Об этом в эфире ютуб-канала «Школа аналитики Фурсова» в рамках интервью для Pravda.ru рассказал известный историк, директор Института системно-стратегического анализа, академик Международной академии наук Андрей Фурсов.
«Если называть вещи своими именами, мы сейчас наблюдаем за кризисом неолиберального режима.
Оказалось, что неолиберальный порядок, который, как и во всём мире, после 1990-го года оформился и в России, с такими серьёзными вызовами, как эпидемия, справиться не в состоянии. Он не может гарантировать безопасность людей.
И в этой связи возникает очень просто вопрос: а на кой тогда такой политико-экономический режим нужен? Он должен быть другим.
В сфере медицины крах неолиберальной модели у нас особенно очевиден.
Хотел бы процитировать профессора Игоря Алексеевича Гундарова, которого я очень уважаю. Он привёл вот такие цифры: в 1990 году в России насчитывалось 12762 больницы, а в 2018 году – 5257, то есть – минус 60 %. Количество коек уменьшилось с 2 млн 38 000 до 1 млн 173 000 – то есть сократилось на 43 %.
Я прекрасно помню, как 8 месяцев назад представители московских властей радостно сообщали о том, как оптимизировали столичные больницы и какая это большая экономия и так далее. Дооптимизировались! Наши эффективные менеджеры «доэффективились» и «доменеджерились».
Наше счастье в том, что у нас не всё успели дооптимизировать до конца. А вот в США, Италии и Испании, где всё успели, неолиберальную медицину получили по полной программе. Там такие же меры, как у нас, но трупов больше. Это социальные последствия данной эпидемии. Приговор, вынесенный режимом медицинской сфере.
Нам просто повезло, что этот вирус не такой свирепый, а если бы он был похож на испанку, что бы тогда произошло?
Нынешняя самоизоляция – это как раз прямое следствие того что эффективные менеджеры натворили в сфере медицины. Со своей целью – чтобы в больницах не было большого наплыва пациентов, она не справляется.
Кстати, подчеркну, что самоизоляция, конечно, это просто насмешка над здравым смыслом. Если бы это было реальное «само-», то это означало бы, что я могу в любой момент выйти, куда хочу, а если меня могут за это оштрафовать – это, разумеется, принудительная изоляция. Нужно чётко называть вещи своими именами.
Не уверен, что на данном этапе мы можем говорить о цифровом гулаге и электронном концлагере, о которых сейчас часто пишут в интернете, но то, что произошло нарушение конституционных прав - в этом никаких сомнений нет.
Получилась интересная вещь. Часть населения может передвигаться, как угодно, а значительно большая часть оказалась в передвижениях ограниченной.
То есть, с социопространственной точки зрения, население поделилось на две неравные части. Как сказал бы Гоголь: на тех, кто «почище-с» и на всю остальную массу.
Пандемия - это тоже вопрос очень спорный. Ко всему, что говорит ВОЗ, нужно относиться очень осторожно.
Эта организация постоянно совершает всякие кульбиты. Не будем забывать, что за несколько месяцев до эпидемии свиного гриппа ВОЗ резко понизила критерии определения того, что такое пандемия, чтобы подвести под это вспышку заболевания.
Коронавирус, бесспорно, существует. И, да, он более активный, нежели «традиционные» вирусы гриппа. Неангажированные специалисты говорят, что пока что коронавирус сильно не выходит за рамки привычных вирусных заболеваний.
При этом у него есть целый ряд последствий, которых нет у других. И всё же в значительной степени мы имеем не эпидемию вируса, а эпидемию психическую, вред от которой может быть существенно выше.
Мир после пандемии, безусловно, изменится.
Во-первых, значительно ускорятся те изменения, которые уже имели место накануне эпидемии. А во-вторых, начнутся те изменения, которые принесла с собой эпидемия.
Деглобализация – это, конечно, очень сильное слово, но тенденция в направлении к макрорегионализации мира очевидна уже на протяжении десятка лет. И эпидемия ускорит распад единой системы на несколько крупных макрорегионов.
Далее, ещё одна тенденция, которая отчётливо выявляется, это ужесточение контроля над населением практически во всех странах.
В Китае с 2014 существует система так называемых социальных рейтингов. На традиционный китайский уклад очень хорошо легли достижения в области компьютерного контроля над людьми.
