстречу мне спешишь, раскинув руки.
Коротки тебе судьбы носки и брюки.
Расстегнулась ремешка тугая пряжка
И сдавила плечи тесная рубашка.
Попрошу я белошвеек неумелых:
«Одолжите нам немного ниток белых.
Пристрочите нас друг к другу рукавами,
Чтобы больше никогда не расставались!»
***
Наша жизнь – ежедневное чудо.
Мы приходим в нее ниоткуда,
Чтобы радоваться и страдать,
Перед тем, как уйти в никуда.
ЯРКИЕ ЗАПЛАТЫ
Я из слов веревочку вью,
Я плету из фраз кружева,
Чтобы прозу жизни свою
В яркие стихи одевать.
Странен и нелеп мой наряд
В тусклом свете сумрачных дней.
Правильно вокруг говорят:
Джинсовая роба прочней.
Падает свинцовая пыль
В мутный омут смертных грехов.
Покрывают серую быль
Яркие заплаты стихов.
БОГ ПРОСТИТ
Вдруг расколется мир пополам:
Ты однажды уйдешь по делам
И случайно собьешься с пути…
Бог простит.
Будешь биться, как в старом кино,
Мокрой птицей в чужое окно.
Дождь пройдет – и она улетит.
Бог простит.
Будешь жить от звонка до звонка,
Между двух берегов, как река,
Как прилив в середине пути.
Бог простит.
Будешь медленно таять, как снег,
И исчезнешь вдали по весне.
Отзвучишь, как забытый мотив…
Бог простит!
* * *
Мы жизнь измеряли буханками жёсткого хлеба,
Глотками воды под бомбёжкой, в крови и огне,
Кусочком бездонного синего мирного неба,
Иконно сияющим в грязном подвальном окне.
Мы жизнь измеряли румянцем рассвета над дымом
Любимого города, вскоре разбитого в прах.
Разрушенным домом — ведь каждому необходимо
Хранить его в памяти. Или хотя бы в мечтах.
БУСЫ
На тебя, как в зеркало, я смотрела.
Ничего не знала и не просила.
Удивлялась ласкам твоим умелым
И словам возвышенным и красивым.
Верила признаньям и клятвам мнимым,
А игры словесной не понимала.
Все нанизывала слова на нитку,
Чтобы шею бусами обнимала.
Но разбила зеркало на кусочки,
За любовь обманную расплатилась.
Нить стихов рванула, распались строчки,
И слова, как бусинки, раскатились.
Как мне стало страшно, темно и пусто!
Я бы рассказала, да не сумею:
Растеряла где-то слова, как бусы,
Без которых холодно стало шее.
На улице моей
На улице моей военная зима.
Без окон и дверей озябшие дома.
К знакомому двору, который стал ничей,
Бреду я по ковру из битых кирпичей.
Обугленные пни – как черные цветы.
Остались лишь они в саду моей беды.
Осталась только пыль да серая зола.
Осталась только быль. А сказка умерла.
Не пишите о войне!
Не пишите о войне торопливо,
Если память не висит тяжким грузом:
Вы не видели, как в грохоте взрыва
Небо лопается алым арбузом.
Не пишите о войне – вы не дети,
Чтобы строчками палить вхолостую.
Вам не больно. И никто не ответит
За придуманную байку пустую.
Не пишите, молодые, вам рано
Знать обугленную правду седую.
Пусть напишут те, кто старые раны
Опаленными стихами бинтует.
Неподвластна вам военная лира –
Не по чину, не к лицу, не по росту.
Напишите о любви и о мире.
Это будет справедливо и просто.
Подайте!
Судьбы моей изнанка
Чернеет год от года:
Лукавая цыганка,
Крапленая колода.
Приют бродячей кошки
В гостинице дешевой,
Рассыпанные крошки
От пирога чужого.
Подайте мне на бедность!
Подайте мне на радость!
Надежды грошик медный –
Случайную награду!
Но жизнь скатилась с горки
И шар загнали в лузу…
Налейте мне касторки –
Лекарства от иллюзий!
Вечный бой
Ну, давай, страна, повоюем всласть!
