Солидарность мордоворотов: чем объяснить жесткость силовиков в постсоветских странах

Социальный психолог Алексей Рощин увидел в белорусских протестах, и в особенности – в жестоком их подавлении прелюдию к точно таким же событиям в России, которые неизбежно последуют в недалеком будущем. Блогер пытается найти объяснение такого зверства:

«После недели разгона протестов все отмечают весьма неприятную деталь – звериную жестокость «подавителей». Так-то ведь для всех на постсоветском пространстве Беларусь всегда ассоциировалось с чем-то очень тихим и спокойным, с этакой «синеокой девушкой Олесей». А тут вдруг вместо Олеси – какой-то натурализм из снафф-порно: измордованные мирные граждане, похищения журналистов, массовые облавы. Есть уже и убитые, причем, по некоторым источникам, счет жертв может идти на десятки.

Подробности дикие: всю первую половину недели белорусская полиция арестовывала людей тысячами, всех арестованных избивали до ареста, потом охаживали, пока везли в автозаках, при выгрузке пропускали арестованных буквально «сквозь строй» омоновцев с дубинками… и продолжали избивать уже в камерах. А как перевозили! Слушал по радио рассказ очевидца, точнее, жертвы: первых арестованных в автозаке заставляли ложиться на пол, следующих клали вторым слоем сверху, потом клали и третий живой слой… Все объяснялось тем, что автозаков не хватало, уж слишком велик был «улов». Те, кто лежал сверху, получал постоянные удары по спине и по почкам, а до тех, кто лежал внизу, дубинкам было не добраться – но «зато» они буквально задыхались под тяжестью наваленных на них тел.

Тех, кого довозили до тюрем, рассовывали по камерам буквально как сельдей в бочку – набивали их так, что люди спали по очереди; одна рассказала, что их было в 6-местной камере 39 женщин – три дня их ничем не кормили, вода была «из-под крана», и – еще одна показательная деталь – «не выдавали туалетной бумаги». С мужчинами обходились еще хуже, условия содержания были еще более скотские. Правда, вроде бы по лицу старались особенно не бить, «только за волосы таскали»; зато специально, до превращения в один сплошной синяк, обрабатывали дубинками и сапогами спины и «пятые точки», а также не отказывали себе в удовольствии вдарить по гениталиям.

И вот через ЭТО в не такой уж большой Белоруссии (в ней во всей народу меньше, чем в одной Москве) прошло не менее 10 тысяч белорусских граждан, включая женщин и детей. Вопрос – что это было? А мы-то считали вотчину Лукашенко «почти Европой»…Чем это можно объяснить – и ждать ли нам того же от родных властей в аналогичной ситуации?

Версий на самом деле может быть две. Первая – «экономическая»

1. Жестокость как следствие экономики процесса

Да, довольно часто самые дикие жестокости можно объяснить банальной нехваткой ресурсов. Как ту же перевозку арестованных «протестантов» в нечеловеческих условиях, избитыми и лежа друг на друге: в три слоя – потому что автозаков мало, а избитыми – потому что по доброй воле кто ж на такое согласится? И далее с тюрьмами и изоляторами – еще проще: понятно, что для ТЫСЯЧ арестованных мест заключения банально не хватит. Тут знакомая уже широким массам история – все как с ковидом и больницами. Практика показала не только нам, но и всему миру, что у системы современного жизнеобеспечения масс в городах очень небольшой запас прочности: чуть какой, как говорят статистики, «выброс» - эпидемия там, или народные волнения – тут же выясняется, что ЛЮДЕЙ ДЕВАТЬ НЕКУДА. В тюрьмах нет камер, в больницах – палат. Ни на какие серьезные превышения система не рассчитана, более того – зачастую она даже в спокойной ситуации работает почти на пределе (как и до всякого ковида у нас больные в городских больницах постоянно лежали в коридорах).

Та же ситуация и с тюрьмами. Лукашенковские опричники похватали в первый день чуть ли не пять тысяч человек с улиц – куда их девать? Нам эта ситуация более чем знакома хотя бы по прошлогодним московским волнениям на фоне выборов в Мосгордуму. Я сам участвовал в митингах и сам описывал происходящее в своем ЖЖ: помнится, в Москве в июле после несанкционированного митинга Росгвардия, согнанная в Москву со всех регионов, арестовала за один вечер более тысячи москвичей – и даже с таким количеством у московских «силовиков» возникли почти непреодолимые сложности: их не знали куда везти, все СИЗО были переполнены! В итоге некоторых, захваченных в центре Москвы, везли «на арест» аж… в Мособласть, за 50 и более километров.

