Пробуждающие сны Рене Магритта: почему стакан стоит на зонтике

Владимир Вестерман

«Без тайны ни мир, ни идея невозможны»

Бельгиец, абстракционист, дадаист, кубист, футурист, постимпрессионист, сюрреалист и магический реалист Рене Франсуа Гислен Магритт двенадцать часов в сутки спал, а все другие двенадцать работал. За сорок лет непрерывного труда из всего длинного перечня жанров искусства, которыми он владел, главным стал магический реализм.

И вдобавок сотни интерпретаций почти всего его наследия, созданного этих тихим с виду человеком, почти не выходившим из своей комнаты в его брюссельском доме. Получается, что этот затворник, сидя в основном дома, открыл миру новую Вселенную. И поскольку искусство, по его словам, «тайна из тайн, разгадать которую невозможно», то непонятно, каковы наши шансы, погружаясь в его магический реализм, разгадать таки эту тайну мироздания.

«Мои картины – не сны усыпляющие, а сны пробуждающие», говорил он. Что правда, то правда: на его картинах мы действительно видим персонажей пробудившихся сновидений.

Скажем, жокей, заблудившийся среди громадных… шахматных фигур. «Заблудившийся жокей» появился в 1926 году, то есть через 28 лет после появления на свет Рене Магритта в бельгийском городке Лессин, в семье коммивояжера. И за пятьдесят с лишним лет до интервью французском телевидению в комнате с пятью механизмами, отбивавшими время. Часы отбивали, кинокамера снимала, а художник рассказывал о себе…

Магритт поведал тогда, что больше всего ненавидит в этом «мире вне нас». И перечисляет, что именно ненавидит. Большинство, говорит он, ценят эти качества, а вот он, Рене Магритт, внешне похожий на малопримечательного буржуа, а не на мятежного художника, ненавидит: самопожертвование, терпение, профессиональный героизм – все эти обязательные достойные чувства. Кроме того, среди самого ненавистного еще и украшательства, фольклор, реклама, голоса радиоведущих, бойскаутов, аэродинамика, выпуски новостей и пьяницы (!). И ещё путешествия на дальний и ближний край света: для меня самое лучшее путешествие – по моей комнате, говорит этот добровольный затворник. Особенно ему неприятно летать на самолете и даже ездить на автомобиле. Поэтому всю жизнь он ездил на трамвае…

Ну а что же он тогда любил? Тонкий юмор (то, что скрыто), длинные волосы, женские коленки, смех детей, когда им никто не мешает, девочку, бегущую по улице… К мальчику Рене, к себе самому, к своему детству, питающему его воспоминаниями, он испытывал самые теплые, искренние чувства. Этот мальчик, став художником, вспоминал, что то ли во сне, то ли наяву видел птицу в небе и мечтал ее поймать. Шахматные фигуры его пугали и, наверное, поэтому в них заблудился жокей, созданный обретшим свой стиль магическим реалистом. Впрочем, возможно, тут другая причина, и мы никогда не догадаемся, какая именно.

В детстве он жил рядом с вокзалом, и как раз с этого вокзала вся семья тронулась в путь, покинув Лессин и отправившись в Шарлеруа, в 50 километрах от Брюсселя. Люди они были совсем небогатые, порой не удавалось свести концы с концами.

Возможно, бедность и депрессия толкнули его мать на самоубийство - в 1912 году она бросилась с моста в реку. Тело нашли через семнадцать дней, её лицо было обмотано какой-то тканью. На картине Магритта «Влюбленные» Он и Она изображены с лицами, обмотанными тканью. Так, по мнению сюрреалистов, художник выразил трагедию, которая случилась с ним в подростковом возрасте.

Сон, Фрейд, подсознание, психоанализ. Сам Магритт, правда, отрицал это «сюрреалистическое сочетание». Аккуратный человек в пальто и шляпе, не имевший привычки капать краской на ковер, тщательно одетый, корректный, он тем не менее не отступал от своего убеждения: «Искусство, как я понимаю, не подвластно психоанализу». Это – всегда тайна, непознаваемая «империя смыслов». Как, например, его «Империя света» во всех вариантах, маслом и гуашью. Самый поздний вариант 1967 года: у входа в дом горит мягким светом приветливый ночной фонарь, а над домом по голубому небу плывут белые облака. Ночь и день неразделимы. Словно слова в названии картины и ее живая, подвижная статика.

