– Анастасия, как вы попали в штаб Навального?
– У меня всегда была активная гражданская позиция, я занималась общественной деятельностью, ходила на митинги, в том числе на митинги, которые проводила команда Навального. В 2018 году я увидела объявление с вакансией на должность SMM-менеджера в штабе Навального в Красноярске. Я подумала: почему бы и нет? Пришла в штаб, выполнила конкурсные задания, прошла собеседование, и меня приняли на работу. С ноября 2018-го до апреля-мая 2021 года я работала в штабе Навального, сначала в должности SMM-менеджера, а потом стала координатором.
– Какие, на ваш взгляд, три главные проблемы в Красноярском крае?
– Жители Красноярского края сталкиваются с теми же проблемами, что и жители остальной России. Три главные, как я считаю, – коррупция, аполитичность людей и их терпимость к коррупции, проблемы экологии. То, что сейчас происходит в стране – это катастрофа!
У нас одна экологическая проблема сменяет другую: то леса горят, то взрывается что-то, то урановые «хвосты» со всего мира к нам свозят.
Что касается отсутствия политической активности, то в нашей стране она десятилетиями выдавливалась из людей. Существующая система власти – это наследство Советского Союза, где для тех, кто против власти, жизни в стране не было. Характер людей старшего поколения формировался в СССР, поэтому многие из них считают, что против власти идти нельзя. Оппозицию представляют те, кто вырос в девяностые и начало нулевых – полтора десятилетия свободы, которые были в России.
– Вам удавалось решать конкретные проблемы людей?
– Изначально работа штабов заключалась совсем в другом – в поиске компромата на чиновников, проведении расследований. В этом и состоит первостепенная задача оппозиции — критиковать власть. А проблемы людей должны решать депутаты, прокуратура, полиция и другие государственные институты.
– В 2019 году у вас проходили обыски по «делу ФБК».
– Ко мне приходили с обысками и в 2019 году, и в январе этого года. Обыски по «делу ФБК» – первый прессинг со стороны силовиков, с которым я столкнулась лично.
– А к вашим близким приходили с обысками?
– К бывшему мужу. Он работал в штабе, обыски у него были как у сотрудника штаба, а не моего бывшего мужа. Он был фотографом и оператором, у него изъяли много дорогостоящей техники, взятой в кредит. После этого он перестал работать в штабе. Понял, что оно того не стоило.
– А вы считаете, что стоило?
– Конечно, осознание, что тебя в любой момент могут вызвать на допрос, прийти с обыском, принести повестку, очень сильно мешает жить. Не все выдерживают. Не только мой бывший муж, я знаю других людей, которые не справились с этим. Естественно, что терять свободу и имущество всегда тяжело. Когда что-то теряешь, хочется видеть результат. А тут результата никакого нет, по сути. И есть ощущение какой-то тоски и обиды и полной бессмысленности того, что мы делали. Меня это реально гнетет, мне от этого тяжело и грустно.
– Вас обыски в 2019-м не остановили, вы продолжили работать в штабе Навального и в этом году, когда руководство ФБК уже было за границей, организовывали в Красноярске митинги.
– Во время январских митингов я чувствовала, что осталась наедине со всеми своими проблемами. Меня впервые арестовали, и когда увозили в КПЗ, я, конечно, понимала, что выйду оттуда, но в какой-то момент мне стало страшно – ведь я могла выйти и снова попасть под арест. Я поняла, что в такой ситуации меня никто не спасет. Было ощущение беспомощности, как будто нас бросили на амбразуру. Конечно, когда шла подготовка к митингам, нас предупреждали об арестах, но не делали на этом акцент. Нам всегда говорили, что надо быть готовым к тому, что нас всех арестуют, но других вариантов нет. По факту, под полицейский каток попали не только мы, но и обычные люди, которые пришли на митинги.
– Вы согласны с мнением, что Леонид Волков и Иван Жданов возложили ответственность за организацию митингов на координаторов штабов?
