Золотые купола над хохломским ГУЛАГом

Мне пишут — это не то, «это другое!» «Где Летов и где евразийцы-лимоновцы?» Где? Где-где. В одном месте. В «русском мире». Мне пишут: «Летов заходил интеллигентным мальчикам». Ну «интеллигентные мальчики» — это и был пресловутый ЕСМ (Евразийский Союз Молодежи). И вот подобные стареющие мальчики — ныне формальные либералы, но реальные пиарщики режима. Летов и Лимонов — это и есть режим. Летов и Лимонов — это и есть Кремль. И вишенкой на торте — шнуровская «Зоя» — очередные «два кусочека колбаски», вот это все.

Никакого противоречия в этой вполне целостной картине нынешней России нет. Как нет ее между условной Бузовой и условной Боженой. Недаром их вымученные конфликты освещают желтопресные СМИ. Здесь конфликт следует понимать как единство.

Экономический форум в стране с ресурсной экономикой (то есть, фактически без экономики) — это ок. Норм. Ну как часть русскомирской матрицы-галлюцинации, как мишки в лесу художника Шишкина. Чай по 1200, виски по 89000.

«Почему такие цены?» — возмущается Собчак. «Да потому, что ты нищебродка!» — отвечает ей Дугин, позируя на фоне хохломы и фактически срастаясь с нею. Да он и есть — хохлома. Говорящая. «Да и я сама хохлома», — отвечает ему Ксения. «Я-МЫ» — из хохломы — поют, сливаясь в фофудьеносном экстазе. Главное, чтоб «боХато» — вот и вся византийская экономика.

Под постом про Лимонова и Летова пишут: «Лимонов на один раз, лучше Генри Миллер». Так и 20 лет назад говорили. Но тогда Генри Миллера читали. А теперь нет. Почему? Потому, что у отечественного интеллигента-2021 в голове то, что у его предшественника на полке в 1970-х. То есть, советская литература плюс западная «попсятина». Но даже попсятину он не помнит. Это требует усилий. Советская литература усилий не требует.

Тем временем, в России происходит усиление репрессий. От сидящего Андрея Пивоварова до напуганного, но пока отпущенного Дмитрия Гудкова. В сравнении с тем, что происходит в Республике Беларусь — это цветочки. Но Беларусь сегодня — это Россия завтра. Поэтому нам в режиме онлайн транслируют новый 1937-ой. И похоже это уже не мир софт-насилия. Насилие становится настоящим, образца середины прошлого века. Агрессивным, бесстыдным и даже самодовольным. Новые палачи словно бы гордятся своей ролью, истекая холеным снобизмом под лучами пропагандистских софитов.

Пытки, запугивания родственников, психоактивные вещества суггестивного спектра — все об интервью Протасевича. Он на камеру говорит о том, что желает простого обывательского счастья, подальше от политики. Фишка в том, что после таких прецедентов, после показательного террора в отношении оппозиции, жертвой станет как раз обыватель. Сначала его оберут до нитки. А потом пустят в расход. Не обязательно, но вероятно. Как я и писала ранее — сначала деньги, а потом жизнь.

Претензии к Протасевичу, подвергнутому пыткам, абсурдны и некрасивы в принципе. И тем более, абсурдны потому, что в современном мире очень сложно кого-либо «сдать». Постинформационное пространство позволяет в реальном времени отслеживать 99% информации, касающейся того или иного публичного персонажа.

Таким образом, демонстративная пытка Протасевича имеет своей целью не разоблачение героя, а запугивание масс. Протасевич не сказал ничего, что не знали и (или) не придумали сами спецслужбисты.

В этой статье я впервые употребляю оборот «1937 год». И лишь потому, что пытки и террор действительно стали самыми настоящими. Доселе же мантру про «1937» я слышала с 1990-х, то есть, со времени своего сфабрикованного процесса. Но признаюсь, того, чем пугали меня диссиденты и интеллигенция, я не видела ни в тюрьме, ни тем более, вне ее. Я могу констатировать, что происходящее сейчас неким образом запрограммировано — с одной стороны, безусловно, самой властью, формально дублирующей наработки СССР, а с другой — теми самыми носителями репрессивного сознания, воспроизводящими и транслирующими свои страхи в общество.

Отечественная культура и поп-культура также пытаются поспевать за политическими трендами. Она становится откровенно репрессивна и делириозна. Так на одном из тематических концертов певица Ваенга, переодетая и загримированная в мужчину-священника, исполнила песню Михаила Круга «Золотые купола». Что такое русский шансон? Это такой посконный византийский разухабистый дискурс. Кто ясно мыслит, тот ясно излагает — это как раз про шансон. Про условного Круга или Новикова. Нормально разъяснили за Русь. Ну уж точно лучше Дугина.

Но все, что работало до постмодерна, в постмодерне уже не работает. В Европе, конечно, работает. А в России — нет. Поэтому власть постмодернистов (а это именно их власть, ибо время идеологий прошло) выглядит откровенно фриковато.

Ну смотрите сами — впадающие в простоту первые лица, одержимая Симоньян, Даня (опять-таки!) Милохин — это внебрачное дитя Дугина и Юры Шатунова, псевдололиточная подделка, агрессивный коммерческий инфантил. И вот теперь еще и Ваенга, взявшая эстафету у почившего онтологически точного Круга — это уже откровенная психосексуальная перверсия, Крафт-Эбинг для обреченных — истерическая религиозность, трансвестизм и немножечко нервно. В общем, ничего не свято!