Рене Магритт не сразу нашёл свой неповторимый стиль, повторенный множеством подражателей и неисчислимое число раз, использованный в кинематографе, рекламе, промышленной упаковке, - всюду, везде, повсеместно. Был он и футуристом, и кубистом, и абстракционизмом. Познакомился с Кирико (тот был старше Магритта на десять лет), чья картина «Поэзия любви» произвела на молодого художника колоссальное впечатление:

«Я понял, как писать картины, избегая скуки надоевших образов! …Мы должны пережить заново впечатления мира с чувствами ребёнка, который вначале видит все перевернутым. Я сообщаю скучным вещам новую жизнь».

В начале пути к новой жизни, ещё в Лессине, его переживания были тем, что многократно изучено, но так и не понято. Этот заурядный секретер, рядом с колыбелью, и паровозные гудки, доносящиеся с местной железной дороги, стучащие как колеса… Но своими тайнами обладали и секретер, и гудки паровозов, и небо в окне, и птица, до которой невозможно дотянуться. Ему было четырнадцать лет, когда он на кладбище увидел художника, который рисовал деревья, небо, облака и старинные колонны. Рене влюбился в живопись, показавшейся волшебным видением. Художник – маг, решил он и поступил в Королевскую академию изящных искусств, в 1916 году. За три неполных года освоил академический курс, правда, не до конца: не захотел быть как все. Они, академические художники, думает Магритт, хоть и способные, а порой даже талантливые, но на все готовы, рисуют все что угодно и для кого угодно, а в этом нет ни своего почерка, ни подлинного «искусства изображения».

«Искусство изображения — это искусство мышления, призванное подчеркнуть важность человеческой способности видеть…» (Тема его лекции 1939 года). Развитие темы: «Искусство изображения имеет целью с помощью чисто визуального восприятия внешнего мира и с помощью одного лишь зрения усовершенствовать зримое. Мы вопрошаем картину наугад вместо того чтобы прислушиваться к ней. И нас удивляет, когда ответ, который мы получаем, не откровенный».

Так спросите себя: что делаем мы, чтобы получить откровенный ответ?

Ну, скажем, внимательно смотрим на его картину «Каникулы Гегеля». И не очень понимаем, почему каникулы и при чем тут Гегель. Мы не видим ни отдыха великого философа, ни его самого. Обычный раскрытый зонт и стакан, который стоит на этом зонте. Мы думаем, что художник смеется над нами и вводит в состояние полного недоумения. И чтобы разобраться, пытаемся выяснить, что по поводу этой «сюрреалистической насмешки» писал сам Магритт. Кстати, он был ещё и хорошим писателем, умевшим замечательно рассуждать о том, что сам называл «магическим реализмом». А по поводу «Каникул» написал: «Моя последняя картина началась с вопроса: как изобразить в картине стакан воды таким образом, чтобы он не был нам безразличен?» И вот тут мы ловим себя на мысли, что хоть стакан нам и небезразличен, но нам всё же интересно, почему он вдруг оказался на зонте. Магритт же продолжает:

«Поначалу зонтик стоял внутри стакана (набросок), но потом оказался под ним (набросок). Так я нашёл решение первоначального вопроса: каким образом стакан воды может быть изображен гениально. Скоро я сообразил, что этот предмет мог бы очень заинтересовать Гегеля (он тоже гений), ведь мой предмет соединяет в себе два противоположных стремления: не хочет воды (отталкивает её) и хочет воды (подхватывает её). Я думаю, ему бы понравилось или показалось бы забавным (например, во время каникул). Поэтому я назвал картину “Каникулы Гегеля”».

И тут в наше сознание закрадывается «крамольная» мысль, которая потом кажется единственно верной - а ведь он прав, лучше и не назовешь. Гегель, как это ни смешно покажется, сейчас - на каникулах.

И мы, глядя сквозь разбитое окно, находясь среди странных деревьев, на заброшенном берегу «вечного океана», всматриваясь вдаль через открытую в небо дверь, начинаем понимать, каким на самом деле грустным человеком был Рене Магритт, и как, наверное, бывало ему тягостно в его заурядном буржуазном окружении, в этой тоскливой мещанской квартире…

Спасала, правда, ирония. Без неё - как Кьеркегор говорил, ирония как способ существования - не могли быть созданы не только его картины, но и названия, которые он придумывал вместе с друзьями-литераторами. Вот они, названия самых знаменитых его полотен, проданных с аукционов: «Черная магия», «Свершение невозможно», «Мистерия горизонта», «Личное достояние», «Проницательность», «Слушающая комната», «Пронзенное время», «Мадам Рекамье», «Великая война», «Песня любви», «Компаньоны страха», «Обольститель», «Божий салон», «Фальшивое зеркало», «Удел человеческий».

