Оказывается, еще в 1945 году, когда ООН приняла Всеобщую декларацию прав человека, преследование граждан по политическим мотивам стало противоречить международному праву, а это привело к тому, что такие заключенные сразу же «исчезли». С тех пор, людей, выступающих с политическими требованиями осуждают по уголовным статьям, что очень удобно для властей любой страны.
Шутка ли сказать: по данным российских правозащитников, настоящими политзаключенными в России являются сегодня 349 человек (из них 288 по религиозным мотивам), однако только двоих можно назвать таковыми в прямом смысле слова: Ильдара Дадина и Константина Котова – оба были осуждены на реальные сроки по так называемой «дадинской статье» № 212.1 «Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования». Вот их-то и признают правозащитные организации политическими заключенными.
Однако многие осужденные по другим статьям спешат объявить, что их преследуют именно по политическим мотивам, включая в это понятие разного рода интриги, вследствие которых они оказались с решеткой, или вопиющую несправедливость, которая на самом деле является незаконным преследованием. Это сильно затрудняет правозащитникам искать и объявлять таковыми именно политзаключенных.
Далее Романова останавливается на особенностях отношений к таким осужденным в «местах не столь отдаленных». Не секрет, что в СССР отношение зеков-уголовников к политзаключенным было почтительным, за исключением случаев, когда тюремное начальство вынуждало блатных прессовать политических, избивать, или делать их существование в лагере невыносимым. В поздние советские времена они становились своеобразной «разменной монетой», их можно было обменять на таких же заключенных из западного мира, как, например, Владимира Буковского на Луиса Корвалана.
Михаил Горбачев выпустил всех советских политзаключенных на волю после гибели в голодовке (он требовал освободить всех своих товарищей по несчастью) диссидента и писателя Анатолия Марченко в конце 1986 года.
Вновь появилась такая категория зеков при Ельцине: несколько членов ГКЧП, и участников путча 1993 года, но сроки у них были небольшими, и их скоро выпустили. А вот в начале 2000-х политзаключенные стали обычным делом в российских тюрьмах.
Обычно, если такие люди не вмешиваются в тюремную жизнь, а сражаются за свою свободу воззваниями и письмами в ООН и Совет Европы, к ним в лагерях и тюрьмах относятся нормально, ни начальство, ни зеки их не трогают. Но вот как только они начинают жаловаться на условия содержания – то отношение к ним резко меняется: никому на зоне проверки не нужны.
Романова приводит опыт бывшего политзаключенного Ивана Белоусова, которого арестовали в 2008 году по обвинению в организации взрыва фонарного столба на Манежной площади (обошлось без жертв). Причем дело было сшито очень топорно: доказать следствие ничего не могло, но отступать не могло тоже, поскольку настоящего виновника найти не удалось. В результате Иван отсидел 6 лет, и все это время его пытались прессовать, чтобы он признался. Прессовали в том числе и с помощью уголовников, объявляя его скинхедом – а их в зонах очень не любят. Практически каждой зоне России существует так называемый блаткомитет из самых влиятельных зеков. Так вот, ни один такой блаткомитет после разговора с Иваном, никаких репрессий против него не практиковал – оставлял его в покое. Именно потому, что зеки понимали: он – политический и никакого вреда им причинить его деятельность не может. А если и случались у Ивана проблемы на зоне, то только по каким-то сугубо личным мотивам.
Кстати, Иван Белоусов рассказывал, как один из сотрудников Бутырского СИЗО настолько тепло относился к «политическим», что говорил: «Когда вас миллион на улицы выйдет, мы все тоже с вами выйдем, а сейчас никак».
Интересно, что некоторые уголовные статьи, к примеру, «оправдание терроризма», по которой вполне могут сидеть «политические», на зоне среди зеков не относятся к «неуважаемым», в отличие, допустим, от изнасилования или педофилии.
Но вот в лагере под Владимиром, где сидит Навальный, блаткомитета нет, там условия особые, и все целиком зависит от лагерного начальства, а оно в свою очередь, жестко завязана на ФСБ: уж такое у Навального дело. К тому же его контролирует руководство всей службы, ФСИН, а это на сегодняшний день выходцы именно из ФСБ... Так что и зеки тут не помогут.
«В любом случае взаимоотношения российских политзаключенных с окружающим миром переходят из зоны «тем для специалистов» в глобально интересную и важную для российского общества и мирового сообщества проблему...» - заключает автор.
Подробнее об этом здесь