Юлия Сунцова
Пациенты с внешними симптомами коронавируса стали поступать в ГБУЗ "Республиканская клиническая больница №4" Республики Мордовия с апреля. Несмотря на это, врачей и медперсонал отправляли на работу без спецзащиты, так как статус COVID-госпиталя учреждению присвоен не был.
В то же время красную зону в медучреждении всё же организовали. Помещенные в карантин медики уже две недели жили и работали в корпусе, не контактируя с внешним миром. Но как только началась вспышка, врачей и сестер стали вывозить в общие очереди на КТ в другую поликлинику, а затем под расписку отпускали в домашнюю самоизоляцию.
Больница №4 добилась «ковидного» статуса и выделения средств на защиту только после того, как половина сотрудников корпуса уже тяжело заболела и начались похороны в семьях.
Но выходить на работу медсестер и врачей заставляют по-прежнему даже с кашлем и температурой. Коронавирус тяжело ударил по регионам...
- Утром 22 апреля я отработала ночную смену и вернулась домой. Проконтактировала с родителями, которые сидели последние месяцы с ребенком. Сыну 6 лет, я воспитываю ребенка одна. На тот момент уже поговаривали, что всю больницу надо бы закрывать на карантин. Два этажа до этого уже распустили по домам, работать остались только кардиология, гематология и мы – Отделение реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ).
Официально наша больница не работала с коронавирусом. Нам не говорили, что у попадающих в реанимацию – COVID-19, поэтому мы выходили к ним без спецзащиты и проводили все манипуляции голыми руками – средств просто не было в наличии, они не закупались. Но спустя несколько дней стали приходить первые результаты мазков у больных - коронавирус подтверждался раз за разом, - рассказывает Елена Петрова.
Один за другим стали заболевать и сами медики.
В 8 утра 22 апреля медсестра вернулась домой, а через несколько часов ей позвонили руководители, приказали собирать вещи и возвращаться на работу в уже закрытую больницу. В медучреждении, где уже месяц работала красная зона, наконец, официально объявили карантин.
- Позвонила старшая медсестра и исполняющая обязанности завотделением, сказали, что у меня на сборы несколько часов. Сутки через сутки буду работать и жить там же в закрытой зоне. За день до этого я уже поняла, что заразилась. Сделала себе рентген – он показал, что корни бронхов расширены. Стали подниматься температура и кашель. Я не отказывалась работать, просила только дать мне хотя бы немного выздороветь, чтобы снова выйти к больным, - рассказывает Елена.
Медсестра вызвала терапевта на дом, описав симптомы. Но в 15 часов дня ей снова позвонили из родной больницы, на этот раз с угрозами.
Руководство сказало медсестре, что вызов терапевта ей на дом отменен, больничный, мол, все равно не получите, и как контактную, нигде, кроме своей больницы, ее не ждут.
«Возвращайся, иначе мы заявим на тебя в полицию, и будет штраф 300 тысяч. Прославишься на весь Саранск как медсестра, сбежавшая с карантина, запишем в дезертиры и уволим по статье. С ребенком не будешь находиться в любом случае, мы вас разделим», - передает медсестра состоявшийся разговор с администрацией.
Под давлением Елена Петрова вернулась в больницу и отработала еще несколько суток. Болезнь прогрессировала. Кашель за эти дни усилился, появилась слабость, ночью температура поднималась до 38,6. Похожие симптомы стали проявляться и у других сотрудников.
29 апреля пришли результаты анализов – у Елены Петровой подтвердился COVID-19.
30 апреля администрация отправила ее и зараженную санитарку с вещами на скорой в общую очередь в поликлинику №5 на Химмаш и велела не возвращаться.
