Одиночество как мировоззренческая категория практически всегда сопутствовала экстраординарным личностям. Однако общество и государство презентовало нам его исключительно в негативной форме.
Пройдя через масштабнейшие социальные эксперименты, способность человеческого разума функционировать автономно не только усилилась, но и практически стала одним из важнейших современных цивилизационных стандартов. Но так было далеко не всегда и не везде. Например, в России, в той или иной степени коллективизм, вплоть до стадности, всегда являлся основой социума. При этом желание отделиться от общества всячески порицалось и шельмовалось, фактически приравнивалось к девиации. Отчаянные одиночки, пытавшиеся противопоставить себя большинству, клеймились аутсайдерами и маргиналами.
На самом деле запрет на одиночество в современном мире является средством цензуры и контроля. Следует признать, что в значительной степени сама необходимость объединения с кем-либо, потребность существовать в группе, были продиктованы тактикой и стратегией выживания. На протяжении многих столетий подобной практики сформировались своеобразные общинно-племенные архетипы. Например, в период первобытных общественных отношений, одиночки просто-напросто съедались практичными соплеменниками.
Отсюда закрепившийся в подкорке страх остаться одному, который нещадно эксплуатируют различные психологи и прочие коучи-аферисты. Что удивительно, одно из самых неприспособленных к жизни мест, а именно — тюрьма, где скученность людей создает невыносимый физиологический дискомфорт, а их качество, мягко скажем, оставляет желать лучшего, не способствует казалось бы естественному желанию отгородиться и уединиться. Напротив, самым страшным наказанием для заключенных остается содержание в одиночной камере. К слову, я, переживая этот опыт, только и мечтала о подобном «наказании». На примере тюрьмы мы видим, как худшие условия (общая камера) — предпочитаются лучшим («одиночка»). Так работают импринты и архетипы.
В начале статьи я упомянула экстраординарных индивидуалистов. Здесь нельзя не вспомнить Маркиза де Сада, который творил свои произведения, будучи закрытым в психиатрической больнице Шарантон.
Есть масса мифов об одиночестве, усердно пропагандируемых масс-медиа. Например о том, что социальная изоляция губительно влияет на организм и здоровье человека. Что отсутствие стимулов из внешней среды вызывает сильнейшую тревогу. Что социальная изоляция является причиной и следствием психологических проблем. Не говоря о таком унизительном клише как идея о том, что «невозможно быть психически здоровым человеком, не имея близких отношений».
Я готова опровергнуть все эти тезисы до единого. Есть немало людей, которым комфортно только в одиночестве. Потому лишь, что в одиночестве человек не должен подстраиваться под кого-либо, следовательно испытывать психологический дискомфорт. Отсутствие стимулов из внешней среды должно вызывать тревогу лишь в экстремальных обстоятельствах — войны, аварии, болезни. В остальных случаях эта тревога — лишь следствие неразвитости сознания и недостаточной образованности, ибо образованный человек понимает ее природу. О ней я писала выше — это архаичные инстинкты, не более, психический атавизм. Ну и подозрение в личностной несостоятельности человека, не имеющего близких отношений, я бы квалифицировала как социальную нетерпимость, дискриминацию и даже террор, направленный на такую большую группу лиц, как например, асексуалы.
На определенном этапе развития человечества широко использовалась и применялась принудительная социализация. На примере «красного проекта» мы видим, что это не привело ни к развитию индивидуальности, личности, ни к общественному благу. И, напротив, обернулась трагедиями и кровью. Достаточно вспомнить советскую коллективизацию, индустриализацию и систему концентрационных лагерей, в софт-времена трансформировавшихся в пионерские. Большего насилия над ребенком, бессмысленного и беспощадного, сложно было представить.
В результате советский человек становился приспособлен к жизни каким-то садистически-изощренным образом. С детства принуждаем жить в коллективе. Ясли, детсады, все эти легализованные пытки — неспроста. Тошнотворные компоты, манные каши, дневной сон «по команде» и прочая социалистическая инквизиция. На поток было поставлено изготовление этаких крепышей, пупсов, эстетически явно проигрывавших своим немецким аналогам. Откармливали детей буквально на убой, взвешивали обезличено, словно мешки с картошкой и добавляли «плюс кг». Я так нынче думаю — кормили их с умыслом, на голодные времена, чтоб питались некоторое время подкожным жиром, вместо мозговых резервов, давно убитых тяжелым отечественным импринтингом.
Интересна судьба одиночки в России. Например, писателя или поэта. Бродский был редким случаем удачливого поэта-одиночки. Не вступавший ни в какие коалиции, не ставший ни на йоту советским, пройдя через преследования и ссылку, он благополучно выбыл из «империи зла» в нобелевский элизиум историческим триумфатором. Его критик — Эдуард Лимонов, назвавший Бродского «поэтом-бухгалтером» за просчитанную, по его мнению, биографию, сам тоже, на мой взгляд, пытался просчитать свою. Но не просчитал, а просчитался. Лимонова можно назвать одиночкой лишь на фоне либеральной среды, некоего системного либерального гетто, которому он себя противопоставлял. Но в жизни им владела поистине большевистская страсть к толпе. Окруженный «толпою черных мальчиков», он шел к монументальной биографии, но пришел к посредственной. Европеец, живший где-то в глубине его души, был буквально раздавлен пропутинским большевиком.
Что же касается меня, то меня всегда утомляли как коллективы, так и любовные идиллии — и в жизни, и в литературе. Впрочем, столь же бессмысленны любовные драмы — убийство времени и нервов, кража личной энергии. Всякие «к чему-то обязывающие отношения» были для меня петлей на шее. Как и работа на кого-то, кроме самой себя. Ибо я намерена делать лишь то, что хочу я, тогда и так, как мне это удобно. Компромисс деформирует. Не говоря о том, что я не находила ни в отношениях, ни в общественно-принудительной деятельности никакого смысла (выгоды) для себя. Да, смысл без выгоды — это абстракция. Как бы ни были милы некоторые люди, комфортно я себя чувствовала только оставшись одна. Писать, в принципе, можно только в одиночестве. Писатель должен жить один. В большом доме. В большом доме. Один.