Американский бунт - бессмысленный и беспощадный: почему "Джокер" невыносимо плох

Алина Витухновская, писатель

Далее была продемонстрирована его стандартная беседа с психоаналитиком из социальной службы, то есть, бесплатным, равнодушным и подневольным исполнителем. По стандартам Запада, где психоаналитик — есть практически духовник, поверхностный госслужащий, выписывающий Артуру (главному герою) необходимые лекарства — это очень низкий уровень сервиса. Притом, что доктор — есть всевидящее око «старшего брата», лишь имитирующего эмпатию. Но физиологию не обманешь, и потому Джокер просит увеличить дозу препаратов, на что получает предсказуемый отказ.

Весь фильм пропитан дешевизной — начиная от копеечных декораций и реквизита, и заканчивая простейшими приемами художественной подачи. Это нечто среднее между артхаусом и советским кино 70-х годов прошлого века со слишком прозрачными намеками и непристойно-упрощенными представлениями о добре и зле.

По всей видимости, картина намеренно апеллирует к глобально растущей неосоциалистической целевой аудитории — чтобы не шокировать публику видами дорогих апартаментов, шикарных автомобилей и отгламуренных красавиц. Все потерто, помято, подшито, рваненько. Буквально смердит нищетой. Мы наблюдаем то ли тридцатые годы Советской России, то ли Великую депрессию в США. Но, видимо, это и есть дух времени, либо та навязываемая реальность, в которой истерика и безысходность, бедность и бесправие становятся не просто близкими и понятными, а своего рода «нормой жизни» не только в привычной для этого России, но и в нынешней Америке, к сожалению. В целом, фильм нарочито несовременен и латентно комплиментарен опостылевшему традиционализму. Уже поэтому он невыносимо плох.

Обреченные левацкие комикс-революции с безлицыми бессубъектниками — этим априори некачественным человеческим материалом, вновь восстают на широких экранах кинотеатров и гигантских домашних телевизоров. Персонажи из фильма «V — значит вендетта» в масках анонимов до толпы агрессивных зевак из «Джокера» становятся современными символами воинствующего люмпениата, погружая зрителя в невротическую ажитацию, в предвкушение псевдореволюционного буйства, за которым, впрочем, не последует ничего, кроме еще большей фрустрации и разочарования.

При просмотре фильма возникают ассоциации с такими депрессивными персонами арт-рынка как, например, Марина Абрáмович, которая артикулирует смыслами и фобиями определенных социальных групп, нуждающихся в некоем образе, персонифицирующем их невротическое отсутствие в действии, то есть, симулирующим их присутствие. В том числе и на современной политической арене.

Артур-Джокер стилистически схож с мрачными героями альтернативной рок-сцены, такими как Клаус Номи и Ник Кейв, но в отличие от них, он, как и режиссер фильма Тодд Филлипс, начисто лишен и харизмы, и таланта. В некотором роде Джокер — это апофеоз бунтующей бездарности, буквально — восставший голем.

Воистину, Голливуд перестает быть Голливудом и превращается в провинциальную европейскую малобюджетную артхаусную студию, пропитанную смрадной мусорной жижей Жижека. Антикапиталистический посыл фильма, выдаваемый за новейшие социальные претензии общества к тому, что принято называть системой и государством, выглядит слишком нарочитым. Поигрывая на нервах общественного недовольства низших слоев населения, посредством подобных тряпичных образов формируется нехитрый дискурс, который, по замыслам его неомарксистских «вождей», призван сместить точку (точнее — поле) сборки массового бессознательного в сторону чаемого преобладания стадных идей, но теперь уже в глобальном масштабе. Безусловно, Голливуд не всегда был таким, хотя «полевел» он весьма значительно примерно лишь за последние пару-тройку десятков лет.

Но вернемся к видеоряду. По сюжету город задыхается в мусорном коллапсе и атакуется полчищами крыс, что превращает фильм в дешевую пародию на оруэлловскую дистопию с намеком на современные экологические и миграционные проблемы. Главный герой не страдает, ибо является комиксовым невротиком. Артур — архетипический невротик, исполняющий роль невротика, который лишь имитирует страдание. Он не может страдать, потому что он уже вышел за рамки дихотомической ловушки, превратившись в антигероя и одновременно идола всех убежденных нищих — активистов всего «бессмысленного и беспощадного». Кроме всего прочего, главный герой — инцестуальный тип, одержимый ложными идеями всеобщей социальной справедливости как альтернативы сложившемуся мироустройству.

О нуждании в чувствах главного героя, выразившемся в его стремлении познакомиться с якобы своим биологическим отцом Томасом Уэйном (мэром Готэм-Сити), можно было бы вообще не упоминать, если бы не одно обстоятельство — именно оно послужило дальнейшему разрастанию конфликта Артура с «бездушным» обществом, закончившимся для обеих сторон весьма трагически.

Психическая болезнь Артура — это всего-навсего концентрат общественного помутнения, разлитого равномерных слоем и потому менее яркого и заметного, но проблему которого современные левые предлагают решать с помощью массового заражения им всего человечества, чтобы затем возглавить глобальный парад сумасшедших.

Фильм получился бы по-настоящему интересным и захватывающим, если бы Джокер был представителем чистого хаоса и чистого зла, а не обыкновенным обезумевшим социальным девиантом. На самом деле — нечто неведомое, иррациональное, так называемое чистое зло — для сознания гностического (назовем его условно так) или же иного — это то или примерно то, что справедливость — для обыденного сознания. Но Джокер как злодей не дотянул даже до центральной фигуры «Американского психопата».