- С 22 апреля мы работали в закрытой зоне, из которой никого никуда не выпускали. Даже посылки нам родственники приносили и оставляли у дверей под черным входом. Это и понятно – у наших врачей, у персонала, почти у всех наших пациентов подтверждался ковид. Но как только поднялась температура, нас спокойно почему-то стало можно высылать в общую очередь в другую клинику, зная, что мы прямо контактировали с ковид-положительными больными! Почему нас нельзя было запаковать в защитные костюмы и сделать КТ, отделив от остальных посетителей поликлиники, да даже от фельдшеров скорой - вот что не понятно. Тогда с высокой температурой я уже не особо соображала, что происходит страшное. Зачем тогда мы вообще до этого полмесяца жили в красной зоне? В общих очередях со всеми остальными больными мы просидели в итоге с 11 утра до 5 часов вечера! Вот это самое-самое ужасное. И в дальнейшем всех наших заражавшихся медиков тоже отправляли в эти общие очереди. И нас до сих пор спокойно вызывают на приём в больницу по месту жительства. Разве это карантин?
КТ выявило у Елены 12-процентное поражение легких, двустороннюю пневмонию, «матовые стекла». На вопрос о госпитализации терапевт ответил, что с такими невысокими показателями никто ее на койку не положит – «мест нет» и, попросив подписать обязательство о самоизоляции, выслали своим ходом (!) домой. Родителей девушка отправила домой, а ребенка оставила с собой.
- Через два поднялась температура у папы, а 7 мая стало резко хуже мне. Не могла раздышаться, была высокая температура, попросила папу отвезти меня в больницу. Терапевт выписал второе направление на КТ, и опять я дожидалась его в общих очередях, теряла сознание – теперь уже в больнице №3, - рассказывает Елена.
Обследование показало 24-процентное поражение легких. Ей снова отказали в госпитализации, отправив самостоятельно лечиться домой. У отца в этот день температура поднялась уже до 39. Обследование, сделанное на следующий день, показало у него 20%-ое поражение легких и двустороннюю пневмонию с подозрением на COVID-19. Пожилому мужчине тоже отказали в госпитализации, сказав, что с такими процентами отправляют домой.
Добиться направление на КТ для мамы не удавалось из-за отсутствия видимых симптомов. 11 мая женщина сделала платный снимок, который обнаружил 5-процентное поражение легких, правостороннюю вирусную пневмонию с подозрением на COVID-19. Больничный лист для женщины выбили с боем, про госпитализацию врачи и слушать не хотели, несмотря на сопутствующий сахарный диабет и повышенную температуру.
Елене Петровой пришлось самой лечить маму, выписав те же лекарства, какими она лечила своих пациентов, из аптеки.
15 мая состояние мамы ухудшилось, она начала задыхаться.
- За неделю к ней ни разу не пришел терапевт, никто ее не послушал, не взял анализы, никак не обследовали вообще. На утро стало совсем плохо, маму увезли на КТ, которое выявило уже 63-процентное поражение легких. Поместили в реанимацию, но состояние ухудшалось, потом перевели на ИВЛ, и 21 мая мама умерла.
У отца к этому времени поражение легких достигло 36% - место в больнице удалось выпросить с трудом.
После того, как мама скончалась, Елена попросила полностью обследовать ее шестилетнего сына. Обращалась в поликлинику, куда прикреплен ребенок, звонила в Минздрав, главе Мордовии и на всевозможные горячие линии.
У мальчика тоже начался кашель, заболели горло, живот, его рвало. Мазок дал отрицательный результат на коронавирус, поэтому во всех дальнейших обследованиях врачи отказывали.
Доводы о том, что ребенок постоянно жил в семье, где заболели все – мама, дедушка и бабушка, которая уже погибла, местных администраторов не убеждали.
Выяснилось, что начальство больницы, где работала Елена, не подало данные о работе своих сотрудников в красной зоне и о постоянном контакте с коронавирусными больными. Оснований для обследований, таким образом, у работников и членов их семей, не возникло.
- На горячей линии Минздрава мне сказали, что подтверждений тому, что я состояла в непосредственном контакте с зараженными, работала в красной зоне нет ни в одном Реестре, а потому дополнительных обследований они назначить не могут. Минимальный мазок ребенку назначили только после моего звонка главе региона, - рассказывает медсестра.
Сейчас Елена Петрова с сыном по-прежнему находятся дома на самоизоляции. Лечатся самостоятельно, подручными средствами и за свой счет. Женщина говорит, что чувствует себя уже лучше, в обмороки больше не падает. Но в телефонном разговоре c корреспондентом «НИ» приступы кашля раз за разом ее всё равно одолевают.
