Posted 10 октября 2020, 13:49

Published 10 октября 2020, 13:49

Modified 7 марта, 14:18

Updated 7 марта, 14:18

Похвала серости: за что теперь дают Нобеля по литературе

10 октября 2020, 13:49
Нобелевская премия в этом году явно свидетельствует о переоценке человеческих ценностей, когда неструктурированный, стремительно хаосизирующийся мир напоминает галлюцинацию, плохие стихи и невнятные политические прокламации.

Алина Витухновская, писатель

За несколько дней до вручения Нобелевской премии по литературе, я написала о том, кого желала бы видеть номинантом.

Из известных мне претендентов я хотела бы, чтобы ее получил Стивен Кинг — этот Мамлеев без мамлеевщины, Достоевский без рефлексий, поп-автор, которого попсовость не портит, но возвышает — мистический реалист без морали, констататор апологетики зла, его тайных и явных механизмов, автор, пишущий легко, что, наверное, неприемлемо для интеллектуалов и особенно интеллигенции — ей надо, чтоб было тяжело и скучно. Заметьте, про книги они чаще говорят «осилил», чем «прочитал». И я крайне не хотела бы, чтобы ее получили — Пелевин, Кундера, Улицкая, Уэльбек, Роулинг, Мураками.

Тем не менее, Нобелевская премия по литературе была дана американскому поэту и эссеисту Луизе Глюк (Глик). Адъюнкт-профессору Йельского университета и лауреату ряда литературных премий. В 1971 году она стала преподавателем поэзии в Годдард-колледже в Вермонте. В 1984 году Луиза стала старшим преподавателем кафедры английского языка Уильямс-колледжа в Массачусетсе. Впоследствии была приглашенным преподавателем Стэнфордского, Бостонского и Айовского университетов.

Подобного статуса премия, выданная нарочито среднему, хоть и очень известному в академических кругах автору, говорит нам, что с искусством покончено. С культурой тоже. Довольствуйтесь тем, что есть. Цените среднее, иначе будете неполиткорректны. Любите плохое, иначе заклеймят ненавистниками. Будьте терпимы — это гарантия вашего пропитания.

Конечно, не так, ибо это было бы слишком просто. Как подлинному искусству уже не очень нужен зритель, так цивилизации не нужен партнер (культура). Происходящее не несет в себе глубоких смыслов, кроме того, что является маркером времени. Маркером и обесценивающим инструментом. Вопрос — является ли обесценивание негативным фактором или неким критерием истины?

Рифмованные стихи, в принципе, устарели, но в России свои инфантильные правила и здешняя публика недовольна исключительно этим фактом. Луиза Глюк. Странный выбор с точки зрения рациональности, но вполне естественный, учитывая ту стивенкинговскую мглу, в которую погружается бытие.

Неструктурированный, стремительно хаосизирующийся мир и должен напоминать галлюцинацию, плохие стихи и невнятные политические прокламации. Стихи, действительно, плохие. Не плохие даже, а средненькие, что еще хуже.

Секрет успеха автора, возможно, заключается и в новых нормах политкорректности. Много феминистских моментов, много отсылок к культивируемой теме травмы. Все как положено. Писать феминистские стихи — все равно, что писать коммунистические агитки. Это неприлично. Хотя феминистские стихи тоже могут быть хорошими. Ведь были же хорошими агитки Маяковского.

Вот пример феминистически-травматического стихотворения в переводе Ольги Брагиной, из тех, что я успела прочитать:

«Первое временное пребывание Персефоны

в аду продолжают лапать

ученые, спорящие об

ощущениях девственницы:

была ли она соучастницей своего изнасилования,

или ее обкуренную взяли против ее воли,

как часто происходит с современными девушками.

Поскольку, как известно, возвращение возлюбленного

не исправляет

потерю возлюбленного: Персефона

возвращается домой

в пятнах красного сока, словно

героиня романа Готорна —

я не уверена, что

это верное слово: является ли Земля

«домом» для Персефоны? Дома ли она, допустим,

в постели бога? Или она

бездомна всюду? Возможно, она —

прирожденная скиталица, иными словами —

экзистенциальная

копия своей матери, менее

искалеченная идеями причинно-следственной связи?»

С одной стороны, как я писала выше, мир становится хаотичней, с другой рациональней. Нобелевская премия мира сегодня была дана Продовольственной Программе ООН. Чем-то мне это напоминает брежневщину, но уже иную, инфернальную, как раз с тем самым стивенкинговским размахом. Фактически ООН дали премию сами себе, но я считаю, что вполне за дело. Не за голод же в России давать ее кому-то из нашего правительства.

Вообще, стоит отметить, неожиданное игнорирование постсоветского пространства и России в частности. Ни один наш автор или политик не удостоился внимания престижного международного института.

Премия за еду как бы подчеркивает общую гуманистичность современности в целом и приводит нас к новым сакральным ценностям. А что? Если мир десакрализован, его надо пересакрализовать заново. Почему не начать с еды? В отличии от античных и прочих богов, она не только существует в реальности, но и полезна.

Впрочем, даже у самого среднего поэта встречаются гениальные стихи. Я нашла такой и у Луизы Глюк. Может быть, он один и стоил Нобелевки.

УТОНУВШИЕ ДЕТИ

Видите ли, у них нет суждения.

Так естественно, что они должны утонуть,

Сначала лед забирает их

а потом, всю зиму, их шерстяные шарфы

плывут за ними, когда они тонут

пока они наконец-то не тихие.

И пруд поднимает их в темных руках.

Но смерть должна приходить к ним по-другому,

так близко к началу.

Как будто они всегда были

слепы и невесомы. Следовательно

остальное приснилось, светильник,

хорошая белая ткань, которая накрыла стол,

их тела.

И все же они слышат имена, которыми пользуются

как приманки, скользящие над прудом:

Чего ты ждешь

возвращайся домой, возвращайся домой, потерялся

в водах, синих и постоянных.

THE DROWNED CHILDREN

You see, they have no judgment.

So it is natural that they should drown,

first the ice taking them in

and then, all winter, their wool scarves

floating behind them as they sink

until at last they are quiet.

And the pond lifts them in its manifold dark arms.

But death must come to them differently,

so close to the beginning.

As though they had always been

blind and weightless. Therefore

the rest is dreamed, the lamp,

the good white cloth that covered the table,

their bodies.

And yet they hear the names they used

like lures slipping over the pond:

What are you waiting for

come home, come home, lost

in the waters, blue and permanent.

Подпишитесь