Каждый день – война и борьба за власть.
Битва за завод, схватка за успех.
Все – на одного, каждый – против всех.
На полях кипит бой за урожай…
А когда любить? И зачем рожать?
НЕКОГДА
Ему было некогда.
Так и летели года.
Слово давал, не успевал
Ни днем, ни вечером
Сделать намеченное.
Откладывал до утра.
Поэтому часто врал.
Вести дом
Удавалось с трудом.
Вещи терял, Любви повторял,
Когда опаздывал
(для памяти, не со зла),
Чтобы его не связывала,
Не указывала,
Не навязывала,
Не высказывала,
Не смела
Соваться в его дела.
Злился, сопротивлялся,
А потом удивлялся,
Когда Любовь заболела
И умерла.
Время закрытых дверей
Возраст осени – время потерь.
Отплывая от всех берегов,
Ты стучишься в закрытую дверь –
И теряешь друзей и врагов.
Наши годы уже не идут,
А несутся быстрей и быстрей.
Каждый день, как прощальный салют, –
Это время закрытых дверей,
Непреложный суровый закон –
Краткий срок приближенья конца.
Вот уже замолчал телефон,
Но остались еще адреса.
Ты приходишь пешком, без звонка.
На дверях – сплошь замки, как кресты.
А иные открыты пока,
Но жилища темны и пусты.
Возраст осени – время потерь.
У тебя остается одна
Твоей жизни открытая дверь.
А за ней – тишина, тишина.
МЕЖДУ
Наша жизнь – как книжка пестрая,
Из обрывков судеб сверстана.
Между строчками случайными –
И смешное, и печальное.
Мы застряли в неизвестности
Между славой и безвестностью.
Между волей и терпением,
Между дураком и гением.
Балансируем над бездною
Между нищетой и бедностью,
Между сильными и слабыми,
Между феями и бабами…
***
Нас много у Бога,
На всем белом свете,
По разным дорогам,
На тесной планете.
Бедны и богаты,
Друг другу не рады,
Стремимся куда-то,
И нет с нами сладу.
Забыли о предках,
Живем настоящим:
С молитвами – редко,
С проклятьями – чаще.
Богатством и властью
Гордимся без меры
И маленьким счастьем,
С надеждой без веры.
Но годы промчатся –
И мы повзрослеем.
Залетного счастья
Сберечь не сумеем.
Закроются двери,
Раскрытые прежде.
Останутся Вера,
Любовь и Надежда.
***
На губах мятный вкус холодка –
Как негромкое эхо гудка
Уходящего в прошлое поезда.
Ведь, куда бы нас ни занесло,
Нам всегда было вместе тепло.
А теперь беспокойно и боязно.
Как шампанское, пьем холодок –
Первый робкий разлучный глоток,
Глупых сплетников злое пророчество.
Мы с тобой еще вместе пока,
Но все явственней вкус холодка:
Мятный вкус – горький вкус одиночества.
Женщина-жизнь
Жизнь – Прекрасная Дама на пышном балу.
Ты глядишь из толпы и ревнуешь в углу.
Скоро скрипки умолкнут, и надо спешить,
Чтобы в медленном вальсе ее закружить.
Жизнь – лихая наездница в жестком седле.
Ты упал. И очнулся в пыли на земле.
Вновь несешься за жизнью, стремишься догнать
И хватаешь за гриву ее скакуна.
Жизнь – усталая девка в пустом кабаке
С сигаретой погасшей в дрожащей руке.
Ты с ней выпьешь стакан. Потолкуешь чуть-чуть
И тихонько погладишь ее по плечу.
Береги от предательства, грязи и лжи
Свою первую женщину – женщину-жизнь!
Беззаветно люби ее, верность храни
И однажды от смерти собой заслони.
***
Наш сентябрь разорвали на сотни неравных частей.
Нас незримые судьи судили жестоко и строго.
Нашу пару разбили на двух незнакомых людей,
Одиноко бредущих куда-то по разным дорогам.
Мы навстречу друг другу уже не бежим, не спешим,
И при встрече уже не ныряем друг в друга, как в омут.
