В тумане гаданий: что ждут от будущего сторонники и противники перемен в России

Российская власть находится в тупике целеполагания. В каких обстоятельствах будет жить в обозримом будущем нынешнее поколение российских людей, решительно неизвестно. Известно лишь, что Владимир Путин оставил за собой возможность править страной до 2036 года. Однако увеличение сроков правления автократа трудно признать формированием внятного образа будущего и уж тем более целью развития страны.

Обнародованные властью так называемые «национальные цели» едва ли вдохновляют широкие массы, если им вообще об этих целях что-то по-настоящему известно. Сами же поставленные задачи кажутся невыполнимыми — например, существенное увеличение численности населения России или снижение уровня бедности в два раза. Инсайдеры во власти утверждают: позиция президента сводится к тому, что главное — иметь цель. Ее достижение совсем уж принципиального значения не имеет. Не говоря уже о том, что реализация целей сдвинута за горизонт 2024 года — на 2030-й. Это задачи, скорее всего, другого правительства и, быть может, другого президента.

Впрочем, проблема постановки цели для государства и, главное, общества гораздо шире обозначенных в указе президента формальных показателей, на которые к тому же мало кто, кроме чиновников, обращает внимание. Строительство коммунизма или, наоборот, выход из коммунизма были вполне внятными и ясными для общества «маяками». Как, впрочем, и возвращение «величия России», достигнутое за счет инкорпорации Крыма. Но Россия уже great again (англ. вернула свое величие), цель достигнута.

Возникает вопрос: а что, собственно, дальше? У власти нет ответа, и она даже не ставит перед собой этот вопрос, не видя в нем необходимости. Во-первых, после нескольких опытов написания стратегических программ, из которых лишь одна была в какой-то степени реализована (программа Германа Грефа 2000 года), российское руководство отказалось от модернизационных проектов. Во-вторых, горизонт планирования нынешней власти с годами становится все короче: ключевые усилия сводятся почти исключительно к пополнению доходной части федерального бюджета и перераспределению расходов. В этом смысле в стране есть бюджетная политика, но нет политики экономической. В-третьих, идеология целеполагания не выстраивается: последняя попытка такого рода свелась к абстрактной идее «прорывов», которую массовая аудитория не восприняла.

А как обстоит дело с этим вопросом в обществе? Каким видится желаемое будущее людям разных политических взглядов? Насколько совпадают или разнятся их представления о целях, которых желательно достичь, и о том, как к ним продвигаться? Может ли Россия развиваться в условиях государственного капитализма в экономике и авторитаризма в политике? И может ли она в принципе развиваться при Владимире Путине? А если перемены возможны, каким образом их реализовать?

В поисках ответов на эти вопросы социологи Денис Волков и Алексей Левинсон, а также политический аналитик Андрей Колесников провели несколько фокус-групп в Москве и Ярославле и поговорили отдельно:

• со сторонниками действующей власти («лоялисты»), выступающими за продление сроков Владимира Путина, — при отборе этой группы использовался только такой фильтр;
• с приверженцами левопатриотической альтернативы («традиционалисты»), чье мировоззрение зачастую сочетает левые и крайне правые взгляды: против нового срока, за государственное регулирование экономики и особый путь развития;
• со сторонниками либерально-рыночной альтернативы действующему курсу («либералы»), выступающими против нового срока, за рынок, демократию и ориентацию на Запад.

В обоих городах было проведено по три фокус-группы: по одной со сторонниками каждого из трех описанных политических курсов. Заранее разделив участников исследования на условных «лоялистов», традиционалистов» и «либералов», они хотели оценить, насколько отличаются их взгляды на желаемое для России будущее, в чем именно проявляются эти различия, есть ли общие установки относительно целей и путей развития страны у людей с разными политическими симпатиями.

Экспертов интересовали не точные распределения и проценты, но самые общие представления людей о проблемах, перспективах, возможных путях развития ситуации, а также язык, который люди использовали для описания собственной картины мира.

