Алина Витухновская, писатель
Магический кубик Рубика автохтонного дикарства, призванный обернуть время вспять, в кукурузную благость, что неизбежно обратится стивен-кинговским кукурузным кошмаром. И наконец, аллюзия на Поросенка Петра, с которым уже давно подсознательно ассоциирует себя Лукашенко.
Со времен Ленина, зарезервировавшего небытие в Мавзолее, каждый постсоветский правитель, как формалином пронизан истинным марксизмом-ленинизмом, как он есть. А есть он по сути чисто «сатанинская наука», изрядно приправленная различными ложными идеологемами.
По сути — социалистическая идеология — есть своеобразная форма коллективной смерти, алхимический ритуал для простоватого пролетария, дающий одновременно несуществующее будущее (а именно практически религиозную веру в смерть, т.е. в коммунизм) и полное отсутствие настоящего, т.е. жизни как факта. Сегодня мы убедились, что все это не метафоры для внутреннего потребления, а подлинная вера красных големов. Лукашенко, сказавший — «Даже когда я буду мертвым, я не позволю отдать вам страну!», доказал это в полной мере.
По сути Лукашенко уже давно мертв, как мертва социалистическо-коммунистическая идеология, как мертв сам геополитический проект «СССР 2.0». Проблема такого рода метафизической усложненности, тем более, растянутой на десятилетия, состоит в том, что тираны, подобные Лукашенко, не могут выбраться из отведенных им ролей. Проще говоря, они не могут даже умереть, как обычные люди. В страшных снах им видится личное бессмертие, но это бессмертие зомби, вечное возвращение.
В отличии от сказочного героя, у Лукашенко нет даже смерти «в игле» и «яйце». Его смертью пропитано само отечественное бытие, с которым он фатально слился. Поэтому в ближайшее время мы будем наблюдать настоящий хоррор с революционерами с одной стороны и зомби с другой.
Поведение Лукашенко, сама атмосфера вокруг него отсылает нас к забытому шедевру 90-х Петра Луцика и Тамаша Тота. Самого онтологически русского и по-мамлеевски инфернально-пронзительного фильма тех лет. Гениальный Луцик скончался при странных обстоятельствах. Фильм переполнен абсурдом русского бытия. Главный герой идет «украсть баранов у башкир», хотя бараны эти ему вовсе не нужны, как козы козьей журналистке. Видимо, в страсти этой какое-то посконное звериное дикарство, языческий угар. Далее главный герой участвует в классическом ограблении поезда. И наконец, в гладиаторском бою со страшным Бекбулаткой, в котором участвовать не хотел и не должен был.
Так и видится, что за плечами дрожащего Лукашенко вырастет ангел-охранитель, чудище Бекбулатка. И спросят народ: «С Бекбулаткой биться будешь?» Кстати, это более политический слоган, чем «Мы здесь власть!» и прочая пошлятина.
Судьба многих участников проекта «ДЧБ» трагична, не менее, чем сам фильм, из которого сквозит тотальное, шевелящееся, дышащее Ничто самого русского бытия. Луцик погибнет через год после фильма «Окраина», горько патриотичной и очень близкой нынешнему моменту кинотрагедии.
Жители хутора на юге Урала, у которых отобрали землю «новые русские», готовы вернуть ее любой ценой. Обманутые селяне не гнушаются никакими методами, чтобы отомстить председателю колхоза. Распутывание провокаций приводит в Москву, в офис нефтяного «олигарха».
Впечатление, что традиция здешней хтони, бытового и социального безумия передается здесь из поколения в поколение и охраняется едва ли не сильнее самой страшной военной тайны. Короткие промежутки свободы, те же ельцинские 90-е, словно бы не протрезвили людей. Нет, они просыпались, как проспавшие тысячелетия, на какие-то мгновения они приходили в себя, обретали подлинное чувство реальности, подлинную самость, политическую волю. Но вдруг, вмиг, это вновь проваливалось в кошмарную хтонь, в ту самую щель между мирами, где стоит русский колышущийся тростник, по ошибке принятый за человека.
Мы проживаем большую часть жизни в фольклорно-хохломской метафизике, даже не в виртуальной реальности, которая, в отличии от первой, имеет массу вариативностей и возможностей для маневра. В России реальность стерта, выжжена, выедена, сжевана колорадскими жуками на выцветших азиатских коврах. Здесь невозможен даже Гамлет со своим «Быть или не быть?», потому что шекспировская Дания все же предполагала бытие, а Россия его не предполагает. Она является по сути антагонистом бытия. Но еще не небытием, хоть и переполнена тревожащим душу Ничто.
Помимо политического действа, которое сейчас разворачивается в Беларуси, в России изменения в политическом поле невозможны без изменения в культурном. Советская культура — это «кровь и почва», на которой растет древо не познания, но лжи. И растет оно не вверх, а как лишайник, стелется по низам, по ямам и углублениям массового бессознательного, впитывая в себя самые гнусные его формы, обвивая и заражая собой все.
Удивительно, что в 21-м веке мы вновь столкнулись с классическим марксизмом, верней его комической имитацией. Лукашенко на вертолете летает по предприятиям и проводит митинги. Речь его становится все истеричней:
«Никогда от меня не дождетесь, чтобы я под давлением что-то сделал. Перевыборов не будет. Не будет ни Минского завода колесных тягачей, ни БЕЛАЗа, за полгода мы уничтожим все. Пока вы меня не убьете, других выборов не будет».
Подобная драматургия и риторика абсолютно идентична «Детям чугунных богов», этому памятнику советского некрореализма, который ожил вновь в лице обезумевшего красного голема.
В перспективе нас ожидают забастовки, политический откат в 70-е, но откат скорее позитивный. Если нет никого, кто мог бы остановить белорусское безумие, пусть это будет новый пролетариат, во главе, надеюсь, с революционной принцессой Тихановской.
Августовские события 2020 г. в Беларуси, прежде всего, развенчали распространенный миф о самих белорусах как об очень терпеливых, невзыскательных и малоподъемных на открытое сопротивление людях. Не стоит забывать и о том, что именно в Беларуси были подписаны Беловежские соглашения, юридически зафиксировавшие распад СССР — того монструозного пседовгосударственного образования, которое вновь стремится воссоздать нынешний кремль. Как известно, август по давней «традиции» постсоветского пространства — это месяц катастроф и социальных потрясений, время усталости металла, людей и общественных институтов.
«Последний диктатор Европы» — как еще называют в мире Лукашенко, ранее занимался кровавыми расправами в точечном режиме, устраняя своих политических оппонентов и критиков. А спустя более четверти века своего бессменного правления, Лукашенко вошел во вкус и приступил к открытому и масштабному террору против всего белорусского народа. Безусловно, открытое применение силы в 21-м веке, это фиаско.
Если обратиться непосредственно к теме белорусского протеста и его лидера — Светланы Тихановской, я могу сказать, что в сложившихся обстоятельствах, Светлана, как я понимаю, не имея особого опыта реальной политической жизни и уж тем более борьбы, держится вполне достойно, хотя и действует не вполне последовательно. Сказывается моральное и психологическое давление на нее со стороны силовиков Лукашенко, угрожающих ее родственникам и близким, которые находятся на территории Беларуси.
Вместе с тем, Тихановская — это еще и женская повестка в актуальной политике на постсоветском пространстве — этом поприще традиционализма и патернализма, в котором роль женщины сводилась исключительно к хозяйственно-бытовой. Если Тихановская покажет себя последовательным лидером протеста, а также новой, проевропейской властью, это будет еще одним шагом вперед по преодолению влияния кремлевской диктатуры в Европе.