Кожу-нежность сорвали с растерянной голой души,
Чтобы было удобнее резать и бить по живому.
Тяжелеет от боли и кругом идет голова,
Холод ветра разлуки мы чувствуем содранной кожей,
И напрасно теснятся невысказанные слова,
Как незваные гости, застыв на пороге прихожей.
Мы случайные взгляды, как ноты, читаем с листа,
И смеемся в ответ, а над кем – не поймем и не знаем.
Но за смехом не слышно, как стонет душа-сирота
У подножья креста, где веками любовь распинаем.
НИКТО НЕ ПРИДЕТ
«И Он, придя, обличит мир о грехе,
и о правде, и о суде…»
Евангелие от Иоанна (16:8)
Мы по жизни бредем, спотыкаясь, в тяжелом похмелье,
И сжигаем себя, как петарды, дымя и чадя.
К нам никто не придет. Скоро жернов судьбы перемелет –
И развеется прах по пустым площадям.
Словно кролик к удаву, в давно надоевшую клетку
Мы покорно спешим, с мелкой дрожью в усталых ногах.
И никто не придет дать от боли душевной таблетку,
Чтобы крепко уснуть и не помнить о старых долгах.
Вновь заносит кулак надо мною невидимый кто-то –
И жестокости пена вскипает на сжатых губах.
Но никто не придет, как заботливый доктор,
Вправить вывих души и бинтами укутать мой страх.
МОЯ СУДЬБА
Моя судьба – чужая женщина:
Переменчива, неразборчива.
А я задумчива, застенчива,
Недоверчива, неразговорчива.
Моей судьбе бы шашку наголо,
И на лихом коне в неравный бой.
А мне бы с книгой спрятаться в тепло,
В тиши ночной сидеть одной.
У поля жизни показался край.
Судьба играет мною, как мячом.
Я знаю, чем закончится игра.
Я не у дел. Я не при чем.
Из Вьетнамской тетради
ВОСТОЧНАЯ ЗИМА
Среди цветов чужого праздника –
Воспоминания напрасные…
А ночь влажна и горяча.
И призрак елки синтетической
Застыл в посуде керамической,
Как поминальная свеча.
Увы, зимой восточной жаркою,
С огнями, танцами, подарками,
Чего-то не хватает нам.
Ведь были зимы наши прошлые
Пушистым снегом запорошены.
Теперь тоскуем по снегам,
И песню русскую метельную,
Степного ветра колыбельную,
Мы слышим где-то вдалеке.
Зимы холодное дыхание –
О Родине напоминание –
Снежинкой тает на щеке.
КОМАНДИРОВКА
Печальный обряд завершения жизненной фазы
Проходит по-своему в разных краях и местах.
А здесь, на Востоке, умерших хоронят два раза:
Сперва – на три года, и только потом – навсегда.
Покойный как будто отправится в командировку,
А через три года начнет собираться домой.
Знакомой дорогой вернется к родному порогу
И там наконец обретет долгожданный покой.
Обычай суровый чужим не понятен и странен.
Однако нередко, устав от дорог и разлук,
Из дальних скитаний домой возвращается странник
И старым ключом замыкает свой жизненный круг.
ТУДА И ОБРАТНО
Между нами – печаль расставания,
На конвертах – печать расстояния.
Затаенная боль и отрада,
Наши письма: туда и обратно.
Редких писем непрочная нить
Может временно соединить:
Бодро пишут нам взрослые дети,
Как легко им живется на свете.
Мы прочтем торопливые строчки
Наших выросших сына и дочки.
И ответным письмом известим,
Как прекрасно живется самим.
Но одно лишь себе запрещаем:
Написать, как хандрим и скучаем.
Как тревожно бессонною ночью
От того, что прочли между строчек.
От того, что нас дети жалеют,
Что тоскуют они и болеют.
Прячут беды свои и печали,
Чтобы письма нас не огорчали.
Бережем мы друг друга, как можем, –
Полуправдою и полуложью.
И стараемся вместе случайно
Не раскрыть нашей маленькой тайны.
Носят письма – туда и обратно –
Слов любви полуложь - полуправду,
И звучат они снова и снова,
Откровением сердца родного.
