Posted 24 июля 2020, 09:49
Published 24 июля 2020, 09:49
Modified 7 марта 2024, 14:59
Updated 7 марта 2024, 14:59
Политолог Аббас Галлямов опубликовал в своем блоге крайне интересные тезисы выступления на Конгрессе независимых депутатов:
«Политическое предложение в стране носит усеченный характер. Политики и партии, требующие смены режима, до выборов не допускаются. Участвовать в них дозволяется только «системной» оппозиции, которой разрешается критиковать отдельные недостатки, но нельзя требовать полной смены режима. Граждане, которые хотят поменять Путина на кого-то другого, сталкиваются с тем, что в рамках политической системы они своё желание выразить не могут. Они могут либо отдать свой голос «системной» оппозиции, либо вообще не ходить на выборы.
Это и есть главный выбор, который стоит перед сторонниками «несистемной» оппозиции. Голосовать по принципу наименьшего зла, или быть до конца принципиальным и бойкотировать выборы.
Десять лет назад Брукингский институт опубликовал результаты исследования, в ходе которого был проанализирован 171 случай использования оппозицией тактики бойкота, имевший место в период 1990-2009 годов. Вывод для бойкотирующих неутешительный: в подавляющем большинстве случаев их действия не только оказались безрезультатными, но и нанесли серьезный ущерб самой оппозиции. Обычно следствием применения бойкота становилась маргинализация противников режима и укрепление позиций правительства. В некоторых случаях срабатывали только угрозы бойкота, но не он сам.
Типичный пример - выборы 1992 года в Ливане. Требовавшие прекращения сирийского вмешательства в политическую жизнь страны местные христианские партии решили бойкотировать выборы. В результате просирийские силы лишь закрепили своё господство. Проиранская Хезболла впервые была избрана в парламент, окончательно институционализировав таким образом своё политическое влияние.
Изучая все эти истории, ты понимаешь, что бойкот имеет смысл только в сопровождении мощной кампании гражданского неповиновения. Например, в 1996 году в Бангладеш бойкот применялся заодно с уличными протестами и всеобщей забастовкой, которая за два дня до выборов практически парализовала страну. Властям тогда пришлось согласиться на перевыборы по новым правилам. Похожие истории случились в 2000 году в Перу, когда лидер оппозиции отказался участвовать во втором раунде президентских выборов, призвав страну выйти на площади; и в 2006-м в Таиланде, когда бойкот внезапно объявленных главой правительства досрочных выборов сопровождался мощными уличными протестами и привёл к отставке кабинета.
Таких положительных примеров - 4 процента. Повторюсь, во всех этих случаях бойкот применялся в комбинации с другими методами политической борьбы.
Мне кажется, что голосование за системную оппозицию, допущенную к выборам, - гораздо более эффективный способ обеспечить представительство своих интересов в органах власти.
Любой более-менее амбициозный политик, избранный с помощью протестного голосования, с удовольствием использует настроения избирателей для торга с представителями вертикали. Не всегда, конечно, но как только почувствует ее слабину. Слабину ее он почувствует тогда, когда увидит, что число подобных ему оппозиционеров превысило какую-то критическую массу. Конечно, далеко не каждый такой оппозиционер использует доставшийся ему ресурс в интересах своих избирателей, тем более тех, кто голосовал за него ситуативно. В первую очередь он будет реализовывать собственные интересы. Однако, сочетание интересов избранного политика и интересов его избирателей не является игрой с нулевой суммой, когда победа одного автоматически означает поражение другого.
Самое главное заключается в том, что ресурсы системы небезграничны и вынужденный торг с большим количеством «системных» оппозиционных политиков ведёт к их истощению. Система начинает изнашиваться. В этот момент «системная» оппозиция начинает радикализовываться. Достаточно вспомнить, что недавно КПРФ проголосовала в Думе против «поправки Терешковой», а затем и призвала к протестному голосованию в ходе кремлевского «референдума». При этом в качестве главной причины своего решения коммунисты назвали именно «обнуление» и «президентский диктат». В этом смысле позиция «системной» КПРФ практически не отличалась от позиции организовавших кампанию «Нет!» «несистемщиков».
Мировой опыт свидетельствует, что на каком-то этапе именно «системная» оппозиция обваливает авторитарный режим. Польская «Солидарность», например, обрушила коммунистическое правительство именно после того как стала «системной» - шаг, за который радикальная оппозиция ее поначалу сильно критиковала.
Можно вспомнить пример Мексики. Там правившую на протяжении 70 лет Институционально-революционную партию от власти отстранила не новая «несистемная» оппозиция из PRD (Partido de la Revolución Democrática), а самые что ни на есть «системные» конкуренты режима из партии PAN (Partido Acción Nacional). Наслушавшись гадостей о власти в исполнении первой, избиратель массово проголосовал за вторую. Как раз потому, что голосовать за режим уже не хотелось, а голосовать за несистемную оппозицию было страшно - она все-таки пугает массового избирателя своей излишней «радикальностью». В таких ситуациях избиратель в авторитарных странах как раз и выбирает наименьшее из всех зол в лице системной оппозиции.
Стратегический интерес несистемной оппозиции заключается в том, чтобы в борьбе с авторитарным режимом максимально использовать существующие институты. Оно гарантирует мирный характер транзита и устойчивость будущей демократии. Демократии, которая создаётся путём внеинституциональной - «уличной» - активности обычно бывают менее устойчивыми и в дальнейшем нередко вновь скатываются в авторитаризм.»