Советский мат в российском исполнении: почему мы стали чаще ругаться

МАТ И ЖЕСТОКОСТЬ – ОТКУДА ОНИ?

Сергей Баймухаметов

А как их принимать? Пока нет такого закона. Есть статья 20.1 Кодекса об административных правонарушениях: «Мелкое хулиганство, то есть нарушение общественного порядка… сопровождающееся нецензурной бранью в общественных местах… влечет наложение административного штрафа в размере от пятисот до одной тысячи рублей или административный арест на срок до пятнадцати суток».

Как видим, «нецензурная брань» фигурирует лишь как «сопровождающее», усугубляющее обстоятельство. И само по себе не является правонарушением? Потому и предполагается дополнение в КоАП.

Что до грязных слов в прессе, в литературно-театральном пространстве, то здесь действовал закон культурного, эстетического табу. У нас была очень четкая, практически непреступаемая грань: устная речь со всеми ее оттенками – одно, а письменная, журнально-газетно-книжная – совсем другое. Русскую литературу, культуру создавало дворянство, традиции русской литературы, культуры закладывало дворянство – и этим все сказано. Так сложилось в нашем сознании, в этическом и эстетическом восприятии, что нецензурное слово в напечатанном виде выглядит и воспринимается не просто как нечто отвратительное, а как некий ком грязи (кто-то может сказать сильнее), брошенный в лицо. И это табу действовало даже в пролетарско-совковом обществе. Более того, там и действовало, поскольку тоталитаризм подразумевает соблюдение законов иерархии, распространяемых и на доступ в СМИ, в сферы культуры вообще. Но в связи с общей демократизацией жизни, с массовым проникновением просто «званых» в среду «избранных», и эта грань начала размываться, пусть и в микродозах.

Однако пресса, театры, кино и книги – лишь верхний слой. Не со страниц газет, журналов и книг пришли в обиход грязные слова. Вместе с их носителями. Совсем наоборот. На театры и СМИ как-то можно и, по моему убеждению, надо воздействовать. Причем административное воздействие следует сопровождать эстетическим осуждением, а то и презрением. Но что делать с этими мальчишками и девчонками на улицах? Или с тысячами орущих на стадионе? Ведь на футбол ходить можно только с берушами. Как на них сможет воздействовать Общественная палата с ее горячей линией?

По данным ВЦИОМ, осуждают использование ненормативной лексики меньше трети россиян – 31%. То есть 69% - не осуждает. Да и то… Пусть опрос и анонимный, но, наверно, не у всех хватило честности прямо высказаться за мат. Так что на самом деле одобряющих может быть больше.

Откуда это?

До 1975 года я не бывал в Московской области. Выезды на дачу – не считаются. Я имею в виду, не бывал в деревнях, в поселках, маленьких городках. И потому, попав на два дня в Егорьевск, поразился. Было это в теплом мае, в выходные. Над многолюдными солнечными улицами буквально висел густой мат. В то же время – никаких ярко выраженных эмоций, особой громкости, тем более – агрессии. Мои соотечественники не ругались – они таким образом общались, обсуждали погоду, повседневные дела, делились впечатлениями. В публичном городском пространстве.

«Что ты хочешь, рабочий городок, народ всё пришлый, из деревень…» - объяснил приятель. То есть на вопрос «Откуда это?» - ответ однозначный, даже без ссылок на статистику, демографию.

В деревнях, селах, так называемых рабочих поселках и слободках жизнь груба в своей откровенности и откровенна в своей грубости. Там мат был практически в каждом доме. Папа с мамой так разговаривали – в присутствии детей, мальчиков и девочек. И они вырастали в этой атмосфере как в норме жизни. Своим детям передавали. Из поколения в поколение.

Еще в 1939 году сельское население России составляло 78%. Городское – 22%.

К 1989-му все перевернулось. На селе 26%, в городе – 74%.

То есть из этих деревень, поселков, слободок население хлынуло в культурные центры. Неся с собой свой язык, свои представления о поведении, подавляя своей численностью.