ЖЕМЧУГ
Жемчуг – камень особый,
С женским капризным нравом.
Жемчуг для нежности создан,
Ждет дорогой оправы.
Когда он капелькой белой
Ляжет на гладкую кожу,
Станет женское тело
Красивее и моложе.
Жемчуг в тепле ладоней
Светится и оживает.
Не бьется, если уронят.
Тускнеет, когда забывают.
Как женщина, он не может
Жить без любви и света.
Шкатулки мягкое ложе
Должно быть лаской согрето.
ПО ВОСТОЧНОМУ КАЛЕНДАРЮ
В Сингапуре праздник. Шумит народ.
Я иду в толпе и смотрю,
Как встречать готовятся новый год
По восточному календарю.
Скоро люди торжественно подведут
Уходящего года итог.
Все дороги сегодня к Храму ведут,
Где у каждого есть свой бог.
В благовонном дыму, как в сонной реке,
Мерно движутся к Храму они.
И плывут в темноте от руки к руке
Свечек трепетные огни.
Словно пот, улыбку сотрут с лица.
И без обуви, как без оков,
На ступенях Храма откроют сердца
Строгим ликам своих богов.
Здесь священным огнем полыхает печь.
И в печи у всех на виду
Каждый может печали и беды сжечь,
Что случились в прошлом году.
Все течет разноцветный людской ручей
И молитвами тихо журчит.
Все горит костер из старых вещей,
Из печалей, бед и обид.
ГЕРАСИМ И МУМУ
Остыну я от страсти
И наконец пойму:
Находится Герасим
На каждую Муму.
Веревкой чувств привяжет
И приведет домой.
А нежных слов не скажет –
На то он и немой.
Муму ему виляет
Коротеньким хвостом.
Она еще не знает,
Не думает о том,
Как больно по живому,
Когда душа кровит.
Как страшно падать в омут
Несбывшейся любви.
И, словно на икону,
До дна и до конца
Смотреть на зыбкий контур
Любимого лица.
Уже не больно
Дымился светлый рай, распятый на ветрах
Поруганной войною воли вольной.
Ступили мы на край – и потеряли страх.
Уже не больно.
Постыден и постыл, в кровавой наготе,
Случайный грех, поспешный и невольный.
Девичий стыд остыл, распятый на кресте.
Уже не больно.
Оставлены давно обиды и долги
На выжженных просторах дикой бойни.
Распятые войной вчерашние враги…
Уже не больно.
Героям
Судит нас высшею мерой
Жизнь без надежды и веры.
Пыль на пустых пьедесталах.
Видно, героев не стало.
И затерялись во мраке
Ваши мундиры и фраки,
Кавалергарды лихие,
Рыцари старой России.
В мире жестоком и лживом
Будьте, пожалуйста, живы!
От заката – до вечности
В затянувшемся возрасте половой перезрелости
Попрошу: «Дай мне, Господи, не здоровья, а смелости –
Быть неловкой в движениях, не стесняться усталости,
Своему отражению улыбаться без жалости.
Пить лекарство от старости – капли мудрой беспечности
На короткой дистанции от заката – до вечности!»
Ходьба по краю
«Хоть мгновенье еще постою на краю…»
В. Высоцкий
Рулетки старшая сестра – ходьба по краю.
Как дилетанты, мастера в нее играют.
Летят на край судьбы скорей от жизни пресной,
Чтобы в огне любви сгореть или воскреснуть.
Рукой отчаянно взмахнуть над самой бездной.
За край тихонько заглянуть… Или исчезнуть.
Не каждый через жизнь свою переступает.
Толпа теснится на краю – и отступает.
Уж лучше спрятаться в толпе и не соваться.
Пересидеть, перетерпеть, но не сорваться!
И в мемуарах изложить, гордясь собою,
Что довелось вам пережить в борьбе с судьбою.
Потоком лжи подобной слух потомкам портим.
Но вечно жив мятежный дух большого спорта.
Навстречу злу или добру спешим, играя
В национальную игру – ходьбу по краю!
