Как сообщают «Важные истории», в сиротских учреждениях России большинство (52%) воспитанников — это дети с ограниченными возможностями. В частности, в Воронежской и Курганской областях у каждого ребенка из детдома есть проблемы со здоровьем. В Адыгее такие воспитанники составляют 75% от общего числа. Однако усыновлять детей-инвалидов там не спешат — только трое из 154 воспитанников, отправившихся в семьи в 2019 году, имели проблемы со здоровьем. Кроме того, за последние шесть лет ни один ребенок из Адыгеи — даже полностью здоровый — не уехал к иностранным усыновителям.
Такую особенность связывают с «законом Димы Яковлева», принятым в 2012 году и запретившим американцам усыновлять детей из России. Кроме того, в 2013 году запрет коснулся и иностранных однополых семьей, а в 2014-м — тех, кто не состоит в браке, но живет в странах, где однополые союзы разрешены. Если в 2016 году в детских домах было 6802 ребенка с инвалидностью, то в 2019-м — уже 7355.
Сейчас за границу уезжают в семь раз меньше детей с инвалидностью, чем восемь лет назад. Хотя именно иностранцы охотнее принимали таких детей в свои семьи. К слову, в 2019 году, по данным минпросвещения, 55 российских регионов не отдали иностранцам ни одного воспитанника. В Сахалинской области, где 1% детей с инвалидностью обрел семьи за прошлый год, отсутствие иностранных усыновителей связывают с «удаленностью региона и сложной транспортной доступностью».
Однако, по мнению экспертов, причина кроется в другом. Директор благотворительного фонда «Измени одну жизнь» Яна Леонова рассказала «Важным историям», что существует некое негласное правило — не отдавать детей в иностранные семьи, чтобы избежать скандалов. «Детей не отдают в иностранные семьи „на всякий случай“ — даже если этого не запрещает закон», — отметила она.
По информации Минпросвещения, в 2019 году 10% от общего количества усыновленных иностранцами детей имели инвалидность. Среди российских семей этот показатель составил 3%. Кроме того, всего 2% потенциальных иностранных усыновителей указали, что хотели бы взять только здорового ребенка. Россияне такое условие выбирали в 53% случаев.
«Российские усыновители далеко не всегда готовы столкнуться с нашей системой здравоохранения, трудностями с образованием для таких детей, сложностями их трудоустройства в дальнейшем… В западных странах шансы на успешную реабилитацию часто бывают выше в силу разных причин, и детей действительно удается „выхаживать“ при сложных диагнозах», — объясняет Леонова.
Истории семей, с которыми поговорили «Важные истории», показывают, что готовность россиян взять детей-инвалидов в семьи зачастую сталкивается с еще одной проблемой — противодействием государственной системы.
«Лежит на спине или полусидя в кресле. Удерживает игрушку, вложенную в руку. Ест с ложки полугустую пищу, пьет жидкость из бутылочки», — так 5-летнего Максима описывали на сайте федерального банка данных, вспоминает его приемная мать Виктория Силантьева. Она считает, что такие описания пишут специально, чтобы у потенциального родителя отпало желание взять ребенка в семью.
Однако Силантьева нашла видеоанкету ребенка, снятую фондом «Подари жизнь», и загорелась желанием забрать его. Когда женщина приехала в детдом, руководство организации пыталось всячески отговорить ее от такого шага. «Говорили: „зачем вам больной ребенок?“, подозревали, что мы позарились на большие деньги, которые будут платить», — рассказывает Силантьева. Так же ее встретили и в органах опеки Балахны Нижегородской области, которым подчиняется детский дом. «Мне так и сказали: мы вам [заключение] не дадим, будет отказ», — добавила она. После того как суд все же разрешил Силантьевой усыновить Максима, специалист опеки призналась: «Вы поймите, у меня указ свыше был дан, я не могу пойти против».
«Если была команда не отдавать, они ей следуют. Не хотят отдавать детей, чтобы не терять деньги. Дети с инвалидностью — это повышенное финансирование, которое должно оставаться в системе. Тратится ли оно по назначению, никто не узнает. Макс — инвалид с рождения, лежит, ничего никому не расскажет, не может ни пожаловаться, ни ответить», — пояснила Силантьева.
Ее предположение подтверждают и эксперты. Так, врач-невролог и психиатр Григорий Кузьмич отмечает, что инвалидность — это «социальный диагноз, дающий деньги». По его мнению, в некоторых регионах могут завышать данные по инвалидности, чтобы привлечь повышенное финансирование от государства.
«Ушедшие из учреждения дети — это ушедшее финансирование. В моей практике был один случай, когда социальный педагог говорила: „мы бы их давно уже отдали, но директор же боится, что денежки не придут“», — добавила председатель правления фонда «Арифметика добра» Наиля Новожилова.