Да, в Москве действовал особо жесткий паспортный режим прописки. Но и в этом бастионе была брешь. Прирост населения в столице незначительный, к тому же дети москвичей не рвутся в токари, слесари и бетонщики, а заводам и стройкам нужна рабочая сила. И потому с 50-х годов ввели набор иногородних - по лимиту на прописку. С постоянной пропиской через 5 лет отбытия трудовой повинности на предприятии. Из десятилетия в десятилетие появлялись сотни и сотни тысяч новых москвичей, «лимитчиков». Молодых, энергичных, не обремененных высокой культурой. Зачастую – и элементарной. Они женились, плодились, растили детей в той же атмосфере, в какой их родители растили их в деревнях и поселках.

Таким образом, не столица окультурила и облагородила мигрантов, а они навязали ей как минимум свой язык. В итоге и Москва стала городом мерзкой публичной матерщины. Идут из школы московские подростки 12-14 лет. Романтический возраст: первая любовь, мальчики-рыцари, девочки-принцессы… И разговаривают исключительно матом. Не замечая, не осознавая, что мерзко матерятся. Это их повседневная речь, языковая среда, бытовое явление.

На мой взгляд, мат так или иначе соседствует с жестокостью. И она – тоже оттуда. Деревенско-поселковый народ более жесток. И не по своей вине, а по судьбе. Жизнь такая.

Мы, городские - лицемеры. Умиляемся поросяткам и ягняткам, а сами едим мясо. Потому что в магазине оно уже готовое. Но… мало кто из городских способен нянчить в ладонях цыпленочка, а потом свернуть ему шею. Или всадить большой нож под левую переднюю лапу свиньи. Или – освежевать барана. Это делают после того, как перерезали горло, подвесили за задние ноги, чтобы выпустить кровь. И делают не ножом, чтобы не порезать мездру - ногтем большого пальца отделяют шкуру от туши…

А деревенский вынужден. Он принимает родами теленочка или ягненочка, выпаивает его из сосочки, а потом перерезает ему горло. Никогда не забуду… Сидим в деревенском дворе, дети с хворостинами гоняются за теленком, уже бычком Борей, а хозяин, дед, их увещевает: «Не обижайте Борю, осенью будем его резать и мясо кушать». Это он так защищал теленка, жалел… Жуть, да? Но это их жизнь.

А мы, городские, повторю - лицемеры. Мы пользуемся уже магазинными, упакованными плодами производственной пищевой цепочки. Таким образом отстраняясь от жестокой действительности. Однако ни то, ни другое не отменяет факта. Эта масса хлынула в города и принесла сюда свою безмерную простоту отношений ко всему, в том числе - к жизни и смерти.

И еще прибавьте к тому десятки миллионов, прошедших через сталинские концлагеря. Они принесли с собой язык и нравы жестокой зэковской жизни с ее законом «Умри ты сегодня, а я – завтра».

В 90-е годы пришла свобода, воспринятая многими как вольница и вседозволенность.

А в нынешние времена – царит в массовом сознании официальная пропаганда агрессии, жестокости, насилия. По телевизору призывают обрушить на неугодные нам страны ядерный смерч, «превратить в пепел». И все это сопровождается почти матом. Да и не почти. Вспомним, как министр иностранных дел РФ во время совместной пресс-конференции с министром иностранных дел Саудовской Аравии в прямом эфире телевидения сказал не то про журналистов, не то про зарубежных оппонентов: «Дебилы, б….». За что получил одобрительные ухмылки значительной части населения, и лишь в некоторых кругах - прозвище «Дипломат из подворотни».

Но оно не отражает сути. Ведь суть в том, что подворотней становится все наше пространство.

Посмотрите на красивых, прекрасно одетых московских мальчиков и девочек, послушайте, как они буднично матерятся, не понимая, не осознавая грязи и мерзости. Для них это норма.

Это внуки, будущее страны. Вырастили и воспитали.