«Гнев богов» - картина, на которой не увидишь никакого «гнева», ни самих «богов», ничего. А изображен там жокей, скачущий куда-то на крыше автомобиля. Автомобиль едет, жокей скачет. Другая картина носит название «Вероломство образов», но никаких признаков хотя бы малейшего «вероломства» отчего-то не видно. Только курительная трубка, а под ней фраза по-французски «Это не трубка».

Его спрашивали: «Это почему же не трубка, когда это именно трубка? - Нет, - отвечал Магритт, - её нельзя набить табаком и выкурить, вытянув ноги к камину. Поэтому это изображение трубки, а не она сама. Никому ещё не удавалось набить табаком и выкурить изображение».

Ни одному человеку в мире не доводилось увидеть на морском берегу и эту русалку, у которой верх рыбий, а низ женский. Это придумал Магритт, и он же нарисовал. «Коллективное изобретение», созданная в 1934-м картина, стоит теперь несколько миллионов долларов, а при жизни художника была раз в сто дешевле. Будущий триумфатор, один из самых дорогих художников мира, всесветно знаменитый, при жизни, даже и в последние свои годы, он так и не стал тем, кто может оклеить купюрами стены своего дома. Кстати говоря, весьма скромного.

Его ранние футуристические работы почти не продавались. Первого «Заблудившегося жокея», сюрреалистического, удалось, правда, пристроить за небольшие деньги. Да и первая выставка, в галерее Сенто, не принесла большого успеха. Критики отзывались весьма прохладно - и настолько прохладно, что Магритт принял решение уехать в Париж и примкнуть к группе сюрреалистов во главе с Максом Эрнстом, при живом участии Сальватора Дали, Луиса Бунюэля и Поля Элюара.

Поначалу его вроде приняли, как молодого и способного, а потом что-то пошло не так, вся эта команда перессорилась, не поделив жён и любовниц, углубилась в политику, - а главное, то, что Магритту, видимо, было не по душе, смыслом их жизни стал вечный эпатаж. В общем, разочарованный тихий бельгиец отбыл обратно в свою умиротворяющую Бельгию, деревню по сравнению с грохочущим Парижем.

Отбыл чтобы не тусоваться, как сейчас бы выразились, а работать в тишине. И иногда слушать, как жена его, Жоржетта, музицирует, играя на пианино, и выгуливать любимую собаку, которую он после её кончины превратил в… чучело, прибавив, что была бы его воля, он бы наделал чучел из всего, что нас окружает (!)

Ну а сюрреалистам Максу Эрнсту, Дали и другим асоциальным типам Магритт, конечно, не пришёлся ко двору, ибо в реальной жизни к эпатажу был мало склонен: никаких перфомансов не устраивает, голым по саду не бегает, причем в свете яркого дня, к групповухе и прочему разврату равнодушен, не пьёт, не нюхает и не колется, - что с него взять. Правда - несмотря на то, что его изображения на полотнах чётки и конкретны – зато соединение несоединимого на полотнах неожиданны, парадоксальны и прямой трактовке не поддаются. Чего стоит красочный рисунок Магритта, придумавшего не зашнурованные полусапоги, у которых голенища органично переходят в голые ступни человеческих ног! Однако сюрреалисты, как считал Магритт, его не поняли:

«…Они решили, что моя «Красная модель» — пример комплекса кастрации. Выслушав несколько объяснений подобного рода, я сделал рисунок по всем «правилам» психоанализа. Естественно, они проанализировали его так же хладнокровно. Ужасно видеть, какому глумлению может подвергнуться человек, сделавший один невинный рисунок… Возможно, сам психоанализ — лучшая тема для психоаналитика».

