Белорусская свобода vs достаток: не съедят ли они друг друга?

Мои читатели могли обратить внимание, что я еще не высказался о «белорусской революции». Я не высказался о ней и тогда, когда сеть охватило радостное возбуждение: ура, началось, царство Мордора посыпалось! И Беларусь стали ставить в пример «уставшей» России. И я не высказался, когда после стремительного наступления мирного белорусского общества на своего диктатора совсем немирные силовики Лукашенко свели эту ситуацию к пату, а интонации аналитиков приобрели характер вопроса: что же дальше? Что же дальше, черт возьми!

Тому есть причина. Беларусь — это самое слабое звено антитоталитарной постсоветской оппозиции. Белорусы слишком похожи на русских, внешне и ментально, там непредставимо сильное националистическое движение за суверенитет, границы с Россией прозрачны, а сами белорусы пока не дозрели до мысли, что надо их превратить в настоящие границы. На них давит химерное Союзное государство, и развеять этот мираж белорусы тоже не решаются. Что там так завернулось – удивительно, но не более.

В каком-то смысле напрашивается параллель с Российской империей 1917 года. Никто не ждал, и вдруг она «утонула». Тем не менее, мне вспомнилось: вот и Ленин не видел причины начинать всемирную революцию с России, а она началась. Но раз Ленин ошибся, то и мы можем ошибиться, и крах манипулятивных демократий вполне может начаться с протеста хороших мирных людей, осознавших непереносимость вранья. Вроде тех «хороших» белорусских демонстрантов, которые снимают обувь, чтобы встать на лавочку и выкрикивать протестные лозунги, и убирают за собой потом площадь от мусора.

Действительно, было бы уникально и сильно обнадеживающе для нас, если бы хорошие и мирные люди вдруг когда-нибудь и где-нибудь ненасилием переломили злых и воинственных. Эдакий белорусский гандизм. Но такой кейс, признаться, был бы слишком фантазийным, человечество до таких практик еще не доросло. Все-таки даже Ганди опирался на дух национального возрождения и протест против иностранной оккупации. Что является мощными рычагами. В Белоруссии же, как и во многих других странах постСССР, в основном действует внутренняя оккупация «своих других», которые почти неотличимы от тебя, и тем более мало возможностей для национального возрождения, поскольку «национальному» особенно никто не мешает (оговоримся, если страна этнически однородна и не откровенно завоевана, как Прибалтика). Во всех остальных случаях диктаторы, скорее, национальное защищают. Или, как говорится, его оседлывают. Это случай Белоруссии: Лукашенко как раз мешает ее полному поглощению.

На самом деле я тоже всю жизнь смеялся над «ошибкой Ленина». Вот же болван, проспал свою Революцию в Швейцарии. Смеялся, смеялся, но кончился 20 век, уж и путинизм подошел к закату, и я состарился и смеяться перестал. Вдруг я понял, что проблема не в том, что Ленин ошибся, а в том, что он ждал одну революцию, а случилась другая. Не социалистическая, а тоталитарная. Уникальная в своем роде революция в истории, не за свободу, а против свободы. И уже возглавил именно эту противосвободную революцию, делая вид, что так и было задумано. И она его закономерно проглотила.

А та революция – за человека и во имя человека, которую предсказывали классики социологии, так и не произошла. Фактически же открылся ящик Пандоры. Модель противосвободы была успешно испытана, и во имя однотипного «искушения несвободой» стали происходить и другие такие же тоталитарные революции. В Китае победил маоизм. Камбоджа Пол Пота – это классика! В Ливии – Джамахирия. На Кубе – революция Кастро и Че Гевары. Мадуро – в Венесуэле, сидит и не хочет уходить. Революция талибов…

В 20 веке несвобода и оторванность правления от демократических процедур стали популярным товаром массового спроса. Многие подозревают, что и Дональд Трамп, и Нетаньяху в Израиле, да и несменяемая Меркель в Германии встали в очередь за этим товаром (*это дискуссионное соображение, многие не согласятся по тем персонам, которые им симпатичны). Иными словами, фронт фиктивных манипулятивных демократий прижился, расширился и окреп. Так есть ли надежда, что он вдруг прорвется не в цивилизационно развитых Европе или в США, а в покорной постсоветской бюджетополучательной Беларуси?

Маловато.

Однако в конце своей передаче на ютуб 1.09.2020 крупный общественный деятель 90-х, ельцинист Георгий Сатаров возражает своим невидимым собеседникам (20:06):

«Вот опять заужение и упрощение. Кто выходит сейчас в Белоруссии на улицы? Бюджетополучатели в основной своей массе, потому что в Белоруссии доля бюджетополучателей чрезвычайно велика, больше, чем в России. А кто смел советскую власть, выходя на митинги, колоссальные митинги в конце 80-х и начале 90-х. Те же самые бюджетополучатели. Так что не монтируется то, что хочется постулировать...» (что государственный человек постсовка не в состоянии побороться за свободу. – С.М.).

Вроде бы оптимистично и вроде бы верно, и подарило бы нам большую надежду, если бы не закрадывалось подозрение в том, что Великая августовская демократическая революция все-таки произошла из-за большого недоразумения.

