Увлекательная документальная проза Артема Рудницкого — о том, какие закулисные драмы разыгрывались на дипломатической «кухне» в предвоенный период и кто рассчитывал оседлать нацистского «тигра». Интриги добавляют беседы Сталина и Молотова — какими они могли бы быть в то детективное время и какими их вообразил автор. Сочетание литературного вымысла и документальности создает особый жанр «дипломатического романа», который читается как исторический шпионский детектив.
Артем Рудницкий, доктор исторических наук, в течение многих лет проработал на дипломатической службе и в архивном отделе МИДа. Автор многих книг и публикаций по истории международных отношений, российской внешней политики и дипломатии.
«Новые Известия» публикуют фрагмент из этой книги, которая выходит в свет в издательстве «Книжники» в этом месяце:
«К концу 1940 года уже не вызывало сомнений: советско-германские отношения дали трещину, единодушие и дружба пошли на убыль. Рубежом можно считать ноябрьский визит Молотова в Берлин. Стороны не сошлись в вопросе о разделе сфер влияния, противоречия между ними обострились. Не требовало быть провидцем, чтобы понять: в недалеком будущем Германия может предпринять агрессивные действия против СССР.
Еще весной германское военное командование приступило к подготовке войны. Для переброски на восток новых дивизий на территории Польши в срочном порядке ремонтировались железные и автомобильные дороги, строились фортификационные сооружения, лагеря для военнопленных. Эти факты не оставались незамеченными, сведения направлялись в центр советскими дипломатами и разведчиками. Возникла необходимость более подробного и адекватного информирования Центра о планах Третьего рейха.
Одним из источников сведений служили советские дипломатические миссии, функционировавшие в целом ряде европейских стран, в том числе полностью подчиненных нацистам, но формально сохранявших независимость. Например, в вишистской Франции (режим Петэна) и Словакии (режим Тиссо). В ряде городов оккупированных стран (Брюссель, Вена, Прага) действовали консульские представительства СССР. Но главную роль должно было играть полпредство в Берлине — там находилось сердце Третьего рейха и принимались ключевые решения о дальнейшей экспансии Германии.
Выполнять поставленные задачи с таким руководителем, как Шкварцев, полпредство могло только отчасти. Пообщавшись с ним в ноябре 1940 года, в ходе своего официального визита в Берлин, Молотов окончательно это понял. Шкварцев шокировал наркома уровнем своих познаний. Когда Молотов поинтересовался мнением главы миссии о мотивах, которыми руководствовались немцы, организуя визит, тот ничтоже сумняшеся ответил: «Для подписания торгового договора». Молотов отреагировал эмоционально: «Эх, вы, еще называетесь полпредом».
Обстановка требовала назначения в германскую столицу дипломата, имевшего политический вес и способного наладить информационную работу. Высокопоставленных кадровых профессионалов в НКИД после вала репрессий оставалось немного, и выбор был сделан в пользу человека, пришедшего во внешнеполитическое ведомство недавно. Он не имел дипломатической квалификации, зато обладал значительным влиянием, будучи приближенным всемогущего Лаврентия Берия. Это — Владимир Деканозов, длительное время проработавший в органах госбезопасности и в начале мая 1939 года занявший пост заместителя наркома иностранных дел. В НКИД он пришел одновременно с Молотовым, после смещения Литвинова. Помимо дружбы с Берией, Деканозов пользовался благосклонностью Сталина, о чем сам любил время от времени напомнить. Уже сделавшись полпредом, он докладывая в Центр о своем первом общении с Риббентропом: «Он [Риббентроп] знает, что я пользуюсь особым доверием Сталина и Молотова, и поэтому они особенно рады приветствовать меня на моем посту».