Ключевые выводы своего исследования авторы публикуют на сайте Московского Центра Карнеги:

1. У властей нет ясной картины будущего, но и общество не слишком внятно формулирует свои пожелания, не говоря уже о способах достижения поставленных целей. В лоялистски и традиционалистски настроенных группах особенно слабо развито проективное мышление. В этом, помимо идеологических расхождений, их отличие от респондентов-«либералов», которые более четко описывают свои предпочтения и образ демократической свободной России, зачастую опираясь на ретроспективный эталон Российской Федерации ельцинской эпохи. Образцы будущего «лоялисты» и «традиционалисты» находят преимущественно в исторических прецедентах социалистического проекта.
2. Все участники фокус-групп отмечали неопределенность перспектив. При этом многие респонденты, несмотря на серьезные различия в политических взглядах, пессимистически оценивали будущее России.
3. Даже те, кто голосовал за «обнуление» сроков полномочий президента, в большинстве НЕ являются горячими сторонниками Путина и возможные перемены связывают с его уходом. За Конституцию они голосовали сугубо механически и ритуально, считая своим долгом поддерживать предложения власти. Антипутинские настроения — это то, что зачастую объединяет (по разным мотивам, разумеется) «традиционалистов» и «либералов». Мотив усталости от президента, правящего страной уже более 20 лет, оказался преобладающим в настроениях участвовавших в фокус-группах респондентов: если перемены и начнутся, то, скорее всего, после ухода Путина.
4. «Лоялисты» и «традиционалисты»:

• предъявляют спрос на еще более существенное, чем при Путине, увеличение роли государства в экономике — вплоть до полной национализации всех предприятий;
• настаивают на продолжении интервенционистской внешней политики;
• ставят знак равенства между развитием страны и восстановлением советских территорий.

Для них характерна приверженность этатизму и патернализму в самых крайних и архаичных проявлениях.

5. Либеральный проект — это:

• компактное государство-арбитр, государство-сервис (как выражались респонденты, «государство — программное обеспечение»);
• свободная конкурентная экономика;
• независимый суд;
• дружелюбная бизнес-среда;
• честные конкурентные выборы;
• свободное гражданское общество, отделенное от государства;
• открытость миру.

Можно, конечно, оценить такую «программу» как декларативную. Но эти высказывания принадлежат не либеральным идеологам, а самым обычным гражданам России, которые к тому же всякий раз обосновывали свою точку зрения.

6. То немногое, что объединяет различные группы независимо от идеологических пристрастий, — это:

• идея социального государства, приходящего на помощь к незащищенным;
• позитивное отношение к малому бизнесу;
• накопленное раздражение бюрократией.

Респонденты на всех группах говорили о том, что можно и нужно принуждать власть работать и слушать людей.

7. Варианты транзита власти в представлении респондентов не слишком разнообразны. В основном все сводится к очередной операции «Преемник»: гражданам предлагают политика-наследника, они за него голосуют.

Подробнее с деталями исследования можно ознакомиться здесь.

***

В заключении авторы подводят итоги исследования и обозначают его ключевые моменты:

