Елена Федорова, Наталья Сейбиль
- Вертикаль власти задумывалась, в том числе, как инструмент привязки регионов к центру. Тем не менее, Вы говорите, что именно здесь проходит линия разрыва. Как и когда этот конфликт может проявиться?
- Федерализм 90-х был далёк от идеала. Он строился не столько на эффективном разграничении полномочий между центром и регионами, сколько на взаимном игнорировании принимаемых друг другом решений. Федерация плевала на субъекты, те в ответ плевали на Москву. Каждый издавал правовые акты, которые сам хотел; при этом никто, кроме издавшего, не считал нужным их придерживаться. Хаос и дезорганизация были жуткими, это не выдумка путинских пропагандистов. Восстанавливать управляемость было действительно необходимо. Другое дело, что у нас под этим соусом восстановили не только и даже не столько управляемость, сколько авторитаризм. У субъектов отобрали право плевать на Москву, а вот Москве право плевать на регионы оставили.
Источник власти сейчас не закон, а воля правителя. Система страшно перекошена. Все решения принимаются в столице. Из человека, который управляет территорией, губернатор превратился в просителя, который уполномочен Москвой лишь на то, чтобы протирать штаны в столичных кабинетах. «Вертикаль власти» в том виде, в каком ее построил Путин, - это не инструмент «привязки регионов к центру», как Вы выразились, а инструмент тотального доминирования центра над регионами. У последних есть только право стоять на коленях и униженно о чем-то молить. Естественно, им это не нравится. Поэтому антимосковские настроения крепнут. Нелюбовь к столице, которая высасывает из глубинки все соки, это, пожалуй, единственный мотив, который объединяет в провинции элиты и рядовых граждан.
Все это неизбежно приведёт к политизации проблемы - так же, как это было в конце 80-х. Как только региональная номенклатура почувствует, что центр ослабел, она тут же бросится на баррикады защищать интересы своих субъектов. Для неё это будет единственный̆ источник легитимности, единственный̆ шанс вывернуться и остаться во власти, когда вся система посыплется. Путинские губернаторы поведут себя точно так же, как когда-то вели себя первые секретари союзных республик. К ним примкнут и местные федералы, включая силовиков. Они ведь тоже своё московское начальство недолюбливают. Путин слишком сильно сжал пружину централизации, и она неизбежно распрямится.
- Разделение между богатыми и бедными связано не только с различием в доходах, но, в большой степени, и с коррупцией̆ и отсутствием социальных лифтов. Власть пытается бороться с коррупцией̆, почему ей никто не верит?
- То, что люди не верят в борьбу с коррупцией̆, есть частное проявление более общей проблемы. Люди не верят в закон. Они знают, что закон - лишь инструмент в руках правителя. Сколько раз Путин говорил о неприкосновенности Конституции? А потом пришло время «обнулиться», и всё - тут же забыл про неприкосновенность, и давай кромсать ее так, что только клочки полетели. Сколько раз, не скрывая наглой ухмылки, Онищенко объявлял войну то турецким помидорам, то украинским конфетам, то грузинскому «Боржоми» - стоило только соответствующей̆ стране вызвать недовольство российского МИДа? Очевидно ведь было, что качество запрещаемых продуктов никакого отношения к делу не имеет, просто российское руководство в очередной раз решило кого-то наказать. Такие вещи бесследно не проходят. Люди в России всегда знали, что «закон - как дышло, как повернул - так и вышло», а тут еще государство их в этом раз за разом убеждает.
Результат соответствующий̆. Посмотрите на реакцию хабаровчан в деле Фургала. Никому и в голову не пришло, что он может быть действительно виноват - хотя, казалось бы, ну откуда рядовому избирателю знать, может быть, тот на самом деле кого-то в 90-е убивал. Времена ведь действительно лихие были. Но нет, все сразу решили, что это Кремль расправляется с неугодным оппозиционным губернатором. Люди не верят в объективность и беспристрастность закона, а борьбу с коррупцией воспринимают как один из инструментов, с помощью которого чиновники сводят друг с другом счёты. И абсолютно правильно воспринимают, кстати. Так ведь оно и есть.