– Мне трудно давать оценку их действиям, я же была исполнителем. У меня был выбор – уйти из штаба или выполнить то, что хотят наши руководители. Сама я на месте Волкова и Жданова не смогла бы отправить людей на «бойню». Я бы не смогла взять на себя ответственность за судьбы тысяч людей. Если сотрудники штабов, которые организовывали митинги, были предупреждены о рисках быть задержанными, то обычные участники не понимали ответственности и не знали обо всех последствиях, которые повлекут эти события. Да и сотрудники штабов сами не до конца понимали.
Нам сказали: «Может быть административный арест, но кто из сторонников Навального не сидел под арестом?». То есть, ничего страшного – посидите. При этом Волков и Жданов руководили процессом из-за границы, а мы здесь как пешки выходили на митинги, не получая при этом никаких гарантий.
Нам компенсировали штрафы, со всеми остальными последствиями в виде лишения работы, уголовных дел участники митингов остались один на один. Поэтому многие сторонники Навального разочаровались в таких методах политической борьбы, как несанкционированные акции и беспорядки: добиться ничего не удалось, а судьбы у некоторых людей оказались тем или иным образом покалечены.
– Вы хотели бы, как руководство ФБК, уехать за границу?
– Я думала о том, чтобы уехать за границу и найти там работу, после обысков 2019 года. Но после нескольких месяцев поисков поняла, что заграница не для меня, надо оставаться здесь. Молодые парни и девчонки, у которых нет семьи, нет финансовых обязательств, детей, могут собрать чемодан за пять минут и улететь. У меня здесь родные, ребенок. Я бы не смогла покинуть Россию без них, без своего ребенка, как Любовь Соболь. Кстати, она ведь говорила в комментарии «Эху Москвы», что не собирается никуда уезжать, однако уехала. Я очень огорчилась, когда узнала об эмиграции Соболь. Ведь команда Навального всегда упрекала чиновников в том, что они меняют свое мнение, а тут один из их близких соратников тоже поменял свое мнение. После этого стало окончательно понятно, что ФБК сдал все позиции в России.
– У многих возник вопрос, как Соболь смогла беспрепятственно покинуть страну.
– Думаю, что выезд Соболь за границу был согласован с властями, потому что иначе ее бы не выпустили. За оппозиционерами, не местечковыми как я, а такого уровня как Соболь, ведется пристальная слежка «24 на 7». Соболь не могла покинуть страну без какой-то договоренности. Понимаю, что есть юридические нюансы, что решение об ограничении свободы еще не вступило в силу. Но я считаю, что она не могла уехать без согласования с властями. И о том, что она купила билет и приехала в аэропорт, – об этом знали. Это мое личное мнение.
– После митингов последовали уголовные дела, признание ФБК и штабов Навального экстремистскими организациями, закрытие штабов…
– Я думала над этим. Когда было объявлено о том, что митинги будут, во-первых, несанкционированными, во-вторых, не разовыми, а будет серия акций, меня сразу охватило тревожное чувство. Мне эта идея сразу показалась не совсем правильной. Было понятно, что они не приведут ни к чему хорошему. На месте руководства ФБК я бы в плане протестных акций похитрее бы действовала в этом году, потому что реакция властей была ожидаемой. Не провоцировала бы приездом Алексея Навального и всеми несанкционированными акциями на такие жесткие действия в отношении оппозиции. Руководство ФБК могло это предвидеть и на несколько ходов, как в шахматах, просчитать. Может быть, не до конца просчитали, что власть захочет после всех этих событий оставить выжженное поле. В итоге из-за своих необдуманных действий команда Навального проиграла эту битву, в России перестала существовать сеть штабов Навального.
Если бы не несанкционированные митинги и беспорядки, штабы в Красноярске и в других городах продолжали бы работать, выпускать расследования. Но эти события все перечеркнули.
Леонид Волков использовал стратегию «все или ничего», причем без согласия других несистемных оппозиционных организаций, которые теперь остались у разбитого корыта. По сути, сейчас оппозиция ничем не занимается. Не может работать на выборах, вести агитационную деятельность, обучать наблюдателей. Теперь я не представляю, как работать оппозиции.