Андрей Мовчан: «Войну останавливают те, кто найдет в себе силы стать предателем...»

Аналитик Андрей Мовчан опубликовал в своем блоге небольшое, но яркое и безупречно логичное эссе о том, что такое война, и как с ней бороться:

«Меня почему-то спрашивают, что я думаю о войне в Карабахе. Нет, не так. Меня спрашивают, почему я ничего не пишу про войну в Карабахе.

Ниже - эссе, которое я написал в 2014 году - по другому поводу. Но думаю из него станет понятно, почему я ничего не пишу про эту войну.

Войны не начинаются нынче;

их продолжают вести

И. Бахман

Войны будут идти, пока на свете есть верующие - в бога, в справедливость, в избранность, в правоту, в долг, в предназначение.

Война нужна расчетливым – тем, для кого люди – мусор, топливо, досадная помеха. Они всегда в стороне, их работа – направить, настроить, убедить, снабдить, собрать дивиденды. Они никогда не проигрывают войн, потому что не они их ведут.

Войну планируют старые, злобные, кому жалко терять – и кто если теряет, то всё; злобные старики вечно боятся это «всё» потерять и вечно думают, что готовы к войне.

Войну направляют зрелые и циничные, матерые, умеющие вовремя послать на смерть, безопасно войти в захваченный город, показать пример грабежа и насилия, вовремя уйти в гражданском куда-то вдаль, где прерии, асьенды, пышные мулатки и где награбленного хватит на всю жизнь, а воспоминаний – на долгие вечера в одиночестве.

Войну ведут молодые: горячие, бесшабашные и невинные, или порочные, убежденные в своей силе – но и те и те наивные, обманутые, проклятые и обреченные.

Перед войной обостряется зрение и исчезает слух. Противники видят друг в друге дьявольские знаки, черточки, еле заметные отметины и приметы; угрозу, там, где ее нет; слабость без признаков; разность – в собственном отражении; в любой темной комнате – черную кошку. Расчетливые нагнетают; старые – параноики; зрелые – завистники; молодых легко обмануть, их мир – черно-белый.

Молодым можно было бы рассказать – но перед войной все глохнут, не слышат друг друга через невидимую стену вражды; не слышат и тех, кто пытается остановить войну; последние попадают во враги сразу с двух сторон, их участь печальнее всего, ибо их убьют первыми – не те, так другие. Прежде всего ненавидят тех, кто против войны; поджигатели – как препятствие; фанатики – из презрения.

Война всегда как пожар. Её зажигают с маленькой, неприглядной целью: кто – приготовить политическое варево; кто – сжечь документы; кто – погреться в склизком тепле ненависти. Зажигающие верят, что огонь под контролем – но в бумажном доме человечества это иллюзия: искра злобы из «контролируемого» очага поджигает весь дом.

Войну реже хотят, чем получают. Слабый, начиная войну, верит в страх сильного перед unaffordable damage, или в лень сильного, в то, что сильный пойдет на уступки просто чтобы не связываться. Для слабого война – не война, а угроза. Сильный верит в свою силу. Сильный отвечает войной на угрозу слабого, потому что он сильный и уверен, что слабый не поддержит войны, чтобы не проиграть, уйдет от схватки, сдастся, пойдет на соглашение. А слабый решает, что у него уже нет выбора – и бросается в войну как в колодец. Даже если никто не уверен до конца, война начинается потому, что каждый новый ход одного толкает второго идти дальше – в направлении войны; и это вынуждает первого делать новый ход в ту же сторону.

Никакая война не идет по плану. Слабый оказывается сильнее, чем ожидалось, когда в нем просыпается отчаяние. Сильный совершает ошибки. Выясняется, что никто не учел климат, местность, третьи силы, бардак, предательство, невезение, козни дьявола и божью славу. В итоге сильный всегда как бы побеждает слабого; но не всегда тот, кто думал, что он – сильный, оказывается сильнее.

