Сергей Крон
Обычная московская квартира на Красной Пресне. В просторной комнате, заваленной книгами, подшивками старых журналов и газет, сидит красивый седовласый человек. Генерал-лейтенант Виталий Григорьевич Павлов – легенда советской нелегальной разведки и один из самых «закрытых» в России людей.
Только после распада СССР стали известны некоторые подробности сверхсекретной операции НКВД под кодовым названием «Снег». Накануне войны перед советской разведкой была поставлена задача - ликвидировать угрозу возникновения «второго фашистского фронта» на Дальнем Востоке. Операция «Снег» увенчалась полным успехом: вместо захвата советского Дальнего Востока, Япония ввязалась в бесперспективную и заранее проигранную войну с США на Тихом океане. Советское руководство смогло не только избавиться от опаснейшей ситуации ведения войны на два фронта, но еще и получило возможность использовать свои дальневосточные армии в боях против гитлеровцев под Москвой. В подготовке, организации и проведении оперативных мероприятий этой операции непосредственное участие принимал В.Г. Павлов. Об этом, спустя полвека, генерал разведки рассказал в своей книге «Операция «Снег».
Правда, в разговоре Виталий Григорьевич оговорился, что еще в начале операции Берия предупредил: «Когда все будет сделано - забудьте о том, что вы делали. Забудьте навсегда!» Это был приказ, и чекисты его выполнили: даже после войны, встречаясь, о «Снеге» никто никогда не упоминал.
Рассказав подробно о своей нелегальной работе за рубежом, генерал Павлов вдруг вспомнил совсем другую историю…
«Начал я свою деятельность во внешней разведке в качестве стажера, получавшего на практике первые навыки оперативного ремесла. Затем несколько месяцев проработал оперативным уполномоченным - это была вторая, начиная снизу, должность в иерархической лестнице наркомата. Далее меня неожиданно быстро продвинули по службе, поставив на первую руководящую ступень: я стал заместителем начальника американского отделения, которое занималось разведывательной деятельностью в США, Канаде и Латинской Америке.
Честно говоря, мне была не по плечу эта ноша. Ведь я только начал вникать в разведывательное ремесло, заграничной практики у меня не было. Но в то время внешняя разведка испытывала катастрофически острую нужду в кадрах. «Чистки» центрального аппарата НКВД, особенно его зарубежных структур, проводившиеся в 1937-1939 годах наркомами Ежовым и Берией, привели к тому, что в ИНО из примерно 100 сотрудников осталось всего десятка два. Некоторые направления работы были совершенно оголены.
В январе 1940 года начальник внешней разведки Павел Фитин приказал всем руководителям отделений прибыть в кабинет наркома на совещание. Мой непосредственный шеф отсутствовал, и мне, как лицу его замещавшему, пришлось предстать перед очами грозного хозяина Лубянки. К назначенному сроку в приемной собрались начальники отделений, почти все сплошь молодые люди. Естественно, все гадали, о чем будет говорить нарком.
В кабинете Берии – большой письменный стол, покрытый синим сукном, кожаные кресла, ковры, под потолком - богатые хрустальные люстры. Подумалось тогда: не то, что в наших пролетарских закутках – бедность! Все обратили внимание на массивный шкаф из красного дерева с тяжелыми дверцами. Уж очень он не вписывался в общий интерьер.
Вскоре к нам присоединилась группа более старших по возрасту товарищей – руководителей резидентур внешней разведки. Они вели себя сдержанно, не переговаривались, не крутили во все стороны головами. Кое-кого из них мы знали, например, Сергея Шпигельгласа, заместителя начальника Иностранного отдела, который читал нам лекции в разведывательной школе.
Минут двадцать стояла гробовая тишина…
Неожиданно дверцы шкафа распахнулись, и оттуда стремительно вышел невысокого роста человек в пенсне, одетый в мятый серый костюм. Ба, да это же сам Лаврентий Павлович Берия! Ну, прямо как на портретах, развешанных тогда по всей Москве!
То, что мы приняли за шкаф, оказалось потайным ходом. Рядом с наркомом, как из-под земли, вырос еще один старший офицер НКВД. Никто из них с нами не поздоровался. Помощник, видимо, хорошо знавший свое дело, подал Берии список присутствующих. Нарком внимательно изучил бумагу и громко произнес:
- Зарубин! А ну, расскажи, как тебя вербовали немцы!
Побледневший Зарубин вытянулся по стойке смирно. Он пытался оправдаться: «Товарищ народный комиссар! Лаврентий Павлович! Меня никто не вербовал! У вас неправильные сведения. Я выполнял задание партии!»
И так с каждым. Помню, были названы фамилии Короткова, Журавлева, Ахмерова и других старослужащих разведки, отозванных с зарубежных постов. Унизительный допрос продолжался в том же духе с незначительными вариациями. Мы услышали, что среди присутствовавших в кабинете были английские, американские, французские, немецкие, японские, итальянские, польские и еще бог знает какие шпионы. Но все подвергнувшиеся словесной пытке, следуя примеру Василия Михайловича Зарубина, держались стойко. Уверенно, с чувством глубокой внутренней правоты отвечал Александр Михайлович Коротков, под руководством которого я прослужил в дальнейшем несколько лет в нелегальном управлении. Спокойно, с большим достоинством вел себя Исхак Абдулович Ахмеров и другие наши старшие коллеги.
Приём окончился так же неожиданно, как и начался. Довольный произведенным эффектом, Берия не попрощавшись, убрался обратно в шкаф.
Расходились медленно…
Недоумение сменилось страхом, что нас вот-вот арестуют. Потом на Цветном бульваре зашли в какое-то питейное заведение, приняв по «сотке», немного поостыли. Шепотом обсудили сложившуюся ситуацию и решили, что Лаврентий Павлович продемонстрировал нам свою информированность: мол, где бы вы ни были, ребята, я всё про вас знаю, и в случае чего из-под земли достану. Но зачем же «дергать» с места разведчиков-нелегалов, которые приехали в Москву под страхом провала. А может все-таки нарком шутил?
О том, что Берия шуток не любил, мы узнали только спустя годы - из секретного доклада Хрущева на ХХ съезде. Начиная с 1937 года, сотни профессиональных разведчиков, в том числе и нелегалов, в разное время были отозваны в Москву и расстреляны, ликвидированы почти все нелегальные резидентуры, утрачены связи с ценнейшими источниками информации. Конечно, это самым серьезным образом сказалось на обеспечении государственной безопасности страны. А ведь через два года началась Великая Отечественная война…