И то, что мы видим сейчас, прежде всего, в Москве – все эти пропуска и qr-коды – это форма контроля. И я вовсе не уверен, что она уйдёт после эпидемии, как нам обещали.
Я не привык верить власти. Весь мой опыт жизни в СССР и в постсоветской реальности свидетельствует о том, что ко всему, что говорит власть, нужно относиться со значительной степенью недоверия и скепсиса.
И вот к этой системе очень жёсткого контроля с 1 июля в Москве добавится и так называемый эксперимент – город будет управляться искусственным интеллектом, рассчитанный на пять лет. Если он будет успешным, его распространят на всю страну. Это очень жёсткая форма социального контроля.
Следующая тенденция. Поскольку в условиях коронаврусного кризиса люди сидят дома и, соответственно, наличные деньги могут использоваться ограниченно, значит, активнее внедряются карточки.
Это давнишняя мечта мировой и российской верхушки - убрать кэш и всё перевести на карточки. И это тоже есть проявление очень жёсткого контроля над гражданами. Это означает, что деньги находятся не у тебя, а у банка, у государства и т.д.
И есть ещё одна вещь, которая вдвойне неприятна мне, как человеку, который с 1972 года преподаёт в высшей школе: это акцент на развитие дистанционного образования.
Я противник тотального дистанционного образования.
Образование – это процесс личностный, он предполагает наличие преподавателя, который вступает в личностный контакт со студентом. Вне личностного контакта никакого обучения быть не может.
Я уже не говорю про массу технических сложностей, которые появляются при дистанционном образовании. Например, при приёме экзаменов. Это чистой воды профанация.
Безусловно, мне понятно, зачем всё это нужно - чтобы упростить и ослабить образование как таковое. Потому что управлять и манипулировать необразованными людьми значительно легче.
Совершенно откровенно об этом недавно сказал Герман Греф в Санкт-Петербурге в рамках Экономического форума. По его словам, невозможно манипулировать людьми, которые образованы и имеют доступ к информации.
Дистанционное образование - это одно из средств слома образования.
Но сейчас многие родители и специалисты выступили против этого. И даже возникло некоторое впечатление, что власть, вроде бы, дала задний ход. Посмотрим.
Таким образом, эти четыре тенденции – деглобализация, ужесточение контроля, замена кэша безналом и развитие дистанционного образования – это как раз тот ряд совершенно очевидных последствий, которые принёс с собой коронавирус.
Эти процессы и так бы, конечно, шли, но медленнее. А здесь подвернулся случай запугать людей, устроить психоз и продавить всё это под лозунгами «безопасности». Нам же говорят, что всё это «для вашего блага», «о всех вас у нас душа болит».
Вот и пошло в ускоренном темпе. Вирусную эпидемию, помноженную на психическую эпидемию, использовали для реализации целого ряда процессов.
Об экономической и финансовой составляющей вопроса даже и говорить нечего – заказы фирмам на камеры, техническое обеспечение и так далее. Ясно, что кто-то на этом очень хорошо заработает, с кем-то поделится.
Посткапиталистический мир будет принципиально отличаться от капиталистического.
В центре капсистемы, как известно, капитал, это её системообразующий элемент. Капитал - это овеществлённый труд, реализующий себя как самовозрастающая стоимость.
Поскольку решающую роль сейчас на себя берёт то, что Маркс называл духовными факторами производства – наука, образование, информационные потоки, которые становятся важнее овеществлённого труда, то естественно, в посткапобществе именно они должны быть взяты под контроль верхушкой.
Значит, вместо контроля над чисто "вещественными вещами" надо перейти к контролю над образованием, поведением людей, наукой и, конечно, над ресурсами, которых при нынешней численности населения, как нас убеждают, будет явно не хватать.
И вот этот переход мировой системы в посткапиталистическое состояние требует разрушения старой системы образования, то есть дебилизации населения, когда реальное образование останется лишь для малого процента людей, - и ряда других вещей.
Всё сейчас произошло невероятно быстро. На мой взгляд, правительства бы никогда не смогли договориться между собой о столь оперативных совместных действиях. Конечно, вовлечены сюда и транснациональные корпорации, и закрытые наднациональные группы, которые разрабатывают стратегии…
В любом случае, мне кажется, что не надо демонизировать эти силы, воспринимать этих лиц как злодеев, как этаких Кощеев Бессмертных, которые придумывают коварные планы…
Зло, знаете ли, носит банальный характер. Люди просто решают свои проблемы»