В войну за теми, кто хотел войны, втягиваются те, кто рассматривал такую возможность, потом те, кто игнорировал такую вероятность, потом даже и те, кто вообще не понимал, о чем речь. Последних страдает больше всего, ибо они беззащитны и обе стороны прячутся за их спинами, вымещая на них свою злость и удовлетворяя похоть.

В драке морда побита у обоих. В войнах есть проигравшие, но нет победителей, даже если их объявляют; за исключением двух: крыс и мародеров. Война неминуемо делает слабее обе стороны; она отдается эхом кровавого безумия даже, и в первую очередь, на триумфальном пиру, долго еще собирая свой урожай – психозов, искалеченных семей и личных судеб, агрессии, вседозволенности и наоборот, жалкой забитости, последствий привычки решать все проблемы просто: насилием и наскоком. Раны войны лечатся поколениями – когда лечатся.

Войны часто становятся первыми и редко – последними; каждый конец войны беремен новым началом; сколько продлится беременность, не так важно.

Право войны – это право одной стороны; право мира – право двух сторон. Войну останавливают не разгромы и капитуляции, не пакты и не жестокость оккупантов. Войну останавливают не герои, не патриоты, не вожди, ведущие народы, и не лидеры мнений, ведущие их умы. Войну останавливают те, кто найдет в себе силы стать предателем.

Им надо будет предать то немногое, что у них есть, и то многое, что им навязали. Предать друзей – друзья будут жаждать справедливой войны и соревноваться друг с другом в готовности умереть; предать предков – предки требуют мести и справедливости; предать землю – для войны всегда находится клочок спорной земли, которая по праву твоя; предать родителей – это родители учили их быть смелыми и защищать всё, что им было дорого; предать свой народ – только война смывает унижение с народной судьбы; предать законы природы – естественный отбор требует от нас доказать наше право на существование, убив конкурента; предать себя – нет ничего токсичнее для души, чем неотмщенный позор.

Предателем быть непросто: им, решившимся на подлость, придется пережить ненависть близких, одиночество, поношения и проклятия; им предстоит юлить и унижаться, терпеть побои, сидеть в камерах и выгребных ямах, публично умирать - не как героям, а в окружении презрения и злобы. Но всё это не будет идти ни в какое сравнение с ужасом, к которому предатели будут стремиться и никогда не сумеют подготовиться: к рукопожатию с вором твоей земли, убийцей твоих братьев, насильником твоих сестер.

Судьба предателя незавидна. Чаще всего они бессильны; они подыхают, а война продолжается. Но изредка предателям удается: война заканчивается и иногда – надолго.

Раны войны затягиваются вечность, но они затягиваются. Убитых хоронят с почестями; мертвым убийцам ставят памятники и долго носят цветы; живые убийцы (из тех, кто сможет закончить войну внутри себя) возвращаются к мирной жизни, выбирают самых красивых женщин, получают самую лучшую работу и до старости читают лекции в школах и детских садах. Ими теперь управляют расчетливые, те, кто всегда знал, зачем нужна война, и продвинулся, спихнув наконец стариков (по состоянию здоровья). Зрелые и циничные успевают уехать, захватив с собой трофеи. Государства, где климат хорош, медицина развита, есть достаточно пышных мулаток и нет законов о выдаче, получают прибавку к ВВП. Кое кто из зрелых и циничных конечно не успевает – расчетливые приносят их в жертву на алтаре мира вместе со стариками (у расчетливых всегда есть правильный алтарь под рукой). Но таких единицы, и значит они оказались недостаточно зрелыми.

Предатели – те, кто выжил и может вынести самого себя после кошмара рукопожатия – уползают в норы подальше от человеческих глаз. Официально мир – заслуга убийц; его отстояли, несмотря на предательства. Предателям останутся глухие закоулки новой жизни, алкоголь и наркотики; странные, поломанные женщины, которые не смогут их понять, но смогут пожалеть; ненависть детей – подростков, играющих в войну под руководством молодых расчетливых, на умиление старым расчетливым – превратившимся в стариков. И – мир, который только они умеют ценить...»