Мы часто встречаемся с попытками наделить тиранов какими-то сверхсвойствами. Как правило порочными. Калигула вошел в историю как император-извращенец. А история Древнего Рима порой преподносится как история сексуальных перверсий с перерывами на завоевания.
Забегая немного вперед, хочу заметить, что в обществе модерна, где сексуальность значила куда больше, чем в современном мире и стояла фактически во главе угла, велика была значимость сексуальных интриг. Сейчас история о том, что Сталин не терпел гомосексуалов и в 1933 году объявил вне закона любые проявления однополой любви, выглядит шокирующей. В пропагандистских целях был выдуман «заговор гомосексуалистов», объединившихся, якобы для того, чтобы «свергнуть государственный строй».
Биографы пишут о Сталине, что он боялся умных и образованных женщин. Не только боялся их, ненавидел и старался держаться подальше. Всегда и со всеми он хотел находиться в доминирующем положении. Его истинной любовницей была власть.
Широко известная книга Эриха Фромма — немецкого социолога, философа, социального психолога, психоаналитика, представителя Франкфуртской школы, одного из основателей неофрейдизма и фрейдомарксизма с интригующим названием «Адольф Гитлер. Клинический случай некрофилии», как ни странно, изобилует не описаниями реального девиантного поведения фюрера, а пространными утрированиями такого рода:
«Еще одной чертой, выдающей в нем некрофила, является скука. Ярким проявлением этой характерной формы безжизненности были его застольные беседы. В Оберзальцберге Гитлер и окружавшие его люди, пообедав, шли в павильон, где им подавали чай, кофе, пирожные и другие лакомства. «Здесь, за чашкой кофе, Гитлер пускался в длиннейшие монологи. То, о чем он говорил, было в основном известно собравшимся, поэтому они почти не слушали его, а лишь изображали внимание. Иногда Гитлер сам засыпал посреди своих разглагольствований. Тогда компания продолжала беседовать шепотом в надежде, что он своевременно проснется к ужину». Потом все шли обратно в дом, и два часа спустя подавали ужин. После ужина показывали два кинофильма. Затем какое-то время все обменивались впечатлениями от фильмов, обычно довольно банальными.»
«Половая жизнь Гитлера была предметом самых различных спекуляций. Многие авторы утверждают, что он был гомосексуалистом, но соответствующих свидетельств нет, и, кажется, это было не так. С другой стороны, ничем не подтверждено, что его половая жизнь была нормальной и что вообще он не был импотентом. Основным источником сведений об этой сфере жизни Гитлера являются воспоминания Ханфштенгля, который в 20-е и в начале 30-х гг. провел с ним немало времени в Мюнхене и в Берлине.»
Анализируя подобные работы, создается впечатление их чрезмерной, а местами и гипертрофированной ангажированности и неадекватной сексуальной акцентуации. Должно ли зло обладать какими-то странностями? Избыточными свойствами? Пожалуй, нет. Я не верю в опереточных злодеев, а Фромм описывает нам именно такой типаж.
Общая историческая тенденция основывается на деперсонализации власти с ее переходом от монархии и сословного порядка в явные, открытые, коллективные формы (демократия, либерализм) и полуоткрытые и закрытые тоталитарные сообщества, действующие в публичном поле через фигур-назначенцев, лишь имитирующих царей и королей прошлого.
В полузакрытых и закрытых тоталитарных сообществах имеет силу власть сексуальных компроматов. Однако, в обществах демократических и либеральных, где те же геи имеют равные со всеми права, роль подобных историй сводится максимум к желтопресным слухам.
Удивительно, не только софт-«гуманистические» психологи, но и весь социалистический (особенно отечественный) женопроп всерьез полагают и привычно утверждают, что доброжелательность и женственность (вариант — мужественность), мягкость и неагрессивная сексуальность (опять о вечно-женском) — сулят в себе некий гешефт, тогда как дело обстоит ровно наоборот.
Люди (и здешние не исключение) тянутся к холодному, отстраненному, равнодушному. Отсюда вечная страсть салонных барышень к копированию профанных образов, как то — Венера в мехах (Она же Нелюдь под шубой) и пр., и пр. Это даже не страсть к плети, это даже не мазохизм, это отчаянное утверждение бессубъектности, данное вам в фетишизрованных жестах. Как говорил Денщик мой Ванька — «Мне надо, чтоб мне приказывали». Что ж, по крайней мере честно.
Люди до сих пор озабочены проявлением глубоких чувств. Но большинство, полагаю, в состоянии лишь имитировать их или добиваться в измененном состоянии сознания. Душевные порывы — часто лишь неврозы. А мистические ощущения и озарения — не более, чем игра замутненного разума. Помесь модерна и дикарства. Археомодерн.
Переживания и рефлексии связаны в первую очередь с незнанием природы вещей. Чем цивилизованней человек, тем меньше он способен к переживаниям и больше — к логическим построениям. Массовое бессознательное управляет отдельными индивидами. А общество корректирует их эмоции под свои нужды. Как правило, чисто биологические. Так что прежде, чем что-либо переживать, подумайте, вы ли это переживаете?
Именно поэтому, на мой взгляд, совершенно не стоит излишне превозносить эмоции. 19-й, 20-й век — период сакрализации любви. Авторы типа Эриха Фромма делают ее антагонистом стремления к власти и социальному самоутверждению, желанию ресурса и пр. Таким образом, сливается целый пласт потенциальных конкурентов условной элиты. Культ любви — это нечто вроде движения хиппи или психоделической революции. Но для более широких масс. Которые, как известно, тоже были нужны, чтобы нивелировать огромную часть общества, которая могла претендовать на власть и ресурс. Вот и вся загадка мировой политики.
