Голая Венера на картине не понравилась цензорам из Екатеринбурга

Диляра Тасбулатова

Вообще странное слово – причинные; какое-то протокольное, сразу представляется мед. атлас – я много таких видела, со уже сгнившими причинными (бабушка у меня была венеролог, так что я с детства даже и к подгнивающим гениталиям обоих полов относилась с медицинским, скажем так, цинизмом). Бесстрастно относилась, в общем, хотя мне было тогда лет десять-пятнадцать.

Дома повсюду валялись книжки с изображениями провалившихся носов и отвалившихся, извините, боюсь цензуры, на последней стадии сифилиса членов. И не членов Политбюро – хотя непонятно, что страшнее, сами понимаете.

С другой стороны, мама, в противовес, так получается, бабушке с ее этими жуткими с книжками, выписывала для меня не только журнал «Пионер», а еще раньше «Мурзилку», но и журнал «Художник» и еще что-то вроде «Искусства СССР» (точно не помню).

И в моей детской голове всё это как-то помещалось, хотя мама переживала, что я почти с одинаковым интересом рассматриваю эти отвалившиеся причинные и, с другой стороны, тициановскую Венеру. Бабушка была не против Венеры, но Тургенева советовала припрятать с глаз долой, чтобы не портить мне дальнейшую женскую мою жизнь излишним идеализмом, а венерические, наоборот, книжки не прятала: пусть, мол, знает, что такое человек и какова его физиология, Тициан этому не научит. А Тургенев тем паче.

В общем, одна прятала Тургенева, а другая – атласы с отвалившимися и подгнившими. Мама у меня в молодости была такая женщина, которая, родись она пораньше на полвека, при мужчинах не говорила бы о капусте, бородавках, собаках – как учит «Домоводство» издания конца 19 века; но все-таки заклеить скотчем причинные у тициановской Венеры и других Венер, включая Аполлона и прочих голых мировой живописи не решилась бы. Хотя в школу ее как-то вызывали по причине распространения ее дочерью порнографии: я принесла в школу книжку «50 великих художников», которая, разумеется, так и пестрила голыми, по выражению этой учительницы. Не обнаженными, а именно что голыми: гляди, баба голая, гогочут подростки, подглядывая, например, в бане.

То есть, смотрите, не будучи какой-то особенной, двойка по математике, а некоторые меня считали законченной тупицей, да еще совсем маленькой, я как-то разделяла голых и обнаженных. Зато самодельные карты с голыми (именно голыми) девицами, не особо красивыми, подружками, наверно, уголовников, привели нас с Катькой, тогдашней подружкой, в смятение. Их откуда-то приволок Борька, Катькин старший брат, и Катька у него их на время позаимствовала – мне показать. Так вот, Катька, дочь уборщицы и сапожника, в доме ни одной книги, тициановской Венерой любовалась, как, собственно, и Венерой Джорджоне: то есть десятилетний ребенок из неблагополучной семьи (отец их страшно избивал) понял, что Венера отнюдь не маруха, подружка рецидивиста.

Вот кому быть арт-директором этой галереи, где стикеры на «места» клеят: картины, правда, ну сами судите, далеко не тициановского уровня. Там скандал смешной: валят друг на друга, арт-директор говорит, что художник (мазила на самом деле) сам проявил инициативу, а потом поднял хайп: мол, это пиар акция, нет у нас никакой цензуры. Вот и Мединский (дословно цитирую) сподобился: «что в России невозможно ввести цензуру. У Минкульта нет физических полномочий на подобные действия». Другие СМИ пишут, что, мол, заклеили из-за письма какого-то бдительного родителя, который не хотел чтобы его чадо знало, как устроена женщина сиречь голая баба; третьи еще что-то пишут, не суть.

Суть же вот в чем: кто там у них виноват, кто заклеил, а кто отклеил, неважно. Важен сам прецедент – коль скоро такое возможно даже и в качестве казуса, то мы медленно, но уже набирая скорость, движемся как раз, как ни странно, к … порнографии. Ибо запрет и страх тела и есть удар по культуре и, таким образом, шаг к порнографии: непонимание разницы между голыми и обнаженными, тюремных картишек и Тициана – и есть скатывание вниз, на самое дно низовых форм.

В общем, уже даже не смешно.