* * *
Часто люди, пишущие стихи,
Отстраненно тихи, немы и глухи,
Не в ладах со временем.
Если поэты не лгут, они так себя берегут,
Когда строчки роняют с губ
И стихами беременны.
Говорят: откуда-то издалека
Хлынет грусти река, подкрадется тоска.
Непрошенная –
И неведомо как, на помине легка,
В недопитый стакан с губ сорвется строка
Недоношенная.
***
У каждого – свой храм, и в жизни, и в душе:
Открытое ветрам соцветье миражей,
Или далекий скит – печальный темный дом,
Где тишина царит и мысли о больном.
А я еще в пути: у жизни на краю
Хочу свой храм найти – поэзии приют.
Построю теплый дом из сокровенных слов,
Чтоб вечно жили в нем надежда и любовь.
***
К бумаге тянется рука,
И разум мысли рифмой мерит.
А за окном не спит река,
Волной поглаживает берег.
Тонка веревочка из слов,
И мысли поздние печальны.
Простой узор моих стихов
В ночную тишину впечатан.
Вальс разлуки
У меня с тоской свидание
Этой ночью, этой ночью.
Приглашу себя на танец
В одиночку, в одиночку.
Стонет-мечется гитара,
В темноту роняет звуки.
Я танцую вальс без пары –
Вальс разлуки…
Не вернуть того, что было,
Но зачем-то помнит тело,
Даже если страсть остыла,
И душа оцепенела.
На ковре круги рисую,
Каблуками ворс сбиваю.
Если я с собой танцую, –
Значит, я еще живая.
Мечта
Много нас за мечтой по дороге крутой
идет.
Я по узкой тропе пробираюсь в толпе
вперед.
На высокой горе ждет прекрасный дворец
из льда.
Все устали в пути, нужно первым прийти
туда.
Вот заветный чертог! Кто там: черт или Бог?
Стучу.
Но за дверью темно. я просунул в окно
свечу.
Раскололось стекло, теплой влагой стекло
с руки.
Покачнулась стена и рассыпалась на
куски.
Затрещал подо мной и осел ледяной
порог.
Не узорная вязь – только липкая грязь
у ног.
Мой прекрасный дворец, как хрустальный ларец,
разбит.
Лишь под коркою льда в мутной луже вода
шипит.
Спотыкаясь, кричу, в грязь с размаху лечу.
Не встать!
И в воде ледяной вижу темное дно –
опять.
Закат
Мелеет дней река. У жизни на краю
Мы смотрим на закат – на молодость свою.
Раскрыта пропасть дна, как тайна бытия.
Ты – теплая волна, а солнце – это я.
Лучами по лицу морщинки разбрелись,
И близится к концу наш день длиною в жизнь.
Еще горит закат костром на склоне лет,
Но тает в облаках его прощальный свет.
Треугольная любовь
На стыке жизненных путей –
Любви Бермудский треугольник,
Где каждый – пленник и невольник
Чужих желаний и страстей.
Там треугольная любовь –
Геометрический ублюдок,
Для сплетниц лакомое блюдо
И украшение стола.
В чужую тайну, стыд и боль
Сквозит распахнутая дверца.
Трепещет раненое сердце
На каждом острие угла.
Венок
Сплету себе венок из благодарных слов,
Из сладкозвучных нот, улыбок и стихов.
А память затяну в цветистый узел фраз
И в зеркало взгляну, как будто в первый раз.
Седая голова и юная душа…
А жизнь опять нова, светла и хороша!
Не больно уколюсь шипами давних грёз…
И вновь в себя влюблюсь надолго и всерьёз.
Он и она
Он бродил по жизни, как вольный зверь,
Раздавал ключи, разбирал забор.
Нараспашку – душу и настежь – дверь.
А она хотела, чтоб – на запор.
Он ломал на части нелегкий хлеб
И искал тепла по чужим углам.
И себя, как хлеб, он крошил на всех.
А она хотела, чтоб – пополам.
Он в любовь, как в дело, – себя всего,
И в любви, как в деле, не шел назад:
Чтобы телом к телу, пока живой.
А она хотела – глаза в глаза.