«Сын человеческий» - пожалуй, самая неоднозначная, спорная, знаменитая и магическая его картина, выдержавшая наибольшее число подражаний. Датирована она 1964 годом. На ней - тот же невозмутимый человек в котелке, как на нескольких десятках его работ. Но повтор здесь не ради повтора - с помощью одного и того же персонажа Магритт рассказывает совсем другую историю: раньше лицо человека в котелке закрывала, к примеру, птица или несколько таких же господ, словно капли дождя, падали с неба («Голконда», 1953). Теперь же – яблоко вместо лица. Эрик Ринкаут, арт-критик, автор книги «Магритт без покрывала», писал:

«Яблоко — это стародавний символ сексуальности и греха. Но Магритт считал, что в его картинах нет символов и говорил, что яблоко — это просто яблоко. Пень держит топор как забавную угрозу: больше ты не срубишь ни одного дерева! А яблоко после Магритта стало важным элементом культуры, вдохновило и The Beatles. Джон Леннон был большим фанатом работ Магритта. У Йоко Оно тоже было 13 его работ».

В самом большом в мире музее Магритта в Брюсселе по адресу Esseghemstraat, 135 представлены 250 работ художника, который «иногда видел сны, но ни на мгновение не терял осознания своей личности». Туда приходят экскурсанты, и слышат пять часовых механизмов, отбивающих время, гудки поездов на станции Лессин, приглушенные звуки пианино и лай любимой собаки художника. Там же – афиша немой кинокартины «Фантомас», на которую Рене попал, когда ему было немногим более пятнадцати. Часть стен оклеена обоями с большими цветами, их Магритт рисовал, работая в начале 20-х на обойной фабрике, а потом нарисовал громадную «Розу», занимающую целую комнату. И куратор дома-музея расскажет экскурсанту то, что не так уж известно, но магически реально:

«Магритт хотел изменить наш взгляд на мир, забрать горечь повседневности. Обычная жизнь заставляла его скучать: он был довольно грустным человеком — это видно по его письмам. И он бежал от реальности — как будто бы в воображаемую дверь, которую часто изображал на своих картинах. Поэтому Магритт так близок всем поколениям: подобно Дали, у него фантастическая техника, но в отличие от других сюрреалистов он показывал нам совершенно будничные, повседневные вещи, создающие обманчивый эффект легкости понимания».

И ещё любой, кто захочет, узнает в этом доме, что любимым художником Рене Магритта был Иероним Босх, любимой книгой - «Алиса в стране чудес», что был он поклонником раннего романтизма и что в пятидесятые прошлого века снимал со своими друзьями немое кино на восьмимиллиметровую плёнку, и кадры эти представляют живого, ироничного Магритта и его жену, единственную модель, Жоржетту, с которой он, начиная с 1922 года, прожил 45 лет, познакомившись в далеком 1913-м в городском парке - на весело вращавшихся цветных карусельных лошадках...

И, вероятно, в тот час, когда все посетители покинут музей, в наступившей тишине пролетит бесшумно Синяя Птица, и послышатся слова Мориса Метерлинка, вдохновившего юного Рене безошибочно соединять несоединимое, став одним из крупнейших в ХХ веке магическим реалистом:

«Мы бродим наугад по долине, не догадываясь о том, что все наши движения воспроизводятся и приобретают своё истинное значение на вершине горы, и необходимо, чтобы время от времени кто-нибудь пришёл к нам и сказал: поднимите глаза, посмотрите, что вы такое, посмотрите, что вы делаете. Мы живём не здесь, наша жизнь там, наверху. Этот взгляд, которым мы обменялись во мраке, эти слова, не имевшие смысла у подножия горы, — посмотрите, чем они стали и что они значат там, над снежными высотами».

И бренное оказывается вечным, а лирическая свобода - самой свободной, а сюрреализм, по словам Андре Бретона, – «яйцом кукушки, положенным в гнездо с помощью Магритта», а тайна – сущностью мира, по словам Магритта.

«Я бы хотел, чтобы мои картины были нужны только тогда, когда люди задумываются над тем, что на них изображено».

Диляра Тасбулатова:

В прошлом году в США состоялась громадная интерактивная выставка Рене Магритта, в Сан-Франциско и Нью-Йорке. Оба города как будто жили этим событием: повсюду, даже в кафе и на рекламе, на растяжках и баннерах, были репродукции его картин. В Сан-Франциско выставка была сделана так, что посетители могли «влезть» внутрь его картин, стать «соучастниками» и «персонажами».

Магритт действительно предвосхитил многое из того что будет «модно» в ХХ веке и, хотя отрицал психоанализ и слишком заумные толкования своих картин, сумел проникнуть в суть человека, понять его намерения, и его темные стороны. Именно поэтому он поистине великий художник, видевший не поверхность вещей, а их потаенную суть. Я сделала несколько любительских снимков с его выставки.