Одна из задач Деканозова заключалась в дополнительной «чистке» дипломатической службы, чтобы окончательно освободить ее от людей, не вписывавшихся в новую внешнеполитическую парадигму и систему руководства наркоматом. Сотрудников арестовывали прямо в кабинете заместителя народного комиссара, как, например, случилось с Гнединым. Заведующий Отделом печати поделился своим впечатлением о Деканозове, сложившимся у него в результате первой встречи с новоиспеченным заместителем наркома: «Деканозов слушал молча, со специфическим глупо равнодушным и скучно угрожающим видом. В нем было какое–то малопочтенное сочетание мелкого торговца, подражающего в манерах крупным коммерсантам, и мелкого полицейского, подражающего жандармскому полковнику».
Ни у Гнедина, ни у его коллег не было иллюзий относительно методов карательных органов сталинского режима. Тем не менее в начале мая 1939 года, то есть сразу после смещения Литвинова, произошло нечто из ряда вон выходящее. «Даже более циничные и лучше осведомленные люди, чем я, — вспоминал Гнедин, — не предполагали, что Молотов и Деканозов просто-напросто ночью соберут дипломатических работников в Наркоминдел, как в пересыльный пункт для переотправки арестованных в тюрьму».
24 ноября 1940 года Деканозов был назначен чрезвычайным и полномочным представителем СССР в Германии с сохранением за ним поста заместителя наркома. Нисколько не пытаясь обелить этого деятеля, отметим, что он обладал определенными способностями и заслужил репутацию небесталанного организатора. Как отмечал В. В. Соколов, «будучи послом в гитлеровской Германии он многому научился», то есть приобрел определенное дипломатическое умение. Это подтверждается документами, свидетельствовавшими о том, что новый глава миссии проникся важностью момента и серьезно относился к своим обязанностям.
Деканозов решил поднять престиж полпредства, подчеркивая свою личную значимость. При этом не упускал мелочей, которые играют немаловажную роль в дипломатической деятельности. Так, его покоробило пренебрежительное отношение к советской миссии, проявлявшееся, например, когда главу этой миссии и других сотрудников приглашали на различные официальные мероприятия, в том числе на театральные спектакли. Однажды он возмутился тем, что в опере ему «обещали ложу Геббельса, а дали обыкновенную ложу 2 разряда, причем предложили уплатить по 9 марок за место». В другой раз предложили места уже по 11 марок, в то время как в Москве иностранным дипломатам выделялись бесплатные билеты во все театры, да и кормили там бесплатно. «Я думаю, — написал Деканозов Молотову, — что нашему Протокольному отделу следовало бы по части предоставления бесплатных мест и угощений в театрах быть более сдержанным по отношению к иностранным представительствам». С этим трудно было спорить, ведь вся дипломатическая жизнь построена на основе взаимности.
Другая «мелочь», о которой сообщил Деканозов, была связана с обеспечением дипломатических сотрудников продовольствием и бензином. В Москве «германское посольство снабжалось продовольствием и горючим без ограничений», в то время как в Берлине советским дипломатам приходилось долго ждать карточек для того, чтобы «отовариться» и не бесплатно.
Признавая деловую хватку полпреда, нужно сказать и о том, что он позаботился о материально-бытовых условиях, в которых проживали дипломаты. Прибыв в Берлин, обнаружил, что лучшие квартиры в жилых секторах миссии отданы сотрудникам военного атташата. Сочтя это несправедливым, тут же пожаловался Молотову: «Оперативные сотрудники полпредства размещены очень скверно: маленькие, темные комнаты, теснота, отсутствие элементарных удобств для работы и приема посетителей. Вместе с тем военные работники занимают лучшие комнаты и размещены в сравнительно лучших условиях».
С новым военным и военно-воздушным атташе генерал-майором Василием Тупиковым (назначенным в декабре 1940 года, вскоре после приезда Деканозова) полпред договорился «перевести атташат в другое место». Тупиков не возражал, однако запросил Москву для принятия окончательного решения. «Вопрос таким образом затянулся, — писал Деканозов, — и может быть неправильно понят в Москве. Я взвесил всё и решил, что переселение надо провести, не откладывая, т. к. это уже начинает отражаться на нормальной работе аппарата».