Конечно, власти могли бы быстро убедить население в том, что они всерьёз борются с коррупцией. Для этого было бы достаточно прекратить игнорировать многочисленные расследования, которые публикуют независимые СМИ и оппозиция. Сколько у нас было назначено разбирательств по итогам их разоблачений? Сколько уголовных дел возбуждено? Ни одного. А люди ведь всё это видят. Даже если они молчат, это вовсе не значит, что они ничего не замечают.
- 90-е годы прошли зря не потому, что правительство было слабое, а потому что так и не возник настоящий̆ парламентаризм, говорят некоторые. После падения авторитаризма будет нужно демократическое правительство или все-таки новая политическая система?
- Главной - системной - проблемой 90-х стало то, что тогда в стране было запущено слишком много реформ. Они все шли параллельно, а их последствия путались и мешали друг другу. Во-первых, менялась сама формация - вместо социалистической - государственной - экономики создавалась экономика капиталистическая - частная. Это, естественно, влекло за собой изменение структуры общества - возникали новые социальные группы, рождались новые типы отношений, вспыхивали новые - невиданные прежде - конфликты. Все это само по себе очень сложно, а тут наложились реформа отношений между центром и регионами; демократизация - приведшая к выходу на политическую арену новых, прежде не участвовавших в политике групп граждан. Появились принципиально новые институты - местное самоуправление, политические партии, независимые СМИ и т.д., и т.п. Всё это происходило одновременно, да ещё и в условиях полного отсутствия навыков цивилизованной политической дискуссии и поиска консенсуса. Социальная структура и политический процесс усложнились настолько, что ни один человеческий мозг, ни один компьютер не могли просчитать, в каком направлении и с какой скоростью будет развиваться ситуация; какой тренд и на каком этапе окажется доминирующим. Проблема в том, что каждый из этих процессов порождал не только тех, кто был ими доволен, но и тех, кого они возмущали. А недовольные, между прочим, очень часто оказываются более активны в политическом смысле, они вступают друг с другом в коалиции и могут создать единый фронт против реформаторов. В общем, я это все к тому, что применительно к 90-м нельзя говорить, будто замена президентского режима парламентским могла решить все эти проблемы. Нет, тогда вообще не было одного решения, которое способно было решительно изменить ситуацию. Золотого ключика, который может одним поворотом расшить все узкие места, в политике вообще не существует, и уж тем более не стоит о нем мечтать при таком сложном раскладе.
Сейчас ситуация иная. Политическая система, конечно, тоже начинает слабеть, но порядка в ней пока намного больше, чем в 90-е. Ее ещё можно попробовать спасти от обрушения. Для этого нужны реформы и постепенная демократизация. Нечто похожее на то, что произошло в конце 70-х в Испании. Из отсталой и авторитарной эта страна сумела тогда буквально за несколько лет превратиться в полноценную демократию – причём, без особых потрясений.
Чтобы избежать масштабной революции - она ведь, не разбираясь, создаёт проблемы и правым, и виноватым, - нужен компромисс между властным лагерем и оппозицией - вернее, между умеренными их крыльями. Переход к парламентской республике и мог бы таким компромиссом стать. Проблема президентской̆ модели в том, что здесь посты главы государства и фактического руководителя правительства совмещены. Глава государства одновременно является и главным политиком страны. Это одно кресло, и за него идёт жесточайшая борьба. Кто его занимает - тот победитель, кто не занимает - проигравший. Черно-белая схема, без полутонов. При парламентаризме эти позиции разведены. Глава государства не участвует в выработке текущего политического курса. Этим занимается председатель правительства, назначаемого по итогам парламентских выборов. Последний, по сути, и является главным политиком, не являясь при этом формальным главой государства. Это именно то, что нужно сейчас России. Введение этой модели помогло бы власти и оппозиции выйти из состояния клинча, в котором они оказались.
Путин мог бы занять должность президента, которая, однако, не предполагала бы вмешательства в текущую политическую ситуацию. Ему бы достались почетный статус главы государства и гарантии неприкосновенности; зато общество бы получило возможность двинуться вперёд, по факту, уже без Путина. На пост премьера тот, конечно, может порекомендовать и продавить практически кого угодно, но если этот человек не будет клиническим идиотом, он быстро поймёт необходимость сворачивать нынешний курс и начнёт постепенную демократизацию. Так же как когда-то в Испании это сделал бывший верный франкист Суарес.
Вопросы к Аббасу Галлямову основаны на публикации его колонки.