Минск много меньше Москвы, а взяли там больше; в итоге, писали, некоторых арестованных лукашенкин ОМОН вывозил и запирал… в гаражах.

Отсюда же, выражаясь международным правовым языком, «пытка голодом» и «неподобающим обращением», в частности, лишением сна и той же туалетной бумаги. Понятно, что у администрации тюрем и изоляторов не было и не могло быть никаких средств на то, чтобы кормить и содержать дополнительные сотни и тысячи «постояльцев». Тут уже напрашивается аналогия с другим историческим событием – советскими пленными 1941 года. Как известно, по итогам провальных первых 5 месяцев ВОВ в плен к немцам попало 3-3,5 млн. военнопленных… совершенно невообразимое количество. Естественно, у гитлеровской Германии, даже если бы она имела такое желание, банально не было ресурсов, чтобы содержать 3,5 млн. мужчин, согнанных в наспех сооруженные концлагеря в чистом поле. У Германии ее вермахт был примерно такой численности. Гитлеровцы, как мы знаем, не стали особенно ломать голову над неразрешимой задачей – они повели себя примерно так же, как белорусские тюремщики в первые 3 дня: предоставили пленных их судьбе. Известно, что порядка 90% советских пленных просто умерло в первый год от голода и болезней. Лукашенко, правда, до такого вроде бы не дошел – примерно с четверга он начал своих «пленных» понемногу выпускать.

Насущный вопрос: а как сделать, чтобы подобное не повторилось у нас? Ведь не хочется, чтобы ты сам, или твой сын, или твоя жена, или твоя дочь оказались в числе 40 человек, запертых в камере на шестерых, без еды и даже без возможности лечь.

Конечно, хочется, чтобы такое было невозможно; например, чтобы начальник СИЗО принимал в свои камеры ровно столько задержанных, сколько там должно быть по норме, а «лишних»… ну а лишних чтобы отпускал. Однако добиться такой «гуманизации» непросто, даже если выпустить, к примеру, соответствующую инструкцию. Тут ведь важно, чтобы «гуманного» тюремщика хоть что-то бы защищало – например, суд. Он выпустит «лишних» людей из камер, к нему явится разъяренный Лукашенко (или Путин) – а он ему оп! Вот инструкция, я был вынужден! И в суд за защитой. Но суд – что в Белоруссии, что у нас – это тот же Лукашенко (тот же Путин), поэтому защиты ждать глупо и неоткуда. Получается, для гуманизации надо не инструкции писать – надо всю систему власти менять, иначе вся гуманизация так и будет только на бумаге.

Так что многие издевательства можно объяснить нехваткой ресурса, неготовностью системы… Много, но не все. Били-то зачем? И тут идет уже другая версия, более близкая к реальности.

2. Запрограммированная жестокость – логика «силовиков»

Нет смысла списывать все на какие-то «объективные обстоятельства» или на «эксцессы исполнителя», типа «просто деревенские парни-омоновцы оказались почему-то садисты». Скорее всего, всё просто было именно так и задумано с самого начала. Я достаточно в своей жизни общался с «силовиками», чтобы представлять себе их простую, как грабли, логику. Например, в 2005 году в Бишкеке, накануне «тюльпановой революции» - аж с тремя, из киргизского МВД, ГРУ и армии. Все они горели истовым желанием «не допустить оранжевой революции», а рецепт им казался простым и ужасно действенным: «мочить!»

Потом уже неоднократно сталкивался с такими же деятелями и в родных пенатах. Мысль «силовика» всегда примерно одна и та же: он уверен (и Лукашенко в своих выступлениях последних дней не устает это повторять), что всеми «протестами» всегда занимаются какие-то отщепенцы, бездельники и маргиналы (на их сленге – «очкастые интели»), которые «с жиру бесятся», а главная, да и по сути единственная причина такого их поведения – то, что их МАЛО БИЛИ. Именно такая нехитрая мысль, если прислушаться, проходит красной нитью сквозь все рассуждения такого рода публики.