Мои предположения о природе асексуальности нашли подтверждение в рассуждениях практикующего психоаналитика и дипломированного сексолога Дмитрия Запольского:
«Асексуальность — норма, о которой мало говорят и пишут, так как исследования не популярны, грант на него получить трудно, а сама тема вызывает бессознательное сопротивление тех, кто ассоциирует себя с сексуальностью — то есть минимум 70 процентов людей. Это один из современных запретов коллективного бессознательного, в котором сексуальность переоценена. На самом деле это артефакт ХХ века: времени «охоты за оргазмом». Можно много рассуждать о смене оптик, но видеть асексуальность людей, признавать ее, не говоря уж об исследовании самого феномена — означает «чистую философию», не связанную с обстоятельствами жизни и функциями самого философа. Мне часто приходится сталкиваться с этим феноменом в реальной психодинамике своих пациентов, а не в анализе истории и я отвечаю так: асексуалами являются почти 30 процентов тех, кто ищет посредства психоаналитика в диалоге своего сознания с бессознательным. И их запрос ко мне обычно звучит так: «Доктор, я не хочу ничего, а это — нормально?»
Да, это — нормально. И обычно: всегда, на любом этапе развития обществ, значительная часть популяции не участвовала в самовоспроизводстве. Марксисты-дарвинисты по простоте душевной не понимали природы явления: «Как же так! Они не производят потомства, значит, эта особенность не может иметь продолжения в потомстве! И это значит, что в генах человечества не может передаваться такой признак, как отсутствие стремления к воспроизводству, то есть желания совокупления, коитуса, конгрессуса, копуляции! — Полового Акта».
Великий Кинзи, основоположник сексологии-как-она-есть, первым из ученых столкнулся с асексуальностью. Но, естественно, обесценил само явление (оно не находилось в его оптике, было совершенно лишним: ведь куда значительнее для него была антисексуальность, то есть обесценивающая его научный интерес оптика вытеснения сексуального поведения человека с научного горизонта). Кинзи искал приложение своего ракурса зрения: делил людей на гетеросексуальных и гомосексуальных. Но он впервые понял, что есть еще «негодный» материал — люди, к которым любые понятия сексуальности неприменимы. До Кинзи такую же ловушку себе создал Фройд и его последователи.
Им бы задуматься, отрефлексировать исторический факт: всегда были общности воинов, моряков, а главное — монахов и монашек: тех, кто не женился, не совокуплялся, не жил своими влечениями: но XX век был простым и ясным: если чего-то у кого-то нет, то это «что-то» вытеснено. Сигареты есть? А если найду? ХХ век был гопником, предполагающим, что у субъекта нет права «не иметь» что-то, что должно наличествовать у всех!
Асексуалов в популяции больше 6 процентов. Как практикующий психоаналитик и сексолог, я вижу их количество от четверти до трети. И многие из них даже не предполагают, что сексуальная деятельность не есть нечто, идущее от них, а просто дань обществу. Ведь куда струя, туда и я. Нельзя быть хуже других, это конструкция воспитания: ты девочка, тебе замуж выходить/мальчикам нравиться, детей рожать и тд. Или ты — мужчина, не хнычь!
Тут мы касаемся очень важного нюанса: гендера. Людям в ХХI внушили: у тебя есть пол. Ты можешь его поменять. Но ты в конце концов выбираешь из трех вариантов: либо гомосексуальность, либо гетеро, либо би. Ну и еще квир: ты можешь перетекать все время в одно из этих состояний. Порочность этой оптики банальна: она обязывает иметь гендер. Как национальность. Нельзя «путешествовать» по странам без паспорта, ты обязан его иметь (или несколько). Но пол — это прежде всего сексуальная самоидентификация. Если ее нет, то «сиди в своей деревне», тебя не пропустят через границу чуваки в форме, у которых нет симпатий и антипатий, есть только инструкции и законы. «Режимность» социальности в том, что человек-без-половой-идентификации лишен прав. Причем насущных, важнейших. И он «покупает» себе паспорт, выполняя ритуал. И при первой же возможности прячет его в потайной карман, если честен с собой, а не объект манипуляции со стороны других, загнанных в прокрустово ложе всеобщего правила: будь как все, не высовывайся, ты никому не нужен, если не ассоциирован.
Реклама и пропаганда создается креативным классом. И направлена на сексуальность аудитории. Кто не с нами, тот — против. А если ты не покупаешь/ не хочешь служить/ не готов жертвовать собой во имя (вождя, прогресса, идеи, родины) то ты — изгой. А на асексуала не действуют символы. Как на глухого музыка. Он не слышит. Ему можно показать жестами, похлопать по плечу в ритм, но это слишком сложно! Заказчик рекламы не рассчитывает на аудиторию глухих. И производитель «товара» не видит его, себестоимость рекламы для асексуала высока, а профит минимальный. Асексуалов выкинули из процесса потребления сто с лишним лет назад, они на обочине дискурса и будут там оставаться всегда: массовые продукты не для них. Находятся те, кто в поиске потребителя учитывают и эту аудиторию, но асексуалы привыкли к своему «маргинальному» положению, их не «зацепить» стандартным крючком с «живой» наживкой, у них свой собственный дискурс и путь. Они двигают мир, шагая в сторону других смыслов, крутят землю, создают немассовую (настоящую) культуру. И в этом смысл жизни человечества, которое воспроизводится не за их счет.»