Маргинальный гений. Кире Муратовой исполнилось бы 85 лет

Андрей Плахов

Июнь 2018. В Одессе на 84-м году ушла из жизни Кира Муратова, внесшая огромный вклад в искусство кино — советского, постсоветского и мирового. И хотя у нее не было «Оскаров» и «Пальмовых веток», а самым значительным в ее коллекции наград оставался спецприз «Серебряный медведь» Берлинского фестиваля за картину «Астенический синдром», ее место -- рядом с Бергманом, Годаром, Антониони.

В отличие от них, Муратова всю жизнь прожила вдали от столиц — в любимой Одессе с ее теплой приморской атмосферой и маргинальной киноиндустрией. Там она построила неповторимый художественный мир и придумала столь же особенный киноязык. Творческий путь Муратовой, начавшийся еще во второй половине 1950-х, пунктиром прошел через оттепель, застой, перестройку, период первоначального накопления, «оранжевую революцию» и контрреволюцию, дойдя до сегодняшней опасной грани, на которой оказались в своем конфликте Россия и Украина. Будучи чуждой любой «национальной идее», Муратова в силу присущего ей благородства оказалась на более уязвимой стороне — украинской. Независимо от этого в XXI веке она осталась самой крупной фигурой русскоязычного и по сути российского кино.

Дыхание всех пережитых эпох ощутимо в фильмах Муратовой, но главная их ценность — в постижении вечной природы человека, одновременно прекрасной и монструозной. Муратова всегда была честна и бескомпромиссна, она жестока, когда «ставит человечеству ноль» (фраза из фильма «Три истории»), но все это было уравновешено глубинным, лишенным лицемерия гуманизмом. В кинематографе Киры Муратовой различимы классический, модернистский и постмодернистский периоды, а также совсем поздний, в котором ее «легкая муза» пробивается сквозь нарастающие пессимизм и депрессию. Муратова с самого начала никуда не вписывалась: ни во ВГИК, ни в Одесскую киностудию, ни в западную фестивальную тусовку, одно время шумно превозносившую ее. Даже подданство у режиссера было не российским, не украинским и не советским, а румынским. Доставшееся от матери, оно причиняло тогда немало хлопот. Единственное свидетельство принадлежности Муратовой к ареалу советского кино — то, что она окончила мастерскую Сергея Герасимова и начала работать не без его помощи и поддержки. Но и она не спасла ранние муратовские фильмы от полочной судьбы. Сегодня сложно понять, чем так раздражили цензоров «Долгие проводы», а до них — «Короткие встречи», «провинциальные мелодрамы» о простых людях и их простых чувствах. Именно эти черно-белые фильмы Муратовой, вобравшие антураж и стиль 1960-х — начала 1970-х годов, нисколько не устарели, в отличие от многих образцов кино той эпохи. Идеально чувствуя и слыша своих соотечественников (в ее фильмах неповторим голос южнорусской улицы), Муратова ухитрилась снять первые в нашей кинематографии несоветские — не путать с антисоветскими — фильмы.

С них начались долгие проводы советского кино.

Зинаида Шарко сыграла в «Долгих проводах» великую роль -- а между тем она сыграла «пошлую женщину». То есть совершенно нормальную -- в меру эгоцентричную, в меру неврастеничную, не по возрасту кокетливую, с ищущим голодным взглядом – такую, каких полно кругом. И вместе с тем она уникальна: такой ее сделала Муратова. Обреченный исторгать слезы финал «Долгих проводов» замечателен тем, что сын вдруг прозревает в матери, учинившей хамский скандал в театре, одинокое существо, которому больше жизни нужна ласка. Героиня Шарко -- это и есть советский народ, которому в его состоянии врожденного невроза по сути так немного требуется для счастья. Фильм Муратовой «Среди серых камней» был изуродован и выпущен под чужим именем. Только в перестройку были сняты с полки и восстановлены ее ранние картины. А она в это время сняла «Астенический синдром» с невыносимыми сценами в собачьем «освенциме» и отчаянным матерным монологом в финале. И хотя это один из самых трагических фильмов Муратовой, но в нем недаром появляется фигура толстой школьной завучихи, столь органичной в своем одноклеточном естестве, что невозможно ею не любоваться. Красота человека, как и всего сущего, в муратовской концепции определяется его естественностью, а совсем не культурным или моральным цензом. Чем примитивнее экземпляр людской породы, тем непроизвольнее проявляется его самоценная сущность. Чем больше ее требования задавлены «надстройкой», тем сильнее они прорываются астенией или агрессией, внутренней либо внешней истерикой. В «Чеховских мотивах» Муратова дразнит истеблишмент и массовый вкус зрелищем бескомпромиссным и хулиганским. Режиссер остается, подобно одной из героинь своего фильма, «террористкой-ниспровергательницей в душе» и напоминает о временах авангарда, когда слово «террор» ассоциировалось не только с политикой, но и с эстетикой и даже с этикой. А в «Мелодии для шарманки» Муратова заставляет зрителя совершить долгое и мучительное путешествие вместе с двумя детьми-сиротами через храмы потребительской цивилизации: супермаркеты, казино, новогодние ярмарки тщеславия. «Шедевры пессимизма» чередовались у Муратовой с фильмами, которые она сама характеризовала как «салонные и абсолютно поверхностные». Например – «Увлеченья», или «Два в одном», или «Настройщик». Или «Вечное возвращение» -- -- своего рода шутка гения, вдохновленного «легкой музой».

Когда прошла мировая премьера фильма на фестивале в Риме, Кира Георгиевна вспомнила мою давнюю статью об «Увлеченьях», которая так и называлась – «Легкая муза». И сказала, что даже хотела посвятить мне новую картину, но подумала, что это будет претенциозно. Легкая муза, возвращаясь к ней, помогала на время отодвинуть усугубляющееся чувство безысходности.

Муратова сама снялась в своих «Коротких встречах» вместе с Владимиром Высоцким и дебютировавшей здесь Ниной Руслановой. Даже самые именитые актеры раскрывались по-новому в ее фильмах. Часто приглашая московских знаменитостей, таких как Олег Табаков, или Алла Демидова, или Сергей Маковецкий, Муратова всегда оставалась верна своим одесским землякам: Наталья Бузько, Георгий Делиев, Леонид Кушнир были постоянными членами ее творческой команды. Особенную роль в ней играл драматург и художник Евгений Голубенко, муж Киры, чью поддержку она чувствовала до последних дней, когда уже не имела сил снимать.

Еще одним ключевым персонажем ее кинематографа была Рената Литвинова. Апофеозом меланхолии, которая пронизывает «Вечное возвращение» -- эту картину о муках кинотворчества и непобедимости жизни -- становится героиня Литвиновой, возлежащая на тигрового окраса подушке: красота, раздавленная пошлостью. Или торжествующая над ней.

Весть о смерти Муратовой пришла в разгар «Кинотавра». В свое время она любила бывать на этом фестивале. Здесь показывала свои фильмы и смотрела чужие, получала награды, ходила на пресс-конференции и обсуждения. И не за одними похвалами. Чего только ни приходилось ей порой услышать в свой адрес. Трое известных мужчин-режиссеров, давно страдающих творческой импотенцией, буквально корчились от злобы и зависти, говоря про очередную картину Киры Георгиевны. Сегодня двоих из них нет в живых, третий очень дряхл. Забыты имена гонителей ранних фильмов Муратовой. Сами эти фильмы останутся в сокровищнице кино навсегда.