Бюджетополучатели России действительно выходили в начале 90-х как бы за свободу западного образца, но только потому, что им тогда казалось, что вместе с вышеозначенной опцией и современными политическими институтами им обломится также и западный достаток.

Однако демократическая революция, как и ожидалось, принесла разрушения. Для некоторых, правда, колоссальные богатства и возможности. Но для очень многих и большие материальные невзгоды. Отчего достаточно широко и глубоко укоренилась ложь о «лихих 90-х» (да и Революция сама стала отступать уже в 1993 году), а политика после 2000 года вся снова перенаправилась на преодоление ельцинизма, последствий «августа» и извечный демонтаж вредоносного «русского либерализма». Зашла уже и за спину Ленина, до неомонархических интенций. (Заместитель председателя фракции «Справедливая Россия» в ГД РФ Олег Нилов, резко: «Те, кто сбежал и работает за границей, лечатся там, получают образование, выпускают всякие «Искры», потом будут отдавать долги своим спонсорам».)

Но любопытно, что на Западе таких проблем почти никогда не стояло, чем он и отличается от Востока. Свобода для западного человека в обозримый и достаточно большой исторический период была самостоятельной сверхценностью, оторванной от достатка. Хотя нередко и приносила достаток. По итогам Славной революции в Англии революционные классы получили возможность влиять на налоги и парламентскими актами скорректировали разрушительную политику огораживания. По итогам Великой французской революции в пользу мелкой буржуазии и были перераспределены имущество и земли аристократии и Церкви. Принцип индивидуальных свобод настолько проник в менталитет американцев, что они в большинстве своем не желают отказываться от свободного владения оружием, хотя оно их убивает, и выступают (около 50%) против обязательной медицинской страховки и гарантированного базового дохода, опасаясь, что с оными к ним придет тоталитарный социализм. Болеют, умирают, а государственной страховки боятся.

История и опыт советского мира после 1991 года совершенно иные и создают иные идеологические предпочтения. При коммунистической диктатуре советские люди не знали налогов, а тут, с демократией, их наоборот получили. При социализме фабрики работали, хотя и производили чаще всего некондицию, т.е. занимали людей трудом, чтобы не выгнать за ворота. А при либеральной демократии фабрики «честно встали», потому что их вчерашняя продукция, как оказалось, не имела достаточной рыночной стоимости, рабочих перевели в «честные безработные». Что в социальной иерархии есть понижение.

Постреволюционная земельная политика тоже сделалась крайне невнятной, поскольку крестьянской земельной партии, выступающей за рыночные отношения в сельском хозяйстве, так и не появилось. Напротив, появилась антиземельная партия, в том числе и в Украине, которая выступала против продажи земли («Придут империалисты и все скупят»). Нетрудно убедиться, что все это – следствие коммунистического раскулачивания, тотального советского совхоза. Выяснилось, что земля как рыночный товар, в общем-то, никому больше и не нужна. Революционные горожане («креативный класс»), выступающие за честные выборы в России, тоже стали опасаться, что с бюрократическим рынком (а другого в постСовке и быть не может) землю выдернут у них из-под ног, из-под их многоквартирных домов.

В сумме же это все образовало объективную идейную базу российского неототалитаризма, неосталинизма и способствовало установлению в России неочекистского режима. Сложился тот самый корпоративный капитализм, которым восторгался Ленин, наблюдая за Германией и думая, что он ступень к социализму истинному. Опять же, черт, оказался прав: к национал-социализму!

Этическая революция в Беларуси, которую мы наблюдаем, если она чудесным образом победит или не победит, попадает в ту же ловушку. Либо тяга к свободе подорвет достаток, либо интенция сохранить достаток съест свободу.

Не впадающие в эйфорию аналитики ожидают, что демократия принесет одни огорчения, поскольку тогда отвалится единственный партнер-шантажист белорусского государства – неототалитарная Россия, которая угрожает прекратить доплачивать либеральной демократии. И только отсутствием понимания хода вещей можно объяснить то, что до сих пор у многих акторов белорусского политического процесса бытовала иллюзия, что можно остаться и неприсоединившейся страной, и дружить с Россией, и быть демократией, хотя это, к сожалению, далеко не так. «Путин не отпустит Белоруссию, – говорит заместитель гендиректора телеканала RTR Айдер Муждабаев. – Почему у демонстрантов нет европейских флагов? Ведь либо в Европу, либо в жопу».

«Смешной малыш», – так отреагировало на эти слова российское Пропаганда-ТВ.

К великому сожалению, если белорусы действительно возжаждут политических свобод, а те будут для них иметь самостоятельную ценность и политическая этика (нетерпимость к политической махинации, манипулированию) окажется в них перевешивающе сильна, они должны будут настроиться и на разъединение с Россией, и неизбежные при этом потери и в так достаточно скудном достатке.

Но это фантастический вариант, возможный только с очень большой поддержкой Запада. «Запад тест провалил. Лишь бы не повторить украинский сценарий, лишь бы не спровоцировать Россию – эти страхи сформировали западную реакцию на Белорусский Август», – горюет Лилия Шевцова.

Впрочем, я уверен, что разъединяться все равно когда-нибудь придется – с Западом или без. Что касается достатка, то его потом можно все-таки будет вернуть и преумножить, если не пускать политические процессы на самотек, а принципиально задаться конкретно этой целью.