Ученые Института философии РАН, МГУ и Высшей школы экономики провели исследование в области по политической психологии, результаты которого они опубликовали в статье «Новые социальные движения в сетевую эпоху». Эксперты изучили природу современных, главным образом, сетевых протестных движений, ответив, в том числе, и на вопрос: почему протест в социальных сетях столь же легко возникает, как и затухает, не приводят в итоге ни к каким значимым социально-политическим изменениям в стране. Резюмируя работу ученых в своем блоге, журналист Павел Пряников обозначил основные выводы, которые можно извлечь из этой работы:
1. Все, кто склонен к «асоциальному» поведение, теперь не исключаются из общества как некий «асоциальный элемент», а объединяются в сообщества, в которых легко институциализируют свое демонстративное непризнание общественных нормативов, пользуясь социальными сетями.
2. Это новое явление разворачивается в сообществе, где экстремистские наклонности одновременно, и одобряются, как идеи, и не одобряются, как метод решения проблем. В итоге все и завершается так называемым «сетевым экстремизмом». Этот парадокс затем разрешается разделением на «поражённых в правах» (к примеру, голодающих, русских, афроамериканцев, сексуальных меньшинств, людей, исключённых из публичной политики и тому подобное) и их «идейных представителей».
3. В этом и есть отличие протестной системы коммуникации от традиционной, которая включает борьбу за власть, за деньги, за истину и так далее. Новая протестная среда апеллирует к «телесным», «физиологическим» формам удостоверения своей значимости, к примеру, к насилию, к потреблению, к сексуальности.
4. Любопытно также, что протестные сетевые системы держатся в том числе и на способности испытывать страх за другого, что было практически немыслимо ранее на уровне индивидуальной психики. Это явление включает постоянное накопление и транспортировку страхов от одного участника движения к другому, а кроме того - нейтрализацию и преодоление глубинной традиционной установки, которая запрещает мужчинам демонстрировать свои страхи. Именно эта «добавочная» эмоция заместительного страха делает возможным интеграцию больших протестных сообществ.
Именно страх по причине его эмоциональной силы, несопоставимо более мощной в сравнении с другими эмоциями, выступает механизмом, который делает возможным «накручивание» и социальное «возбуждение», как следствие – заинтересованное обсуждение. Изучать новый протест сегодня - это выявлять конкретные механизмы накопления страхов и коммуникативные уровни «передачи страха» (интерактивные, масс-медийные, социально-сетевые...)
5. Протестные темы способны безудержно раскручивать механизмы положительной обратной связи, лавинообразно захватывать общественное внимание (прежде всего, в масс-медиа, но также и ангажировать правовую систему). Никакие «старые» (в основном запретительные) механизмы контроля коммуникации не останавливают этот поток, в том числе и потому, что подавляющая сторона не понимает степени травматизации (невротизации) участников сетевого протеста.
6. Как раз в этом-то и состоит слабость сетевого протеста, поскольку протестная тема, достигнув некоторого инфляционного предела, начинает «наскучивать», утрачивая свою «новизну» и уходя в сектор «развлечений».
Далее эксперты перечисляют стадии невротизированного сетевого протеста:
- Нервозность, которая характеризуется капризностью (человек недоволен всем и вся), неустойчивостью настроения, конфликтностью;
- Прочная стеничность, признаками которой являются нарастающая раздражительность (она сопровождается утратой самообладания, снижением самокритичности и усилением нетерпимости к недостаткам других), а также напряжённость в ожидании неприятностей.
- Астеничность, которую сопровождают снижение настроения, тревожность, неуверенность в своих силах, сильная ранимость.
Главный же вывод из всего этого неутешителен для участников сетевых протестов, поскольку старые политические системы, такие, как примеру российская, могут легко противодействовать им, просто выждав, когда они сами выдохнутся до третьей стадии...