Лучшая память о героях – это забота о слабых

Совсем уж на носу «можем повторить». И я задумался о тех, кто был искалечен той войной. Буквально. Физически. Остался без руки, без ноги, а то и без пары рук и ног. Без глаза, без уха. Слепым. Без пальцев. С обезображенным лицом, с проломленным черепом. С телом, имеющим такой вид, что страшно оказаться раздетым перед зеркалом. Если у тех, кто не получил серьёзных повреждений, были какие-то возможности хотя бы на время забывать об ужасах войны, то у миллионов искалеченных такой возможности не было. Безногий не мог пройтись по росе спокойного безмятежного утра. Слепой не мог взглянуть в мирное синее небо. Глухой не мог послушать радостное щебетание птиц. Безрукий не мог обнять боевого товарища в годовщину победы.

Огромная армия калек. Кому они были нужны в наступившее мирное время? Когда особо остро стоит задача восстановления страны, необходимо ударными темпами наращивать промышленный потенциал, поднимать сельское хозяйство. И без того тяжело. А тут еще они.

С каким бременем вины они доживали свой недолгий век? С какой жгучей обидой на себя, раз за разом прокручивая в памяти тот роковой момент, всё более утверждаясь в воспоминании, что какое-то предчувствие буквально за считанные мгновения до трагедии подсказывало им переместиться за укрытие, отползти левее, остановить машину или наоборот – надавить на газ… Их собственное тело служило им для непрерывного напоминания об ужасах войны и ничего с этим поделать было невозможно.

Если даже, спустя 70 лет, страна была не в состоянии решить элементарный жилищный вопрос для немногих оставшихся в живых ветеранов, что уж говорить о той заботе, которой она могла окружить инвалидов непосредственно после окончания войны. Что он чувствовал - безногий солдат, сидевший на самодельной каталке у оживлённого тротуара, глядя снизу вверх на стыдливо отворачивающих глаза прохожих, отягощенных заботой о собственном пропитании?

Буквально вчера его кровь лилась на промерзшую землю и стране было так нужно, так необходимо, чтобы он собрал всю свою волю в кулак, напряг свои последние силы и пусть не побежал – хотя бы похромал в ту атаку. От этого зависело всё. И он чувствовал свою за всё ответственность. И вот оно мирное время. И оно не способно понести ответственность за него – того, кто не пощадил себя, чтобы это мирное время наступило.

В сети легко отыскать сведения о количестве искалеченных той войной. Но и без этого несложно представить себе, каким огромным было это число. Какое разнообразие увечий носили на себе миллионы победителей. И я уверен, что заветной мечтой каждого из этих людей было ощутить мирную жизнь. Стать её полноценным соучастником. Но это было для них уже невозможно.

Знаете, что было бы лучшей памятной данью для героев той войны? Исполнить их заветную мечту. Обеспечить комфортную и счастливую мирную жизнь тем, кто в силу каких-либо ограничений не способен сделать это самостоятельно. Создать комфортную среду для тех, кто сейчас, в мирное время живёт будто на войне, в ежедневном режиме совершая подвиг, превозмогая враждебность тех условий, которые представляют собой российскую действительность.

Крикнуть туда, в прошлое тем, чья жизнь даже после войны осталась тяжёлым сгустком страдания и боли: «Мы не забыли, как вам было больно. Мы не в силах были помочь вам, но мы сделали всё, чтобы ваши товарищи по несчастью сегодня не несли на себе бремя страданий до конца своих дней, как это случилось с вами. Сегодня им доступно лучшее медицинское обслуживание, создана комфортная городская среда, которой удобно и безопасно пользоваться, система общественного транспорта обеспечивает им такую же мобильность и комфорт, как здоровым людям, социальная служба заботится о том, чтобы доступность культурной и общественной активности у маломобильных граждан не уступала тем возможностям, которыми обладают физически полноценные. Вы не напрасно ползли в ту атаку, вы не зря хрипели в том бою. Вы боролись со смертью, чтобы победила жизнь. И жизнь победила. Вот она. Тихая, мирная, спокойная, комфортная, заботливая, счастливая. Она больше не отвернётся от слабого, будучи не в силах помочь. Слабый больше не живёт со жгучим чувством вины и обиды. Несправедливость больше не хлещет его каждый день по щекам. Нам так жалко и горестно, что вам, героям той войны, приходилось с этим жить, но сегодня всё иначе. Мы смогли, мы преодолели.»

Но ничего такого мы туда, в прошлое, прокричать не можем. Можем лишь потупить взгляд и спешно пробежать в толпе с портретом на палке. Можем лишь замаскировать свою моральную неполноценность, свою физическую недееспособность камуфляжем из ленточек, шариков и броских баннеров. Можем лишь из года в год повторять, что всем народом превратились в слепого, глухого, немого, безрукого, безногого инвалида, просящего милостыню у судьбы.

Пару месяцев назад, при выходе из музея (бесплатного) натуральной истории в Женеве, я с любопытством понаблюдал за тем, как спецмашина с лифтом привезла несколько маломобильных пожилых людей для посещения музея. Социальные работники заботливо помогли им покинуть автомобиль и покатили коляски тех, у кого не было электропривода, ко входу. Я подумал – насколько же будничным это должно быть мероприятием, чтобы я, оказавшись здесь, возможно первый и последний раз в жизни, стал свидетелем этой сцены. Не было корреспондентов с камерами, не щелкали затворы, ни у кого не брали интервью. И все мы знаем, в какие пафосные мероприятия превращают наши чиновники вручение ветерану пачки макарон. Никогда мне не забыть тех впечатлений, когда на центральной площади крошечного французского городка я заворожено наблюдал за дюжиной счастливых, громко смеющихся колясочников, которые восседали на своих колясках за специально оборудованным огромным столом уличного ресторана.

Что такое война по своей сути? Это наглое заявление со стороны сильного, адресованное слабому – ты не имеешь права на счастье, не имеешь права на саму жизнь. И в ходе войны сторона, которой заведомо отказали в праве на жизнь, доказывает, что с такой постановкой вопроса она не согласна. Сторона, которой отказано в праве на счастье, отвечает: нет, вот тут ты сильно ошибся, я имею право на жизнь и на счастье в этой жизни ничуть не меньшее, чем ты. И безоговорочным героизмом мы считаем именно те моменты, когда, превозмогая свою слабость, человек одерживает победу над превосходящей его возможности, силой.

Знаете, какой ключевой признак смертельной болезни любого общества? Это общество, где больше не заступаются за слабых. Где поддержка всегда на стороне сильных. Где слабые вместо того, чтобы объединиться и стать сильными, бегут сломя голову, чтобы прислужничать сильным, богатым и власть имущим, которые привыкли гнобить слабых и паразитировать на них. Где жертву насилия обязательно пинают, когда она уже обездвижена, а насильника восхваляют как победителя.

Такое общество с неотвратимой неизбежностью превратит всякое скорбное воспоминание в демонстрацию силы и превосходства. В торжество могущества сильных, с дороги которых слабый должен убраться на обочину, уйти с глаз долой, не надоедать своими просьбами и нытьём. Разве не об этом все эти, сыплющиеся как из рога изобилия, высказывания чиновников и медийных персон? О том, чтобы слабые и нуждающиеся забились под плинтус из-под которого раз в несколько лет их будут выманивать пачкой гречки и бесплатным мороженым, чтобы поставили нужную галочку в бюллетене, или поучаствовали в массовке для красочной телевизионной картинки и фотоотчета...

Оригинал здесь