Кладбищенским вопросом синхронно озаботились в социальных сетях известные публицисты Марина Шаповалова и Сергей Медведев, обратив внимание на неухоженность и заброшенность многих российских кладбищ. Шаповалова уверена, что культура народа определяется кладбищами:
«Самое страшное, что сделал "совок" с населением России, это те "номерные" скотомогильники, на которых мы вынуждены были хоронить своих близких.
В раннем детстве я любила гулять по Таганрогскому кладбищу. Там жила История. Семейные захоронения рассказывали мне о трагедиях и судьбах. Прекрасные мраморные и гранитные надгробия зачаровывали. Кладбище существовало в одних границах три века и никогда не расширялось: новые поколения находили вечный покой рядом с прежними - века на тех же квадратных метрах. В 1971 году старое кладбище закрыли. Открыли новое, которое сегодня уходит за горизонт от Николаевского переезда. На этом многокилометровом полигоне ни один покойный не лежит рядом со своими родственниками...
Я вспомнила, как это было прежде.
Каждый знал, где в свое время упокоится он сам - рядом с дедушками-бабушками, прапрадедушками и прапрапрабабушками. Это мог быть семейный склеп или участок. Человек после смерти уходил к предкам в том числе и в буквальном смысле: тело его погружалось к праотцам. Такая земля, в которой ты непременно присоединишься к тем, от кого происходишь, называется Родиной.
В советских "номерных скотомогильниках" не было ни какого практического смысла: они стремительно разрастались, занимая слишком много места, росли десятками квадратных километров - зачем? Чтобы через четверть-треть века их уничтожить и стереть память? Чтобы ни у кого больше чем в двух поколениях не было родных могил? Это расчеловечивание. Видимо, оно и было целью».
Примерно в том же духе пишет и Сергей Медведев, посетив свое семейное Пятницкое кладбище в Москве, и вернувшись оттуда в расстроенных чувствах: «Вместо умиротворения и просветления – разочарование и досада от того, что следует назвать своим именем: убожество русской жизни.
Для начала скажу, что это мое любимое кладбище в Москве. Помимо того, что там за последние 120 лет похоронено множество родственников по отцовской и материнской линии, это для меня одно из лучших мест в городе, куда я в прошлые годы мог просто заехать и погулять. Да, в нем нет пафоса Новодевичьего или Троекуровского, европейского духа Введенского (Немецкого), романтизма Донского, ажиотажа Ваганькова, но это зачарованный тихий уголок между шумом Крестовского путепровода и грохотом Ярославской железной дороги, куда вдруг проваливаешься из городской суеты, тенистая дыра в пространстве-времени под сенью вековых кленов, которых много повалило ураганами последних лет.
Но тем печальнее было зрелище, открывшееся нам сегодня. Я не был там с весны, и грязь тогда ретушировала общее уныние, но сейчас, в разгаре лета, стало видно, что кладбище в совершенно заброшенном состоянии. Три четверти могил, если не больше, не навещают годами – ржавые ограды покосились, памятники покрылись мхом и плесенью, и большинство могил поросли травой, крапивой и мелкими кустами: зрелище эпическое. При этом претензий к работникам кладбища нет – за последние годы его почистили, дорожки обновили, всюду стоят контейнеры для мусора, у входа садовый инвентарь; проблема в том, что могилы заброшены, люди не ходят на них годами, а если и ходят, то выпить водки и покрошить яйцо на Пасху, совершенно не заботясь о внешнем виде захоронения. Я привык видеть такие картины запустения в провинциальных городах и селах, где старики все повымерли, а молодежь уехала в города, и кладбища умирают вместе с поселениями, но из Москвы люди (почти) никуда не деваются, не могли же 75% родственников эмигрировать – а значит, просто не ходят или не заботятся о том, чтобы подновить могилы на одном из главных, исторических, кладбищ Москвы: вместо зоны памяти – зона забвения посреди процветающего города. Я битый час искал могилу дальней родственницы, недавно умершей от ковида,– я знал участок, ориентиры, но не смог найти ее среди глухих зарослей крапивы, поваленных оград и крестов; я ходил по тесно налепленным цветочницам, стараясь не ступать на сами могилы, а под ногами хрустели оставленные пластиковые бутыли и канистры, в которых все приносят воду для цветов и оставляют их «на потом», хотя это «потом» никогда не наступает.