Пожилой папа - в больнице. Поражение легких удалось купировать, и оно держится на отметке в 36,5%.
Матери Елены сделали вскрытие, которое подтвердило коронавирус, но этот диагноз в патологоанатомическом заключении - не под номером 1.
- Сначала идет пневмония, потом - сахарный диабет, и только потом приписка "осложненный коронавирусной инфекцией". В статистику, которую Республика Мордовия каждодневно отправляет в федеральный штаб, коронавирус не попадает, хотя от легких не осталось ничего – поражение более 90%. В журнале больничного морга мама была 93-я. Всего 114 человек и у всех – COVID-19 и у всех он не первым номером, поэтому и в статистику как умершие от ковида эти люди не попали, - говорит Елена.
На 28 мая 2020, согласно официальным данным правительства Мордовии, от коронавируса в республике скончалось 12 человек.
Женщина, хоть и умерла, как убеждают региональные власти якобы от диабета, а не от COVIDа, обычные похороны семье не разрешили.
- Закрытый гроб. Тело не одевают, упаковывают в пластик, посыпают хлоркой и известью. К гробу не подпускают. Родственники стояли за много метров. Закопали быстро и только потом разрешили подойти к могиле. В ритуальной конторе еще заставили доплачивать сверху за захоронение ковидного больного, - рассказывает Елена.
В корпусе ГБУЗ «Республиканской клинической больнице №4», где работала медсестра, по ее словам, заразилось больше половины медиков.
- Из соседнего гематологического отделения вывезли труп. У нас заразились медбрат, санитарка. Медсестра Татьяна Канайкина умерла. У старшей медсестры гематологического отделения подтвердился ковид. Заведующая отделением до последнего оставалась в красной зоне и тоже заболела, потом мы. У доктора из 5-ой поликлиники 40% поражения легких, он в реанимации. Многие так и продолжают работать с пневмонией, - рассказала собеседница "НИ".
После вспышки больнице, наконец, присвоили статус «ковидного» госпиталя, но рабочих рук, спецзащиты и аппаратов ИВЛ по-прежнему не хватает, передают с "фронта" оставшиеся сотрудники.
Заболевшие, даже сами медики по-прежнему часами висят на горячих линиях и зачастую не могут получить необходимую помощь.
После того, как от безысходности Елена Петрова рассказала о своей трагедии в местной группе в vkontakte, министр здравоохранения Мордовии Олег Маркин извинился перед медсестрой «за своих коллег» и сказал, что «их роль в этой истории будет проанализирована». Но единственным следствием этого обещания стало то, что ее отцу, наконец, сделали повторную компьютерную томографию. В остальном ситуация по борьбе с вирусом в регионе не сильно изменилась.
- Я работаю в больнице 10 лет, пришла сразу после учебы. И, что в итоге? Я болею, папа - в больнице, маму потеряли. Ни выплат, ни помощи, ничего. Я ни до кого не могу достучаться. Зачем выражать соболезнования нашей утрате, если наше заботливое государство не может оказать никакой помощи живым? Как можно снимать карантин, когда число заболевших растёт с невероятной скоростью и больницы не справляются. Куда обращаться, кому писать, чтобы ситуацию взяли под контроль? Я бы и врагу не пожелала того, что произошло с моей семьей.
По словам Елены, когда в начале эпидемии она поняла, что ее медучреждение не готово к принятию коронавирусных больных, то, опасаясь за жизнь родителей и малыша, просила руководство ее уволить. Но ей ответили, что могут освободить только по нехорошей статье, и она осталась. Елена Петрова продолжает бороться за жизнь и здоровье себя, своего отца и ребенка.
«Новые Известия» направили в адрес главврача ГБУЗ «Республиканской клинической больницы №4» Республики Мордовии Александра Бурлакова информационный запрос.
Депутат Госдумы Российской Федерации Олег Шеин направил в Генпрокуратуру материалы с требованиями разобраться в причинах преступной халатности в отношении врачей и медперсонала больницы.