Отсюда и вывод – надо побить. И самих интелей, и их «обнаглевших баб». Причем «побить» понимается в широком смысле, то есть «научить жизни» и «преподать урок». Соответственно голод, холод (в некоторых минских камерах, рассказывали отпущенные женщины, ночью было жутко холодно), невозможность сна, грязь – всё это, по мысли жандармских «воспитателей», попросту «входит в пакет». Кто-то удивится, но люди с «силовым» взглядом на мир не просто издеваются – они (многие из них) действительно видят в массовых избиениях СПОСОБ, как им кажется, Решения Проблемы. Проблемы протестов как таковых. Посидит человек избитый, голодный, неподмытый три дня на бетонном полу – и уже о каких-то протестах, баррикадах или о «подлинных цифрах Батьки» и думать забудет. Потому что НЕ ЕГО УМА ДЕЛО. Как говорит «батька»: «Есть у тебя работа – иди работай!»

Всё именно так и было задумано. Лука «преподал урок». И сейчас за исходом «урока» жадно, во все глаза следят из Кремля, следят все российские «силовики»: ну как? Получится? Если «получится», если побитые уползут со стоном по квартирам – не только в Минске, но и в Кремле откупорят шампанское, даже при том, что самого «батьку» там многие ненавидят. Но тут дело будет в солидарности более высокого порядка – в солидарности МОРДОВОРОТОВ. Они будут радостно чокаться, до ушей ухмыляться и приговаривать – «ну вот! Я же говорил – с ними только так! Надо просто ДАВИТЬ, давить жестче! Сильнее!!»

Важно понимать: они реально ненавидят и очкастых интелей, и их подруг. ГОРОЖАН - если перевести обратно на обычный язык...»

***

А вот белорусская писательница Екатерина Самошнева написала, как она преодолела свой страх перед озверевшими силовиками и вышла на акцию протеста:

«В моей ленте сегодня очень много постов о любви, несмотря на бездонную яму ужаса, горя и злости, в которую нас пытается столкнуть власть. Неделю назад мне было очень страшно махать в поддержку гудящим машинам, просто поднять руку и помахать. Потому что за это хватали и били. Но люди вокруг улыбались, и я смогла.

Мне было страшно идти на территорию избирательного участка с белой лентой, а вечером под присмотром двух водителей в странных бусах по обе стороны участка интересоваться итоговым протоколом, которого, к слову, так и не появилось. Но муж сказал мне: «Выдавливаем из себя раба», и мы хотя бы попытались.

Мне было страшно отпускать дочь кататься на велосипеде, потому что на пешеходной зоне давили велосипедистов спец.машинами. Но дочь сказала мне: «Всем пис, у меня ежевечерняя тренировка» и я начала вспоминать себя 17-летней и свободной.

Мне было страшно выходить в магазин, и я носила с собой в рюкзаке вещи первой необходимости на всякий сами-понимаете-какой случай. Мне было страшно за мужа, который, отработав за рулем 16 часов без перерыва, добирался пешком через ночной безтранспортный Минск, по которому рыскали банды карателей.

Но, слава Роду, он вернулся домой, а наутро, снова уехал обеспечивать город продовольствием. А утром я поняла, что никакие вещи первой необходимости при выходе на улицу не нужны. Потому что в этом сами-понимаете-каком случае речь идет уже о том, чтобы просто остаться в живых.

Мне стало страшно до невозможности вздохнуть, я купила гвоздику и встала у дороги вместе с другими минчанками. И меня накрыло волной поддержки, взаимопомощи и любви. Гудели все — дальнобои, инкассаторы, троллейбусы, цементовозы, трактора и даже налоговая. Хозяева кафе угощали кофе и пирожными, предлагали воспользоваться туалетом, мужчины выходили из машин с охапками роз и упаковками воды и сока для малышей, стоящих рядом со своими мамами. Они дарили цветы, любовь и восхищение. Я шла домой, оглушенная осознанием (извините за пафос) великого момента.

Фашизм показал свое лицо. Беларусы объединились против фашизма. Я шла и мысленно обещала моему любимому деду изо всех сил стараться и не давать страху и ненависти жить. Как он когда-то. И сегодня, я думаю, важный день. На площади Независимости уже инструктируют толпу переодетых кепчатых в джинсах, а мы идем гулять по любимому городу.

Бюджетники из регионов в автобусах и специальных поездах едут в Минск, но я не верю, что на их митинге будет хоть одна пара глаз, в которых нет страха. И очень надеюсь, что и их накроет облаком любви, сияющим сейчас над Минском. И верю, что вечером, когда окна жилых домов будут моргать друг другу фонариками и мы услышим по очереди то «Перемен», то нынешний гимн, детский голос снова крикнет «Жыве Беларусь!» и мы все вместе снова подарим аплодисменты маленькому оратору.»