Интересно посчитать, какой средний срок регулярного посещения и ухода за могилой: три года после смерти, пять, десять? С каждым новым дополнительным захоронением могила раскапывается, покрывается венками в лентах, затем грунт оседает, памятник с новой строчкой водружают на место, и снова начинает свою работу неизбывная российская энтропия, машина забвения. Я раньше, бывало, водил иностранных гостей на кладбища – там, как нигде, раскрывается дух места, овеществленная память, общинные ритуалы – но теперь мне просто стыдно, боязно представить, что подумает о России сторонний человек по виду ее кладбищ. А для себя я думаю, что как и тысячу с лишним лет назад, когда наши предки жгли леса, чтобы облагородить золой наши глиноземы в подсечно-огневом земледелии, Россия остается неглубокой культурой, с крайне малой глубиной проникновения во время, память и собственную почву, культурой, не прирастающей к земле, не пускающей корни – потому что все равно срубят, сожгут, ограбят (не варяги с татарами, так собственный барин, подьячий или воевода), забреют в рекруты, переселят на новое место. Культурой деревянной (головная боль для археологов), где все исчезает и гниет в земле: материальная цивилизация, гробы, память.
Не буду, наверное, сравнивать, с ухоженными европейскими и строгими мусульманскими и еврейскими кладбищами (помню в Шотландии нашел погост, где рядом лежали люди одной фамилии от 11 до 21 века, и все могилы были одинаково ухожены), просто скажу, что это еще одна метафора распадающегося общества, где чахнут даже родственные связи и ритуалы, общества, чей временной горизонт ограничен – как вперед (планирование), так и назад (память). Потому что кладбище это не про прошлое, а про социальную сплоченность, чувство идентичности, ориентацию во времени: у нации, забросившей свои кладбища, нет будущего. Когда вы последний раз были на своих могилах – не ради Пасхи, Родительской субботы или (вне)очередной смерти, а просто так, поговорить и подумать? Если ходите регулярно, то мой вам поклон и респект, а если нет, то сходите летом, пока есть время, и заодно прополите бурьян – это отлично очищает карму…»
Для сравнения, журналист Олег Пшеничный привел в комментариях к этому посту фотографии ухоженного сельского кладбища в Архангельской области:
«У каждой могилки — искусственные цветы (но свежие), рюмка, угощение. Всё прибрано, в порядке. Поднимешь голову — там небо…»
Однако не все так просто, считает активист Полина Каркина:
«Для человека с атеистическим и рациональным взглядом на мир захоронение само по себе может не представлять ценности, так как человек понимает ритуальный смысл этой истории и её связь с религией, которая ему не близка. С рациональной точки зрения, для того чтобы хранить в памяти тёплые воспоминания об умершем человеке, необязательно посещать регулярно возведённые на кладбище символы, или разговаривать с могилой, думая, что тебя услышат. С таким же успехом у тебя может быть дома какая-то вещь, связанная с человеком, на которую ты смотришь и вспоминаешь. А в вопросах, касающихся обычаев захоронения, чувствуется прессинг многовековых традиций, которые, возможно, уже не для всех людей отвечают современности. Например, человек и рад бы не проводить весь набор ритуальных обрядов при прощении с умершим, но не сможет это сделать, так как все родственники подумают, что он не почтил его память в желаемом формате. В общем лично я могу понять людей, которые оформили могилу один раз, но потом не чувствуют внутренней необходимости ходить к ней, чтобы помнить.
Другой вопрос, что вероятно многие люди, которые оформляют могилы, не являются атеистами…»
Эту точку зрения поддержал один из комментаторов:
«Было бы очень интересно узнать, каковы могут быть мотивы, способные понудить сходить на кладбище по-настоящему безрелигиозного человека, для которого не на словах, а на деле не существует ничего, кроме материи. Ради какой-то социальной сплоченности и национальной будущности никто на другой конец города дергать бурьян не потащится, тем более что этим двум идеям можно послужить и менее затратными средствами...»
Кстати, оказалось, что у мусульман, в отличие от христиан, нет традиции посещения кладбищ, они считают, что нельзя тревожить усопших, а могила должна сама собой сровняться с землей…
Известно также, что, к примеру, в буддистском Тибете трупы умерших скармливают птицам по особому ритуалу (называется «небесные похороны»), ну а в Индии прах умершего после кремации высыпают в Ганг, а прежде туда просто отправляли труп. И не сказать чтобы там были слабые родовые связи или чувство родины…