1. От Путина перемен не ждут, правила транзита будут определять элиты. Тем не менее общее недовольство бюрократией, готовность добиваться от власти исполнения обещаний и социальных обязательств, представление о праве людей принуждать власть работать и слушать граждан обозначили возможность некоторого изменения отношений власти и общества — даже в условиях сохранения общего каркаса путинского режима.
2. Для большинства респондентов характерно специфическое понимание справедливой политики: для олигархов и бюрократов — «сильная рука»; для народа — свободы и демократия; национализация крупных предприятий, но при этом развитие мелкой частной инициативы (с последним соглашаются все группы). «Либералы» при этом говорят про приватизацию, демонополизацию и дерегулирование на национальном уровне, но на низовом уровне вполне одобряют льготы, субсидии, господдержку для обычных людей. Формируется образ социал-либеральной системы с рыночной конкурентной экономикой, демократическим режимом, но и в то же время социально состоятельным государством, приходящим на помощь к социально незащищенным. В целом существует общий для всех групп запрос на социальное и при этом справедливое государство, допускающее частную инициативу3.
3. Фокус-группы в Москве и Ярославле хорошо представили основные установки городских средних слоев. Принятые критерии набора респондентов дали неожиданный результат: различие тех, кто за или против «обнуления» президентских сроков Путина, оказалось несущественным, а различие сторонников госрегулирования и сторонников рынка — радикальным. Различие между жителями столицы и относительно небольшого города было не слишком значительным, при этом среди либералов и в Москве, и в Ярославле — минимальным.
4. Голосование за продление полномочий действующего президента и поддержка Путина — не одно и то же. Голосовавшие на референдуме «за» делали это, следуя модели законопослушного поведения; московские сторонники «обнуления» высказывались о Путине весьма критически, однако они поддерживали «обнуление» по известному мотиву «Если не он, то кто?». При этом почти никто из респондентов будущее страны и решение ее накопившихся проблем с Путиным не связывает.
5. Безальтернативность Путина, при всем критическом к нему отношении, в консервативно-традиционалистских группах оценивается и в прагматических терминах: он — вместе с армией — защищает страну от происков и возможной агрессии Запада во главе с США. И в этом смысле замены нынешнему президенту нет; в представлении «традиционалистов» Путин вынужден меньше внимания уделять внутренней политике и экономике именно потому, что его внимания требует внешняя политика.
6. Недовольство Путиным в разных идеологических группах выражается полярным образом. В представлении респондентов, которые сочетают левые, этатистские и имперско-националистические взгляды, Путин недостаточно радикален в своем традиционализме и не обеспечивает достаточную социальную поддержку населения. В представлении респондентов-«либералов» он является фактическим диктатором, подавляющим гражданское общество, оппозицию и рыночную экономику.
7. Программа «традиционалистов» — полное огосударствление экономики; «раскулачивание» олигархов; расширение границ России путем присоединения бывших территорий СССР; противостояние Западу при убежденности в агрессивных намерениях, прежде всего США; еще более жесткая внешняя политика. Программа «либералов» — раскрепощение экономики, поддержка политических свобод, политической и экономической конкуренции, ротация власти.
8. Экономическая ситуация считается очень плохой. В представлении большинства респондентов в этом виноваты чиновники. Тактика улучшения экономической ситуации, согласно программе «традиционалистов», состоит в борьбе с коррупцией и олигархами, стратегия — в возвращении всей крупной промышленности в собственность и управление государства, возрождении сельского хозяйства (например, парадоксальным образом, путем повсеместного восстановления колхозов); в облегчении жизни для масс («традиционалисты» имеют в виду рост зарплат и пенсий, бесплатное здравоохранение и образование). Будет ли это все делать Путин, уверенности нет. Надежд на правительство, в частности на его нынешнего председателя Михаила Мишустина, нет.
9. Респонденты нередко обнаруживали спрос на новые лица в политике. Характерно, что почти вне зависимости от политических взглядов сочувствие и интерес вызывает арестованный экс-губернатор Хабаровского края Сергей Фургал; он оценивается как политик, который в своей деятельности защищал интересы народа.
10. Парадоксальным образом именно либеральную группу, хотя и не всех ее представителей, отличает проактивное отношение к будущему, вера в то, что с помощью определенных шагов по либерализации экономики и политики можно добиться успеха. Эта группа чаще других оценивала общественную и протестную активность как потенциально эффективную. Совершенно очевидно, что и в повседневной жизни, и в работе именно либерально ориентированные граждане гораздо более активны и конструктивны, менее депрессивно и патерналистски настроены, чем сторонники «обнуления» и «традиционалисты».
11. Объединяющими для идеологических групп стали позитивное отношение к развитию инновационных технологий и малому бизнесу, а также символическая ценность России как родины. Представители всех лагерей нередко сходятся в поиске образцов эффективного развития для России: часто называются Канада, Швеция, Швейцария, Германия как эталоны справедливости и экономической продуктивности. «Традиционалисты» и сторонники Путина часто называют в качестве идеальной модели Китай: их привлекает сочетание жесткого порядка с экономической эффективностью. Общим является негативное отношение к паразитической бюрократии, чиновничеству. Всем группам также свойственно сознание, что инструментов воздействия на власть у общества нет — совсем или почти. В обоих лагерях почти ни у кого нет уверенности, что массовыми выступлениями, как в Хабаровске, можно добиться серьезных результатов.
12. Большинству участников фокус-групп нелиберальной ориентации свойственно прецедентное мышление: развитие России видится им примерно таким же, какое оно есть сейчас, Путин безальтернативен, а его потенциальный уход представляется как очередная операция «Преемник». Будущий механизм передачи власти (притом что многие убеждены, что «обнуленный» президент будет занимать свою позицию долго) большинство респондентов во всех группах видят как выбор Путиным преемника; революцию, переворот, заговор элит они не рассматривают как реалистичные сценарии; преемник в представлении многих теоретически может как инициировать перемены, так и просто продолжать политику Путина (это доминирующее мнение). Разнообразные варианты возможного транзита, в том числе движение от авторитаризма к демократии, более активно обсуждаются либерально настроенными респондентами.