Вряд ли другой руководитель, не обладающий столь основательной поддержкой «наверху», решился бы настаивать на своем так твердо и безапелляционно. Но этот человек знал свои возможности. Письмо полпреда Молотов украсил резолюцией: «Т. Тимошенко. Считаю, что с этим надо согласиться». Семен Тимошенко являлся наркомом обороны.
Оставляя в стороне детали спора из–за «квартирного вопроса», следует сказать, что Тупиков был хорошим военным, грамотным разведчиком и выполнял порученное ему дело с полной отдачей и результативно. Прибытие военного атташе такого уровня, наряду с множеством новых сотрудников, командированных НКИД (включая первого советника Тихомирова) придало новый импульс работе полпредства.
Как у многих высокопоставленных деятелей службы госбезопасности, репутация у Деканозова была не самая лучшая. Тем не менее в полпредстве он не произвел впечатления человека, помешанного на шпиономании, выявлении внутренних врагов, и не торопился принимать на веру поступавшие на его имя доносы.
В частности, это относилось к кляузам, которые Генеральный консул в Бельгии писал на торгового представителя в этой стране. Генконсул уведомлял полпреда о том, что торгпред, «который недавно вернулся из Москвы, где был в командировке», ведет с сотрудниками миссии неподобающие разговоры. Говорил о «тяжелом прожиточном минимуме в СССР», о том, что в Советском Союзе «в настоящее время до 30 000 безработных шоферов», что жить на зарплату в 500–600 рублей не возможно, а также о том, как трудно «приезжим из заграницы после загран[ичной]. работы» устроиться на работу в СССР».
Деканозов в докладе Молотову формально не ставил под сомнение сообщение генконсула, но дал понять, что не стоит принимать это сообщение всерьез и давать ему ход. Аккуратно расставил акценты, охарактеризовав генконсула как «недостаточно опытного, но честного человека, и намекнул, что тот слишком долго находится в Брюсселе, да еще один, без жены. Можно было сделать вывод, что от этого все проблемы: устал товарищ от заграницы, вот и мерещится ему разное. «Он уже год восемь месяцев находится безвыездно в Брюсселе, холост. Полезно было бы послать в Брюссель нового генконсула, а прежнего отозвать в НКИД и дать ему соответствующую работу в аппарате».
Деканозов, возможно, со скрытой иронией развивал тему негативного влияния полового воздержания на микроклимат в загранпредставительстве: «Дело там усугубляется тем, что вице-консул Сергеев (на днях вызван в командировку в Москву) холостой человек, а единственная там техническая работница — машинистка Шалапайкина — тоже незамужняя девушка. Видимо, надо подумать о личном составе консульства и торгпредства в Брюсселе».
Таким образом, все дело свелось к Шалапайкиной и трудностям, которые испытывают «мужчины без женщин». Это, конечно, смазало остроту доноса. Полпред не нуждался в конфликтных ситуациях и внутренних расследованиях. Ему хотелось наладить политическую работу и наилучшим образом зарекомендовать себя в глазах Центра.
Деканозов прибыл в Берлин вскоре после визита Молотова. Этот визит разочаровал обе стороны и обозначил определенный рубеж в двусторонних отношениях. С этого момента они вступили в фазу прогрессирующего ухудшения. Впрочем, это не сразу бросалось в глаза. Нацистская верхушка отнеслась к Деканозову с подчеркнутым пиететом, его принимали Риббентроп и Гитлер.
Деканозов вручил Риббентропу ценный подарок Сталина — портрет вождя. Нацистский министр иностранных дел «был очень польщен вниманием, рассматривал портрет, нашел его очень хорошим, просил передать Сталину сердечную благодарность и добавил, что будет хранить этот портрет как воспоминание о своем пребывании в Москве, встречах со Сталиным и как память о пакте, который тогда был заключен»